Сердце мое полно нежности к калекам, бастардам и сломанным вещам
Дары смерти. Глава 35. Кинг-Кросс.
Я собиралась разобраться с Бузиннной палочкой, но мимо такого эпизода пройти не могу.
читать дальше
И тут сквозь окружающую бесформенность донёсся звук: тихие, глухие удары, как будто что-то хлопало, билось, корчилось. Звук был жалобный, но какой-то слегка непристойный. У Гарри возникло неприятное чувство, будто он подслушивает что-то тайное, стыдное.
Ему вдруг захотелось оказаться одетым.
Не успел он пожелать этого, как рядом с ним появилась одежда. Он взял её и надел. Одежда была мягкая, чистая и тёплая. Поразительно, как это она появилась в тот самый миг, когда он подумал о ней…
Гарри встал и огляделся. Может быть, он в какой-то огромной Выручай-комнате? Чем дольше он приглядывался, тем больше видел. Высоко вверху поблёскивал на солнце большой стеклянный купол. Может быть, это дворец? Всё было тихо и спокойно, не считая этого стука и шебуршания где-то совсем рядом, в тумане…
Гарри медленно обернулся. Окружающее пространство, казалось, обретает форму у него на глазах. Просторное помещение, светлое и чистое, зал, намного превосходящий размерами Большой зал Хогвартса, с прозрачным стеклянным куполом вместо крыши. И совсем пустое. Он был здесь совсем один, кроме…
Гарри отшатнулся. Теперь он увидел источник шума. На полу сжалось в комок существо, похожее на маленького голого ребёнка, но с грубой, шершавой, как будто ободранной кожей; дрожа, оно лежало под стулом, куда его затолкали, как ненужную вещь, чтобы убрать с глаз долой, и тяжело дышало.
Гарри боялся его. Существо было маленькое, хрупкое, израненное, и всё же Гарри не хотелось подходить к нему ближе. Тем не менее он стал медленно двигаться к стулу, готовый отскочить в любую секунду. Вскоре он мог бы уже протянуть руку и дотронуться до ужасного создания, однако не было сил заставить себя сделать это. Он чувствовал себя трусом. Существо нуждалось в утешении, но Гарри испытывал непреодолимое отвращение.
— Ты не можешь ему помочь.
Итак, Гарри, не смотря на отвращение, хотел помочь ужасному беспомощному существу, но Дамблдор его остановил. Гарри с облегчением понятным - мысль о помощи отбросил. Любопытный выбор между тем, что правильно и тем, что легко.
...
— Значит, та часть его души, что была во мне…
Дамблдор кивнул с ещё большей горячностью, ободряюще улыбаясь.
— …погибла?
— Несомненно! — сказал Дамблдор. — Да, он её уничтожил. Твоя душа теперь полностью и безраздельно принадлежит тебе, Гарри.
Да, ну? А что там шевелится живое, израненное, беспомощное?
— Я жив… пока жив он сам? Но я-то думал… что всё как раз наоборот! Я думал, мы оба должны умереть. Или это одно и то же?
Тут его внимание отвлекли стоны и судороги несчастного существа под стулом, и он снова покосился на него.
— Вы уверены, что мы ничего не можем сделать?
— Здесь ничем не поможешь.
А ведь интуитивно Гарри понимает, что должен сделать что-то. Хотя бы добить это существо, если оно действительно несет на себе грехи Волдеморта. Разумеется, на самом деле добрый и чуткий человек попытался бы помочь существу, похожему на маленького голого ребёнка, но с грубой, шершавой, как будто ободранной кожей; дрожа, оно лежало под стулом, куда его затолкали, как ненужную вещь, чтобы убрать с глаз долой, и тяжело дышало. Но Дамблдор говорит, что не стоит, и Гарри отвлекается от ненужной вещи, которую убрали с глаз долой, чтобы не мешала.
Кошмар, если честно. Какая-то странная у Роулинг трактовка любви. Если есть любовь - будет и забота, и защита, и тепло. А нет любви, не надо себя насиловать, затолкайте неприятный объект под скамейку, ну или в чулан, как поступила Петуния. Я бы ещё поняла, если бы Гарри испытывал ярость к существу, желание его уничтожить - это очень по-человечески - но он не испытывает! Брезгливость, отвращение, а где-то на задворках трепыхается понимание того, что вот так без помощи бросать нельзя, но Дамблдор его убаюкивает красивыми рассуждениями (Саруман, вылитый Саруман), отвлекает, и Гарри просто не думает об этом существе. Он отстраняется от сложного, неприглядного, неприятного. И если бы он сделал это сознательно! Потому что зло должно быть уничтожено, например. Потому что проявлять милосердие к этому существу - нельзя. Но он попросту отказывается задуматься на неприятную и сложную тему. Гарри не хочет решать этическую проблему. Быть может, он в глубине души понимает, что нравственно было бы проявить заботу об этом существе, хотя бы поинтересоваться, что его ожидает, но сделать это - значит, взять на себя неприятные обязательства - ведь существо так отвратительно! Повторяю, я не осуждаю ГП за то, что он не ринулся спасать - требовать от кого-то такой любви к ближнему это уже чересчур, Гарри все-таки не святой праведник - но то, что оноткащывается называть вещи своими именами меня бесит. ГП не желает думать о неприятном, не желает осознавать свои желания и эмоции, если они не соответствуют его представлениям о благородстве. Он отказывается замечать малейшее несовершенство за собой, попросту отворачиваясь от всего неприятного. Это нравственная близорукость не может не аукнуться в будущем.
А ведь так легко было избежать этого! Если бы Дамблдор произнёс:
- Ты не можешь ему помочь. Никто не может. Только сам Том. Если он раскается, его душа соединится.
Тогда бы и последующий призыв Гарри к раскаянию звучал бы естественней. Если бы он испытывал жалость к этому беспомощному существу и убеждал Волдеморта раскаяться, потому что хотел помочь тому, изуродованному, на вокзале... А так, я не вижу мотивации. Пустая формальность - я ж благородный, вот и соблюдаю кодекс. От слов Гарри несёт фальшью и самолюбованием а ля Дамблдор.
И мне ужасно жаль Тома Реддла. Он и был таким ненужным существом, которого затолкали подальше, с глаз долой. Беспомощный младенец, который ещё ни в чем не виноват и никак не может себе помочь, не узнал ни любви, ни тепла, не заботу. Так нужно ли удивляться тому, что он не верил в них, когда вырос? Эмпирическим путём Том Реддл пришёл к выводу, что есть только сила, и тот, кто сильней, использует слабых, а любовь и прочие красивые слова - инструменты сильного и болевые точки у слабых.
Разговор продолжается.
читать дальше
— Тогда объясните… ещё, — сказал Гарри.
Дамблдор улыбнулся:
— Ты был седьмым крестражем, Гарри, крестражем, который он создал невольно. Волан-де-Морт сделал свою душу до того хрупкой, что она разбилась вдребезги, когда он совершал эти несказанные злодейства — убийство твоих родителей, покушение на убийство ребёнка (почему, ну, почему убийство бойцов организации, поставившей целью борьбу с ним, которые трижды бросали ему вызов - несказанное злодейство?!) И он унёс из вашего дома даже меньше, чем сам он думал. Он оставил там не только своё тело. Он оставил часть самого себя в тебе, намеченной жертве, которая выжила против всякого ожидания.
А его знания, Гарри, отличались ужасающей неполнотой! Волан-де-Морт не дал себе труда понять то, что не представляло для него ценности. О домовых эльфах, детских сказках, любви, верности и невинности Волан-де-Морт не имеет ни малейшего понятия (ну, надо же! Да, не имел понятия ни о любви, ни о верности, ни о невинности, ни о детских сказках - а откуда он мог об этом узнать? О таких вещах с чужих слов не узнают. Дивно ли, что ребёнок, которого никто не любил, не верит в любовь?) Ни малейшего! А что всё это обладает силой, превосходящей его собственную, силой, недоступной никакому волшебству, — эту истину он проглядел.
Он взял твою кровь, полагая, что она придаст ему сил. Он принял в своё тело крошечную часть тех чар, которыми защитила тебя мать, умирая за тебя. Его тело хранит её самопожертвование, и пока эти чары живы, жив ты и жива последняя надежда Волан-де-Морта на спасение.
Ну вот, обоснуй для выживания ГП. Как хотите, а я не верю, что Снейп таких тонкостей не знал.
Дамблдор улыбнулся Гарри. Гарри уставился на него:
— И вы это знали? Знали всё это время?
— Я только догадывался. Но мои догадки, как правило, подтверждаются, — весело сказал Дамблдор.
Ну, например, догадка о безопасности Поттеров под Фиделиусом. Догадка о безопасности Лонгботтомов. Догадка о предательстве Сириуса Блэка.
Впрочем, я убеждена, что АД действительно не знал, а лишь строил предположения, истинность и ложность которых выяснилась лишь на практике.
Они сидели молча, наверное, довольно долго, а существо у них за спиной продолжало скулить и трястись.
В самом деле, и чего это Том Реддл не верит ни в любовь ни в невинность? К нему же со всей душой...
О палочках. Интересное.
— Вот ещё что, — сказал Гарри. — Ещё один вопрос. Почему моя палочка сломала ту палочку, которая была у него?
— Этого я точно не знаю.
— Тогда догадайтесь! — попросил Гарри.
Дамблдор рассмеялся:
— Ты должен понимать, Гарри, что ты и лорд Волан-де-Морт побывали вместе в дотоле неведомых областях магии. Но случилось, я думаю, вот что: прецедентов этому не бывало, и, конечно, ни один изготовитель волшебных палочек не мог ни предсказать, ни объяснить этого Волан-де-Морту…
Волан-де-Морт, как ты теперь знаешь, сам того не желая, вдвойне упрочил связь между вами, возвратившись в человеческий образ. Часть его души по-прежнему находилась внутри твоей, а, желая придать себе сил, он принял в себя частицу самопожертвования твоей матери. Если бы он хоть немного понимал настоящую страшную силу этих чар, он бы, конечно, никогда не посмел и притронуться к твоей крови… Но если бы он мог понять эту силу, он не был бы лордом Волан-де-Мортом и, вероятно, был бы вовсе не способен на убийство.
И вот, связанный с тобой двойной связью, соединивший ваши судьбы так прочно, как ещё никогда в истории не были связаны между собой двое волшебников, Волан-де-Морт нападает на тебя с помощью палочки, имевшей ту же сердцевину, что и твоя. И тут, как мы знаем, произошло нечто очень странное. Сердцевины отреагировали друг на друга совершенно неожиданным для лорда Волан-де-Морта образом, при том что он и не подозревал, что ваши палочки — близнецы.
В ту ночь он испугался больше, чем ты, Гарри. Ты ждал смерти со смирением, и даже с готовностью. (да ну? Хде ж то было? В смысле смирение и готовность умереть. Не упомню чегой-то) На это Волан-де-Морт никогда не был способен. Твоя отвага победила, твоя палочка оказалась сильнее, чем его. При этом между двумя волшебными палочками произошло нечто, перекликающееся с отношениями их хозяев.
Я думаю, твоя палочка впитала в ту ночь часть силы и свойств палочки Волан-де-Морта, то есть в ней появилась как бы крошечная частица самого Волан-де-Морта. (Это уже утроение сущностей: осколок ТЛ с парлестангом в ГП, кровь ГП с магией жертвы Лили в ТЛ, а теперь еще частица ТЛ с его смертоносными умениями в палочке ГП)И потому твоя палочка узнала его, когда он тебя преследовал, узнала человека, который был одновременно роднёй и смертельным врагом, и выпалила в него его собственным волшебством, волшебством такой силы, какой никогда не было в палочке Люциуса. Ведь в твоей палочке была заключена сила твоей невероятной отваги и сила смертоносных умений Волан-де-Морта. Что же могла противопоставить этому бедная палочка Люциуса Малфоя?
— Но если моя палочка обладает такой силой, как же Гермионе удалось её сломать? — спросил Гарри.
— Мой мальчик, все её поразительные качества были направлены только на лорда Волан-де-Морта, так неразумно игравшего с глубочайшими тайнами волшебства. Только против него палочка обладала сверхъестественной силой. В остальном же это была самая обыкновенная волшебная палочка… но, несомненно, очень хорошая, — доброжелательно закончил Дамблдор.
Гарри долго сидел в задумчивости — а может быть, прошло лишь несколько секунд. Такие вещи, как время, здесь очень трудно было уловить.
— Он убил меня вашей палочкой.
— Он не смог убить тебя моей палочкой, — поправил Дамблдор. — Мы ведь, кажется, согласились, что ты не умер… Хотя, конечно, — добавил он, словно опасаясь быть невежливым, — я не хочу преуменьшать твоих страданий: они были, несомненно, велики.
— Сейчас я чувствую себя отлично. — Гарри поглядел на свои безупречно чистые руки. — А где мы находимся?
— Да, я как раз хотел спросить тебя об этом, — ответил Дамблдор, озираясь. — Как ты думаешь, где мы?
Пока Дамблдор не спросил, Гарри этого не знал. Теперь, однако, оказалось, что ответ у него готов.
— Похоже, — медленно произнёс он, — на вокзал Кингс-Кросс. Только намного чище, и пустой, и поездов вроде тоже нет.
— Вокзал Кингс-Кросс! — Дамблдор расхохотался. — Бог ты мой, неужели?
— А вы как думаете, где мы? — спросил Гарри немного обиженно.
— Понятия не имею, мой мальчик. Это, как говорится, вопрос к тебе.
Гарри совершенно ничего не понял. Дамблдор может с ума свести! Он посмотрел на него и вспомнил ещё одну вещь, гораздо более важную, чем их нынешнее местонахождение.
Добрались до Даров смерти. Послушаем Дамблдора.
читать дальше
— Дары Смерти, — произнёс он и с удовлетворением увидел, как улыбка исчезает с лица Дамблдора.
— Да-да, — ответил директор. Вид у него был слегка обеспокоенный.
— И что же?
Впервые за всё время, что Гарри знал Дамблдора, тот утратил свой обычный вид величавого старца. Какое-то мгновение он выглядел мальчишкой, которого поймали на нехорошей проделке.
— Ты можешь меня простить? — спросил он. — Сумеешь ли ты простить меня за то, что я не доверял тебе? Скрывал от тебя? Гарри, я ведь просто боялся, что ты оступишься там же, где и я. Я опасался, что ты повторишь мои ошибки. Я умоляю тебя о прощении, Гарри. Ведь я уже довольно давно понял, что ты намного лучше меня.
— О чём вы говорите? — спросил Гарри, поражённый тоном Дамблдора и слезами, внезапно выступившими у него на глазах.
— Дары, эти Дары, — пробормотал Дамблдор. — Грёза отчаявшегося человека!
— Но ведь они существуют на самом деле!
— Они существуют, они опасны, они — приманка для глупцов, — сказал Дамблдор. — И я был одним из таких глупцов. Но ты-то понял, правда? От тебя у меня больше нет секретов. Ты понял.
— Что я понял?
Дамблдор всем корпусом повернулся к Гарри, в его сверкающих синих глазах стояли слёзы.
— Повелитель смерти, Гарри, повелитель смерти! Чем я, в конечном счёте, был лучше Волан-де-Морта?
— Вы всем были лучше, — ответил Гарри. — Как вы можете такое спрашивать? Вы никогда не убивали, если этого можно было избежать!
— Это правда, — сказал Дамблдор тоном ребёнка, ищущего утешения. — Но и я искал способ победить смерть, Гарри.
— Но не так, как Волан-де-Морт, — сказал Гарри. Он так долго сердился на Дамблдора — и как странно было сидеть теперь рядом с ним под этим высоким куполом и защищать старика от него самого. — Дары, а не крестражи.
— Дары, — пробормотал Дамблдор. — А не крестражи. Вот именно.
Наступило молчание. Существо у них за спиной продолжало скулить, но на этот раз Гарри не обернулся.
— Грин-де-Вальд тоже их искал? — спросил он.
Дамблдор на мгновение прикрыл глаза и кивнул.
— Из-за этого нас и потянуло друг к другу, — тихо сказал он. — Двое умных, заносчивых мальчишек, одержимых одной и той же страстью. В Годрикову Впадину он пришёл, как ты, я думаю, догадался, из-за могилы Игнотуса Певерелла. Он хотел обыскать место, где умер третий из братьев.
— Так это правда? — спросил Гарри. — Всё — правда? Братья Певерелл…
— Это три брата из сказки, — сказал Дамблдор, кивая. — Да, я уверен, что это так. Что они встретились со Смертью на пустынной дороге… Мне скорее думается, что братья Певерелл были просто высокоодарёнными, опасными волшебниками и сумели создать эти сильнодействующие предметы. А история, будто это Дары самой Смерти, по-моему, просто легенда, какие всегда складываются вокруг подобных творений. Мантия, как тебе известно, веками передавалась из поколения в поколение, от отца к сыну, от матери к дочери, вплоть до последнего живущего ныне потомка Игнотуса, который, как и сам Игнотус, родился в Годриковой Впадине.
Дамблдор с улыбкой посмотрел на Гарри.
— Это я?
— Ты. Я думаю, ты уже догадался, почему мантия была у меня в ту ночь, когда погибли твои родители. Джеймс показал мне её за несколько дней до этого. Стало понятно, как ему удавались разные проказы в школе, на которых его не могли изловить! Увидев её, я не поверил своим глазам и попросил Джеймса одолжить мне ненадолго, чтобы изучить получше. К тому времени я давно уже отказался от мысли воссоединить Дары Смерти, однако не мог удержаться, не мог устоять перед искушением рассмотреть мантию поближе… Я никогда не видел ничего подобного этой мантии — невероятно древняя, совершенная во всех отношениях… и вот твой отец погиб, а я остался единственным обладателем двух Даров Смерти.
Дамблдор говорил с невыносимой горечью.
— Мантия всё равно бы их не спасла, — поспешно сказал Гарри. — Волан-де-Морт знал, где скрываются мама и папа. Мантия не защитила бы их от заклятий.
Если Гарри сказал это, пожалев старого человека, он - молодец. Если он в самом деле так думает, он - алень.
— Это верно, — сказал Дамблдор. — Верно.
Гарри ждал продолжения, но Дамблдор молчал. Гарри поторопил его:
— Значит, когда вы увидели мантию, вы уже перестали искать Дары?
— Перестал, конечно, — чуть слышно сказал Дамблдор. Похоже, ему стоило больших усилий взглянуть Гарри в глаза. — Ты ведь знаешь, что произошло. И всё же ты не можешь презирать меня сильнее, чем я сам себя презираю.
— Но я вас не презираю…
— А должен бы. — Дамблдор набрал в грудь побольше воздуху. — Ты ведь знаешь тайну болезни моей сестры, что сделали с ней эти маглы, во что она превратилась. Ты знаешь, как мой бедный отец отомстил им, и поплатился за это смертью в Азкабане. Ты знаешь, что моя мать отдала свою жизнь ради больной Арианы. Меня это бесило, Гарри. — Дамблдор сказал это жёстко, холодно. Теперь его взгляд был направлен в пространство над головой Гарри. — Я был одарённым, выдающимся юношей. Мне хотелось свободы. Я хотел блистать. Хотел славы. Не пойми меня неправильно. — Боль исказила его лицо, и он снова выглядел древним старцем. — Я их любил. Я любил родителей, любил брата и сестру, но я был эгоистичен, куда эгоистичнее, чем такой лишённый эгоизма человек, как ты, Гарри, может себе вообразить. Поэтому, когда мать умерла и на мне повисла ответственность за больную сестру и непослушного брата, я вернулся к себе в деревню злой и несчастный. Мне казалось, что меня поймали в ловушку, моя жизнь загублена! И тут, конечно, появился он… — Дамблдор снова глядел прямо в глаза Гарри. — Грин-де-Вальд. Ты не можешь себе представить, Гарри, как захватили, как воспламенили меня его идеи. Заставить маглов подчиниться. Торжество волшебников. Мы с Грин-де-Вальдом — блистательные юные вожди революции. Конечно, кое-какие сомнения у меня были. Но я успокаивал свою совесть пустыми словами. Ведь всё это будет делаться во имя общего блага, и всякий причинённый ущерб возместите сторицей. Понимал ли я в глубине души, кто такой Геллерт Грин-де-Вальд? Думаю, что да, но закрывал на это глаза. Если бы наши планы осуществились, исполнились бы все мои мечты.
Все наши замыслы были основаны на Дарах Смерти! Как они завораживали его, завораживали нас обоих! Непобедимая волшебная палочка — оружие, которое приведёт нас к власти! Воскрешающий камень — для него, хоть я и делал вид, что ничего не понимаю, это означало армию инферналов! А для меня, признаюсь тебе, — возвращение моих родителей, которые сняли бы груз ответственности с моих плеч.
А мантия… О мантии мы почему-то почти не говорили, Гарри. Мы оба неплохо умели становиться невидимыми и без мантии, чья подлинная волшебная сила, конечно, в том, что она способна укрывать и защищать не одного своего владельца, но и тех, кто с ним. Я думал, что, если мы её найдём, она может пригодиться, чтобы прятать Ариану, но в целом мантия интересовала нас только потому, что дополняла набор, ведь в сказке говорилось, что настоящим Повелителем смерти — то есть, как мы это тогда понимали, непобедимым — будет тот человек, который соберёт у себя все три предмета.
Непобедимые повелители смерти, Грин-де-Вальд и Дамблдор! Два месяца безумия, жестоких грёз и пренебрежения братом и сестрой, оставленными на моё попечение.
А потом… Ты знаешь, что произошло потом. Действительность ворвалась ко мне в облике моего грубого, неотёсанного и несравненно лучшего брата. Я не желал слушать правду, которую он выкрикивал мне в лицо. Я не желал слышать, что не могу отправиться на поиски Даров Смерти, волоча за собой больную, неуправляемую сестру. Спор перешёл в сражение. Грин-де-Вальд вышел из себя. То, что я всегда в нём чувствовал, но старался не замечать, вдруг чудовищным образом вышло наружу. И вот Ариана… которую наша мать так долго, такой ценой укрывала и берегла… лежала на полу мёртвая.
Дамблдор судорожно вздохнул и по-настоящему заплакал.
Гарри протянул руку и с радостью обнаружил, что может коснуться его. Он крепко сжал руку Дамблдора, и тот постепенно овладел собой.
— Грин-де-Вальд сбежал, как мог бы предвидеть всякий, кроме меня. Он исчез со своими планами захвата власти и пыток для маглов, с мечтами о Дарах Смерти, мечтами, в которых я поддерживал его и помогал ему. Он сбежал, а я остался хоронить сестру и жить дальше со своей виной и горем, расплатой за моё постыдное поведение… Прошли годы. О нём ходили разные слухи. Говорили, что он добыл себе волшебную палочку необыкновенной силы. Мне тем временем предлагали пост министра магии, причём неоднократно. Я, конечно, отказывался. Я-то знал, что меня нельзя наделять властью.
— Но вы были бы лучше, намного лучше, чем Фадж и Скримджер! — выпалил Гарри.
— Ты так думаешь? — медленно произнёс Дамблдор. — Я в этом не уверен. Ещё юношей я показал, что власть — моя слабость и моё искушение. Это может показаться странным, Гарри, но, может быть, для власти лучше всего приспособлены те, кто никогда к ней не стремился. Такие, как ты, принимающие руководство, потому что им его поручили, надевающие генеральский мундир по необходимости, а потом с удивлением обнаруживающие, что он сидит на них неплохо… Мне лучше было оставаться в Хогвартсе. Мне кажется, я был неплохим учителем…
— Вы были лучшим из учителей!
Все-таки алень! Я потом разберу этот диалог подробнее. Чудесный учитель Дамблдор. Сколько его учеников в Министерстве, а среди Пожирателей Смерти?
-Ты очень добр, Гарри. Но пока я занимался обучением юных волшебников, Грин-де-Вальд собирал армию. Говорят, что он боялся меня. Возможно, так оно и было, но думаю, что я боялся его больше. Нет, не смерти, — ответил Дамблдор на вопросительный взгляд Гарри. — Не того, что он мог со мной сделать как волшебник. Я знал, что наши силы равны, а может быть, я даже немного искуснее. Я боялся правды. Понимаешь, я так и не знал, кто же из нас в ту страшную ночь выпустил заклятие, убившее мою сестру. Можешь назвать меня трусом — ты будешь прав. Гарри, больше всего на свете я боялся узнать, что это я убил её — не только своей заносчивостью и глупостью, но и прямо, ударом, унесшим её жизнь… Я думаю, Грин-де-Вальд это понимал, понимал, чего я боюсь. Я откладывал встречу с ним до тех пор, пока уклоняться не стало позором. Люди гибли, он неудержимо наступал, и я должен был сделать наконец то, что в моих силах. Что было дальше, ты знаешь. Я выиграл поединок. Волшебная палочка досталась мне.
Как?! Как Дамблдор выиграл поединок? Если палочка непобедима - это невозможно. Если выиграть поединок возможно - палочка не непобедима.
И снова настало молчание. Гарри не спросил, выяснил ли Дамблдор, кто убил Ариану. Он не хотел этого знать, а ещё меньше ему хотелось вынуждать Дамблдора говорить об этом. Теперь-то ему было известно, что увидел бы Дамблдор, если бы взглянул в зеркало Еиналеж, и почему он так хорошо понимал очарование, которое зеркало имело для Гарри.
Они долго сидели в молчании, и поскуливание у них за спиной уже почти не беспокоило Гарри.
Потом Гарри сказал:
— Грин-де-Вальд пытался отвлечь Волан-де-Морта от поисков палочки. Он солгал, будто у него никогда её не было.
Дамблдор кивнул, глядя в пол. Слёзы всё ещё поблёскивали на его крючковатом носу.
— Говорят, в последние годы в своей одиночной камере в Нурменгарде он выказывал раскаяние. Надеюсь, что это правда. Мне хочется верить, что он почувствовал ужас и постыдность своих деяний. Может быть, эта ложь Волан-де-Морту была попыткой искупления… попыткой помешать Волан-де-Морту завладеть Дарами…
— И осквернить вашу гробницу? — предположил Гарри.
Дамблдор прикрыл глаза.
После недолгого молчания Гарри сказал:
— Вы попытались использовать Воскрешающий камень.
Дамблдор кивнул:
— Когда через столько лет я нашёл в покинутом доме Мраксов тот из Даров, который мне больше всего хотелось заполучить (хотя в юности я мечтал о нём по совсем другим причинам), я просто потерял голову, Гарри. Я забыл, что теперь это крестраж, что на кольцо, несомненно, наложено заклятие. Я просто взял его и надел на палец. Какое-то мгновение я воображал, что сейчас увижу Ариану, мать, отца и смогу наконец попросить у них прощения… (какая сука!) Я был таким глупцом, Гарри! За столько лет я ничему не научился. Я был недостоин соединить у себя Дары Смерти. Я доказывал это уже не раз, и это было последнее доказательство.
Он недостоин соединить у себя Дары смерти - какое горе! А то, что люди, верящие в него остались без лидера, дезориентированные - фигня! Отдадим Министерство и Хогвартс Волдеморту - это мелочи. Я недостоин, вот горе-то.
- Почему? — спросил Гарри. — Это же естественно! Вам хотелось их увидеть. Что тут плохого?
Тупица, тупица, тупица! Не пускайте его в Аврорат!
— Наверное, один человек из миллиона способен соединить у себя Дары Смерти, Гарри. Я годился лишь на то, чтобы обладать самым низшим из них, самым простым, я годился на то, чтобы обладать Бузинной палочкой, и не хвастать этим, и не убивать с её помощью. Мне было позволено владеть и пользоваться ею, потому что я взял её не ради выгоды, а для того, чтобы спасти от неё других. Зато мантию я взял из пустого любопытства, и поэтому она никогда не служила мне так, как служила тебе, своему настоящему хозяину. А камнем я воспользовался, пытаясь вызвать к себе тех, кто давно покоится в мире, а не для того, чтобы справиться с назначенным мне самопожертвованием, как это сделал ты. Ты действительно достоин владеть Дарами Смерти.
А теперь поем дифирамбы Поттеру. Тот развесил уши и даже не задумывается, чем обернулось любопытство Дамблдора и его желание быть упрощённым для других людей. Или он полагает, раз я готов простить за себя, то о страданиях других людей нечего и думать? И я никак не пойму, в чем же доблесть ГП, отказавшегося от Даров. Где внутренняя борьба, мучительный выбор? Если бы Камень попал к нему на первом курсе, когда он стоял перед зеркалом Еиналеж, или после четвёртого, когда он видел в кошмарах Седрика, после пятого, шестого... Когда Гарри хотел кого-то вернуть! Но о Камне он узнал, готовясь умереть, все его мысли уже были о Том свете - соблазна воспользоваться Камнем не было, а следовательно ни борьбы, ни выбора. Впрочем, АД это косвенно подтверждает.
Дамблдор погладил руку Гарри. Гарри поднял на старика глаза и улыбнулся. А что ему было делать? Разве мог он теперь сердиться на Дамблдора?
— Но зачем было устраивать всё так сложно?
Дамблдор смущённо улыбнулся:
— Признаться, я надеялся, что мисс Грейнджер будет сдерживать тебя, Гарри. Я боялся, что твоя горячая голова возобладает над добрым сердцем. Я боялся, что, если просто рассказать тебе всю правду об этих искусительных предметах, ты можешь завладеть Дарами Смерти, как я, — в недолжное время, по недолжной причине. Я хотел, чтобы, когда они достанутся тебе, они были действительно твоими. Ты — настоящий Повелитель смерти, потому что настоящий повелитель не убегает от неё. Он сознаёт, что должен умереть, и понимает, что в жизни есть вещи намного худшие, чем смерть.
— А Волан-де-Морт так никогда и не узнал о Дарах Смерти?
— Думаю, что нет. Ведь он не узнал Воскрешающий камень, когда превращал его в крестраж. Но даже узнай он о них, Гарри, я сомневаюсь, что его заинтересовало бы что-нибудь, кроме палочки. Он подумал бы, что не нуждается в мантии-невидимке, а что до камня, кого он стал бы возвращать из царства мёртвых? Он боится мёртвых. Он ведь никого не любит.
— Но вы знали, что он погонится за Бузинной палочкой?
— Я был уверен, что он попытается её раздобыть, после того как твоя палочка на кладбище Литтл-Хэнглтона одержала победу над его. Сперва он испугался, что ты одолел его превосходящей силой волшебства. Но, похитив Олливандера, он узнал о сердцевинах-близнецах. Ему показалось, что это всё объясняет. Однако одолженная им чужая палочка снова не смогла справиться с твоей! Тогда Волан-де-Морт — вместо того чтобы спросить себя, что в тебе есть такого, от чего твоя палочка обретает непобедимую силу, каким недоступным ему даром ты обладаешь, — разумеется, отправился на поиски волшебной палочки, перед которой якобы не устоит никакая другая. Бузинная палочка стала для него наваждением не меньшим, чем ты сам. Он убеждён, что Бузинная палочка избавит его от нынешней слабости и сделает его по-настоящему непобедимым. Бедняга Северус…
— Когда вы со Снеггом планировали вашу смерть, вы хотели, чтобы Бузинная палочка досталась ему?
— Да, именно так, — ответил Дамблдор. — Но получилось не по моему.
— Да, — сказал Гарри. — Это у вас не получилось.
Итак, прошу запомнить: Гарри предполагает, что по плану палочка должна перейти к Снейпу. АД подтверждает это.
Существо за их спинами скулило и ныло. Гарри и Дамблдор дольше прежнего сидели в молчании. И в эти долгие минуты до Гарри медленно, как мягко падающий снег, доходило осознание следующего шага.
— А теперь я должен вернуться, да?
— Как хочешь.
— У меня есть выбор?
— Конечно, — улыбнулся Дамблдор. — Мы ведь на вокзале Кингс-Кросс, говоришь? Я думаю, если ты решишь не возвращаться, ты сумеешь… так сказать… сесть в поезд.
— И куда он меня повезёт?
— Вперёд, — просто сказал Дамблдор.
Снова молчание.
— Бузинная палочка у Волан-де-Морта.
— Да. Бузинная палочка досталась Волан-де-Морту.
— Но вы хотите, чтобы я вернулся?
— Я думаю, — сказал Дамблдор, — что, если ты вернёшься, есть шанс, что с ним будет покончено навсегда. Обещать я не могу. Я только знаю, Гарри, что возвращения сюда тебе нужно бояться куда меньше, чем ему.
Гарри снова взглянул на ободранное существо, дрожащее и задыхающееся в полумраке под стулом.
Не жалей Гарри, не жалей! И на твой век Волдемортов хватит - зато приключения!
— Не жалей умерших, Гарри. Жалей живых, и в особенности тех, кто живёт без любви. Твоё возвращение, может быть, послужит тому, чтобы стало меньше искалеченных душ, меньше разбитых семей. Если это кажется тебе достойной целью, то сейчас нам пора проститься.
Гарри со вздохом кивнул. Конечно, уйти отсюда не так трудно, как отправиться на смерть в Запретный лес, но всё же здесь было тепло, светло и уютно, а впереди его ждали, он знал это, боль и новые потери. Он встал, Дамблдор тоже поднялся, и они долго глядели друг другу в лицо.
— Скажите мне напоследок, — сказал Гарри, — это всё правда? Или это происходит у меня в голове?
Дамблдор улыбнулся ему сияющей улыбкой, и голос его прозвучал в ушах Гарри громко и отчётливо, хотя светлый туман уже окутывал фигуру старика, размывая очертания.
— Конечно, это происходит у тебя в голове, Гарри, но кто сказал тебе, что поэтому оно не должно быть правдой?
Что важно: не факт, что сказка соответствует истине. Есть легенда о трёх Дарах Смерти. Есть слухи о могущественной палочке.
Итак, с вокзала Кинг-Кросс Гарри возвращается просвещенный. Мы слышали то же, что и он, по идее, можем делать аналогичные выводы.
Почему-то Поттер полглавы ходит под мантией, як таинственный защитник. А зачем?
Наконец, он выходит к Волдеморту и вступает в беседу. (Как было в одном фанфике: "Они, вообще, сражались или мою личную жизнь обсуждали?!)
читать дальше
— Ты слушаешь, что я говорю? Снегг не побеждал Дамблдора! Смерть Дамблдора была обговорена между ними! Дамблдор хотел умереть непобеждённым, подлинным хозяином Бузинной палочки! Если бы всё получилось по его плану, сила палочки умерла бы вместе с ним, потому что никто не отнял её у него!
О-ля-ля! Мы же только что прочитали, как Гарри и Дамблдор обсудили ситуацию с палочкой и решили, что она должна была перейти к Снейпу. Откуда инфа о том, что сила палочки должна умереть вместе с АД?!
— Раз так, Поттер, Дамблдор всё равно что сам отдал мне палочку! — Голос Волан-де-Морта дрожал от злобной радости. — Я похитил палочку из гробницы её последнего хозяина! Против его желания! Сила палочки принадлежит мне!
И он, таки, прав. Если Гриндевальд завладел палочкой, похитив ещё, то и Волдеморт должен стать владельцем. Если Волдеморт владельцем не стал, то и Гриндевальд им не был, а значит, не был владельцем и Дамблдор.
— Нет, Реддл, она тебе не принадлежит. Обладать палочкой недостаточно! От того, что ты держишь её в руках и отдаешь ей приказы, она не становится по-настоящему твоей. Разве ты не слышал, что сказал тебе Олливандер? Палочка выбирает волшебника… Бузинная палочка ещё до смерти Дамблдора признала своего нового хозяина в человеке, который и не думал завладевать ею. Новый хозяин забрал палочку у Дамблдора против его воли, так и не поняв, что он сделал, и самая опасная волшебная палочка на свете признала его власть над собой…
Ага, сама палочка выбирает хозяина. Ну, точно неровно дышит к блондинчикам.
Грудь Волан-де-Морта тяжело вздымалась, и Гарри чувствовал, как зреет заклятие, как оно растёт внутри палочки, направленной ему в лицо.
— Настоящим хозяином Бузинной палочки был Драко Малфой.
Дружное "Ах!"
На мгновение в глазах Волан-де-Морта мелькнул слепой ужас — и исчез.
— Но если и так, — сказал он мягко. — Даже если ты прав, Поттер, что это меняет для нас с тобой? Палочки с пером феникса у тебя уже нет. Наш поединок решит чистое умение… А убив тебя, я смогу заняться Драко Малфоем…
— Ты опоздал, — сказал Гарри. — Ты упустил свой шанс. Я тебя опередил. Много недель назад я победил Драко и отобрал у него волшебную палочку. — Гарри помахал палочкой из боярышника и почувствовал, что глаза всех присутствовавших в Большом зале устремлены на неё. — Так что теперь, — прошептал Гарри, — всё сводится к одному: знает ли Бузинная палочка у тебя в руках, что на её последнего хозяина наслали Разоружающее заклятие. Потому что если она это знает, то… я — настоящий хозяин Бузинной палочки.
Не верю! - орет внутренний Станиславский. Почему похищение у Драко какой-то другой палочки влияет на принадлежность Бузинной?
Какой же вывод можно сделать.
1. Не факт, что Сказка соответствует истине.
2. Дамблдор рассчитывал, что палочка перейдет к Снейпу. Было бы логично, если бы потом Гарри долден был убить Снейпа и так завладеть палочкой. Однако Роулинг не хочет пятнать душу своему герою, поэтому предлагается версия - сила палочки должна быть уничтожена. Хм, почему же не предпринимаются меры? Снейп имеет возможность достать палочку (попробовать уничтожить, спрятать, подменить). Однако палочка (сама палочка, как предмет) достается Волдеморту.
3. Водеморт не владеет силой палочки.
я полагаю, Волдеморта на палочку и наводили. Он гонялся за ней, отвлекаясь от других задач. Получив, ничего не приобрел.
Я собиралась разобраться с Бузиннной палочкой, но мимо такого эпизода пройти не могу.
читать дальше
И тут сквозь окружающую бесформенность донёсся звук: тихие, глухие удары, как будто что-то хлопало, билось, корчилось. Звук был жалобный, но какой-то слегка непристойный. У Гарри возникло неприятное чувство, будто он подслушивает что-то тайное, стыдное.
Ему вдруг захотелось оказаться одетым.
Не успел он пожелать этого, как рядом с ним появилась одежда. Он взял её и надел. Одежда была мягкая, чистая и тёплая. Поразительно, как это она появилась в тот самый миг, когда он подумал о ней…
Гарри встал и огляделся. Может быть, он в какой-то огромной Выручай-комнате? Чем дольше он приглядывался, тем больше видел. Высоко вверху поблёскивал на солнце большой стеклянный купол. Может быть, это дворец? Всё было тихо и спокойно, не считая этого стука и шебуршания где-то совсем рядом, в тумане…
Гарри медленно обернулся. Окружающее пространство, казалось, обретает форму у него на глазах. Просторное помещение, светлое и чистое, зал, намного превосходящий размерами Большой зал Хогвартса, с прозрачным стеклянным куполом вместо крыши. И совсем пустое. Он был здесь совсем один, кроме…
Гарри отшатнулся. Теперь он увидел источник шума. На полу сжалось в комок существо, похожее на маленького голого ребёнка, но с грубой, шершавой, как будто ободранной кожей; дрожа, оно лежало под стулом, куда его затолкали, как ненужную вещь, чтобы убрать с глаз долой, и тяжело дышало.
Гарри боялся его. Существо было маленькое, хрупкое, израненное, и всё же Гарри не хотелось подходить к нему ближе. Тем не менее он стал медленно двигаться к стулу, готовый отскочить в любую секунду. Вскоре он мог бы уже протянуть руку и дотронуться до ужасного создания, однако не было сил заставить себя сделать это. Он чувствовал себя трусом. Существо нуждалось в утешении, но Гарри испытывал непреодолимое отвращение.
— Ты не можешь ему помочь.
Итак, Гарри, не смотря на отвращение, хотел помочь ужасному беспомощному существу, но Дамблдор его остановил. Гарри с облегчением понятным - мысль о помощи отбросил. Любопытный выбор между тем, что правильно и тем, что легко.
...
— Значит, та часть его души, что была во мне…
Дамблдор кивнул с ещё большей горячностью, ободряюще улыбаясь.
— …погибла?
— Несомненно! — сказал Дамблдор. — Да, он её уничтожил. Твоя душа теперь полностью и безраздельно принадлежит тебе, Гарри.
Да, ну? А что там шевелится живое, израненное, беспомощное?
— Я жив… пока жив он сам? Но я-то думал… что всё как раз наоборот! Я думал, мы оба должны умереть. Или это одно и то же?
Тут его внимание отвлекли стоны и судороги несчастного существа под стулом, и он снова покосился на него.
— Вы уверены, что мы ничего не можем сделать?
— Здесь ничем не поможешь.
А ведь интуитивно Гарри понимает, что должен сделать что-то. Хотя бы добить это существо, если оно действительно несет на себе грехи Волдеморта. Разумеется, на самом деле добрый и чуткий человек попытался бы помочь существу, похожему на маленького голого ребёнка, но с грубой, шершавой, как будто ободранной кожей; дрожа, оно лежало под стулом, куда его затолкали, как ненужную вещь, чтобы убрать с глаз долой, и тяжело дышало. Но Дамблдор говорит, что не стоит, и Гарри отвлекается от ненужной вещи, которую убрали с глаз долой, чтобы не мешала.
Кошмар, если честно. Какая-то странная у Роулинг трактовка любви. Если есть любовь - будет и забота, и защита, и тепло. А нет любви, не надо себя насиловать, затолкайте неприятный объект под скамейку, ну или в чулан, как поступила Петуния. Я бы ещё поняла, если бы Гарри испытывал ярость к существу, желание его уничтожить - это очень по-человечески - но он не испытывает! Брезгливость, отвращение, а где-то на задворках трепыхается понимание того, что вот так без помощи бросать нельзя, но Дамблдор его убаюкивает красивыми рассуждениями (Саруман, вылитый Саруман), отвлекает, и Гарри просто не думает об этом существе. Он отстраняется от сложного, неприглядного, неприятного. И если бы он сделал это сознательно! Потому что зло должно быть уничтожено, например. Потому что проявлять милосердие к этому существу - нельзя. Но он попросту отказывается задуматься на неприятную и сложную тему. Гарри не хочет решать этическую проблему. Быть может, он в глубине души понимает, что нравственно было бы проявить заботу об этом существе, хотя бы поинтересоваться, что его ожидает, но сделать это - значит, взять на себя неприятные обязательства - ведь существо так отвратительно! Повторяю, я не осуждаю ГП за то, что он не ринулся спасать - требовать от кого-то такой любви к ближнему это уже чересчур, Гарри все-таки не святой праведник - но то, что оноткащывается называть вещи своими именами меня бесит. ГП не желает думать о неприятном, не желает осознавать свои желания и эмоции, если они не соответствуют его представлениям о благородстве. Он отказывается замечать малейшее несовершенство за собой, попросту отворачиваясь от всего неприятного. Это нравственная близорукость не может не аукнуться в будущем.
А ведь так легко было избежать этого! Если бы Дамблдор произнёс:
- Ты не можешь ему помочь. Никто не может. Только сам Том. Если он раскается, его душа соединится.
Тогда бы и последующий призыв Гарри к раскаянию звучал бы естественней. Если бы он испытывал жалость к этому беспомощному существу и убеждал Волдеморта раскаяться, потому что хотел помочь тому, изуродованному, на вокзале... А так, я не вижу мотивации. Пустая формальность - я ж благородный, вот и соблюдаю кодекс. От слов Гарри несёт фальшью и самолюбованием а ля Дамблдор.
И мне ужасно жаль Тома Реддла. Он и был таким ненужным существом, которого затолкали подальше, с глаз долой. Беспомощный младенец, который ещё ни в чем не виноват и никак не может себе помочь, не узнал ни любви, ни тепла, не заботу. Так нужно ли удивляться тому, что он не верил в них, когда вырос? Эмпирическим путём Том Реддл пришёл к выводу, что есть только сила, и тот, кто сильней, использует слабых, а любовь и прочие красивые слова - инструменты сильного и болевые точки у слабых.
Разговор продолжается.
читать дальше
— Тогда объясните… ещё, — сказал Гарри.
Дамблдор улыбнулся:
— Ты был седьмым крестражем, Гарри, крестражем, который он создал невольно. Волан-де-Морт сделал свою душу до того хрупкой, что она разбилась вдребезги, когда он совершал эти несказанные злодейства — убийство твоих родителей, покушение на убийство ребёнка (почему, ну, почему убийство бойцов организации, поставившей целью борьбу с ним, которые трижды бросали ему вызов - несказанное злодейство?!) И он унёс из вашего дома даже меньше, чем сам он думал. Он оставил там не только своё тело. Он оставил часть самого себя в тебе, намеченной жертве, которая выжила против всякого ожидания.
А его знания, Гарри, отличались ужасающей неполнотой! Волан-де-Морт не дал себе труда понять то, что не представляло для него ценности. О домовых эльфах, детских сказках, любви, верности и невинности Волан-де-Морт не имеет ни малейшего понятия (ну, надо же! Да, не имел понятия ни о любви, ни о верности, ни о невинности, ни о детских сказках - а откуда он мог об этом узнать? О таких вещах с чужих слов не узнают. Дивно ли, что ребёнок, которого никто не любил, не верит в любовь?) Ни малейшего! А что всё это обладает силой, превосходящей его собственную, силой, недоступной никакому волшебству, — эту истину он проглядел.
Он взял твою кровь, полагая, что она придаст ему сил. Он принял в своё тело крошечную часть тех чар, которыми защитила тебя мать, умирая за тебя. Его тело хранит её самопожертвование, и пока эти чары живы, жив ты и жива последняя надежда Волан-де-Морта на спасение.
Ну вот, обоснуй для выживания ГП. Как хотите, а я не верю, что Снейп таких тонкостей не знал.
Дамблдор улыбнулся Гарри. Гарри уставился на него:
— И вы это знали? Знали всё это время?
— Я только догадывался. Но мои догадки, как правило, подтверждаются, — весело сказал Дамблдор.
Ну, например, догадка о безопасности Поттеров под Фиделиусом. Догадка о безопасности Лонгботтомов. Догадка о предательстве Сириуса Блэка.
Впрочем, я убеждена, что АД действительно не знал, а лишь строил предположения, истинность и ложность которых выяснилась лишь на практике.
Они сидели молча, наверное, довольно долго, а существо у них за спиной продолжало скулить и трястись.
В самом деле, и чего это Том Реддл не верит ни в любовь ни в невинность? К нему же со всей душой...
О палочках. Интересное.
— Вот ещё что, — сказал Гарри. — Ещё один вопрос. Почему моя палочка сломала ту палочку, которая была у него?
— Этого я точно не знаю.
— Тогда догадайтесь! — попросил Гарри.
Дамблдор рассмеялся:
— Ты должен понимать, Гарри, что ты и лорд Волан-де-Морт побывали вместе в дотоле неведомых областях магии. Но случилось, я думаю, вот что: прецедентов этому не бывало, и, конечно, ни один изготовитель волшебных палочек не мог ни предсказать, ни объяснить этого Волан-де-Морту…
Волан-де-Морт, как ты теперь знаешь, сам того не желая, вдвойне упрочил связь между вами, возвратившись в человеческий образ. Часть его души по-прежнему находилась внутри твоей, а, желая придать себе сил, он принял в себя частицу самопожертвования твоей матери. Если бы он хоть немного понимал настоящую страшную силу этих чар, он бы, конечно, никогда не посмел и притронуться к твоей крови… Но если бы он мог понять эту силу, он не был бы лордом Волан-де-Мортом и, вероятно, был бы вовсе не способен на убийство.
И вот, связанный с тобой двойной связью, соединивший ваши судьбы так прочно, как ещё никогда в истории не были связаны между собой двое волшебников, Волан-де-Морт нападает на тебя с помощью палочки, имевшей ту же сердцевину, что и твоя. И тут, как мы знаем, произошло нечто очень странное. Сердцевины отреагировали друг на друга совершенно неожиданным для лорда Волан-де-Морта образом, при том что он и не подозревал, что ваши палочки — близнецы.
В ту ночь он испугался больше, чем ты, Гарри. Ты ждал смерти со смирением, и даже с готовностью. (да ну? Хде ж то было? В смысле смирение и готовность умереть. Не упомню чегой-то) На это Волан-де-Морт никогда не был способен. Твоя отвага победила, твоя палочка оказалась сильнее, чем его. При этом между двумя волшебными палочками произошло нечто, перекликающееся с отношениями их хозяев.
Я думаю, твоя палочка впитала в ту ночь часть силы и свойств палочки Волан-де-Морта, то есть в ней появилась как бы крошечная частица самого Волан-де-Морта. (Это уже утроение сущностей: осколок ТЛ с парлестангом в ГП, кровь ГП с магией жертвы Лили в ТЛ, а теперь еще частица ТЛ с его смертоносными умениями в палочке ГП)И потому твоя палочка узнала его, когда он тебя преследовал, узнала человека, который был одновременно роднёй и смертельным врагом, и выпалила в него его собственным волшебством, волшебством такой силы, какой никогда не было в палочке Люциуса. Ведь в твоей палочке была заключена сила твоей невероятной отваги и сила смертоносных умений Волан-де-Морта. Что же могла противопоставить этому бедная палочка Люциуса Малфоя?
— Но если моя палочка обладает такой силой, как же Гермионе удалось её сломать? — спросил Гарри.
— Мой мальчик, все её поразительные качества были направлены только на лорда Волан-де-Морта, так неразумно игравшего с глубочайшими тайнами волшебства. Только против него палочка обладала сверхъестественной силой. В остальном же это была самая обыкновенная волшебная палочка… но, несомненно, очень хорошая, — доброжелательно закончил Дамблдор.
Гарри долго сидел в задумчивости — а может быть, прошло лишь несколько секунд. Такие вещи, как время, здесь очень трудно было уловить.
— Он убил меня вашей палочкой.
— Он не смог убить тебя моей палочкой, — поправил Дамблдор. — Мы ведь, кажется, согласились, что ты не умер… Хотя, конечно, — добавил он, словно опасаясь быть невежливым, — я не хочу преуменьшать твоих страданий: они были, несомненно, велики.
— Сейчас я чувствую себя отлично. — Гарри поглядел на свои безупречно чистые руки. — А где мы находимся?
— Да, я как раз хотел спросить тебя об этом, — ответил Дамблдор, озираясь. — Как ты думаешь, где мы?
Пока Дамблдор не спросил, Гарри этого не знал. Теперь, однако, оказалось, что ответ у него готов.
— Похоже, — медленно произнёс он, — на вокзал Кингс-Кросс. Только намного чище, и пустой, и поездов вроде тоже нет.
— Вокзал Кингс-Кросс! — Дамблдор расхохотался. — Бог ты мой, неужели?
— А вы как думаете, где мы? — спросил Гарри немного обиженно.
— Понятия не имею, мой мальчик. Это, как говорится, вопрос к тебе.
Гарри совершенно ничего не понял. Дамблдор может с ума свести! Он посмотрел на него и вспомнил ещё одну вещь, гораздо более важную, чем их нынешнее местонахождение.
Добрались до Даров смерти. Послушаем Дамблдора.
читать дальше
— Дары Смерти, — произнёс он и с удовлетворением увидел, как улыбка исчезает с лица Дамблдора.
— Да-да, — ответил директор. Вид у него был слегка обеспокоенный.
— И что же?
Впервые за всё время, что Гарри знал Дамблдора, тот утратил свой обычный вид величавого старца. Какое-то мгновение он выглядел мальчишкой, которого поймали на нехорошей проделке.
— Ты можешь меня простить? — спросил он. — Сумеешь ли ты простить меня за то, что я не доверял тебе? Скрывал от тебя? Гарри, я ведь просто боялся, что ты оступишься там же, где и я. Я опасался, что ты повторишь мои ошибки. Я умоляю тебя о прощении, Гарри. Ведь я уже довольно давно понял, что ты намного лучше меня.
— О чём вы говорите? — спросил Гарри, поражённый тоном Дамблдора и слезами, внезапно выступившими у него на глазах.
— Дары, эти Дары, — пробормотал Дамблдор. — Грёза отчаявшегося человека!
— Но ведь они существуют на самом деле!
— Они существуют, они опасны, они — приманка для глупцов, — сказал Дамблдор. — И я был одним из таких глупцов. Но ты-то понял, правда? От тебя у меня больше нет секретов. Ты понял.
— Что я понял?
Дамблдор всем корпусом повернулся к Гарри, в его сверкающих синих глазах стояли слёзы.
— Повелитель смерти, Гарри, повелитель смерти! Чем я, в конечном счёте, был лучше Волан-де-Морта?
— Вы всем были лучше, — ответил Гарри. — Как вы можете такое спрашивать? Вы никогда не убивали, если этого можно было избежать!
— Это правда, — сказал Дамблдор тоном ребёнка, ищущего утешения. — Но и я искал способ победить смерть, Гарри.
— Но не так, как Волан-де-Морт, — сказал Гарри. Он так долго сердился на Дамблдора — и как странно было сидеть теперь рядом с ним под этим высоким куполом и защищать старика от него самого. — Дары, а не крестражи.
— Дары, — пробормотал Дамблдор. — А не крестражи. Вот именно.
Наступило молчание. Существо у них за спиной продолжало скулить, но на этот раз Гарри не обернулся.
— Грин-де-Вальд тоже их искал? — спросил он.
Дамблдор на мгновение прикрыл глаза и кивнул.
— Из-за этого нас и потянуло друг к другу, — тихо сказал он. — Двое умных, заносчивых мальчишек, одержимых одной и той же страстью. В Годрикову Впадину он пришёл, как ты, я думаю, догадался, из-за могилы Игнотуса Певерелла. Он хотел обыскать место, где умер третий из братьев.
— Так это правда? — спросил Гарри. — Всё — правда? Братья Певерелл…
— Это три брата из сказки, — сказал Дамблдор, кивая. — Да, я уверен, что это так. Что они встретились со Смертью на пустынной дороге… Мне скорее думается, что братья Певерелл были просто высокоодарёнными, опасными волшебниками и сумели создать эти сильнодействующие предметы. А история, будто это Дары самой Смерти, по-моему, просто легенда, какие всегда складываются вокруг подобных творений. Мантия, как тебе известно, веками передавалась из поколения в поколение, от отца к сыну, от матери к дочери, вплоть до последнего живущего ныне потомка Игнотуса, который, как и сам Игнотус, родился в Годриковой Впадине.
Дамблдор с улыбкой посмотрел на Гарри.
— Это я?
— Ты. Я думаю, ты уже догадался, почему мантия была у меня в ту ночь, когда погибли твои родители. Джеймс показал мне её за несколько дней до этого. Стало понятно, как ему удавались разные проказы в школе, на которых его не могли изловить! Увидев её, я не поверил своим глазам и попросил Джеймса одолжить мне ненадолго, чтобы изучить получше. К тому времени я давно уже отказался от мысли воссоединить Дары Смерти, однако не мог удержаться, не мог устоять перед искушением рассмотреть мантию поближе… Я никогда не видел ничего подобного этой мантии — невероятно древняя, совершенная во всех отношениях… и вот твой отец погиб, а я остался единственным обладателем двух Даров Смерти.
Дамблдор говорил с невыносимой горечью.
— Мантия всё равно бы их не спасла, — поспешно сказал Гарри. — Волан-де-Морт знал, где скрываются мама и папа. Мантия не защитила бы их от заклятий.
Если Гарри сказал это, пожалев старого человека, он - молодец. Если он в самом деле так думает, он - алень.
— Это верно, — сказал Дамблдор. — Верно.
Гарри ждал продолжения, но Дамблдор молчал. Гарри поторопил его:
— Значит, когда вы увидели мантию, вы уже перестали искать Дары?
— Перестал, конечно, — чуть слышно сказал Дамблдор. Похоже, ему стоило больших усилий взглянуть Гарри в глаза. — Ты ведь знаешь, что произошло. И всё же ты не можешь презирать меня сильнее, чем я сам себя презираю.
— Но я вас не презираю…
— А должен бы. — Дамблдор набрал в грудь побольше воздуху. — Ты ведь знаешь тайну болезни моей сестры, что сделали с ней эти маглы, во что она превратилась. Ты знаешь, как мой бедный отец отомстил им, и поплатился за это смертью в Азкабане. Ты знаешь, что моя мать отдала свою жизнь ради больной Арианы. Меня это бесило, Гарри. — Дамблдор сказал это жёстко, холодно. Теперь его взгляд был направлен в пространство над головой Гарри. — Я был одарённым, выдающимся юношей. Мне хотелось свободы. Я хотел блистать. Хотел славы. Не пойми меня неправильно. — Боль исказила его лицо, и он снова выглядел древним старцем. — Я их любил. Я любил родителей, любил брата и сестру, но я был эгоистичен, куда эгоистичнее, чем такой лишённый эгоизма человек, как ты, Гарри, может себе вообразить. Поэтому, когда мать умерла и на мне повисла ответственность за больную сестру и непослушного брата, я вернулся к себе в деревню злой и несчастный. Мне казалось, что меня поймали в ловушку, моя жизнь загублена! И тут, конечно, появился он… — Дамблдор снова глядел прямо в глаза Гарри. — Грин-де-Вальд. Ты не можешь себе представить, Гарри, как захватили, как воспламенили меня его идеи. Заставить маглов подчиниться. Торжество волшебников. Мы с Грин-де-Вальдом — блистательные юные вожди революции. Конечно, кое-какие сомнения у меня были. Но я успокаивал свою совесть пустыми словами. Ведь всё это будет делаться во имя общего блага, и всякий причинённый ущерб возместите сторицей. Понимал ли я в глубине души, кто такой Геллерт Грин-де-Вальд? Думаю, что да, но закрывал на это глаза. Если бы наши планы осуществились, исполнились бы все мои мечты.
Все наши замыслы были основаны на Дарах Смерти! Как они завораживали его, завораживали нас обоих! Непобедимая волшебная палочка — оружие, которое приведёт нас к власти! Воскрешающий камень — для него, хоть я и делал вид, что ничего не понимаю, это означало армию инферналов! А для меня, признаюсь тебе, — возвращение моих родителей, которые сняли бы груз ответственности с моих плеч.
А мантия… О мантии мы почему-то почти не говорили, Гарри. Мы оба неплохо умели становиться невидимыми и без мантии, чья подлинная волшебная сила, конечно, в том, что она способна укрывать и защищать не одного своего владельца, но и тех, кто с ним. Я думал, что, если мы её найдём, она может пригодиться, чтобы прятать Ариану, но в целом мантия интересовала нас только потому, что дополняла набор, ведь в сказке говорилось, что настоящим Повелителем смерти — то есть, как мы это тогда понимали, непобедимым — будет тот человек, который соберёт у себя все три предмета.
Непобедимые повелители смерти, Грин-де-Вальд и Дамблдор! Два месяца безумия, жестоких грёз и пренебрежения братом и сестрой, оставленными на моё попечение.
А потом… Ты знаешь, что произошло потом. Действительность ворвалась ко мне в облике моего грубого, неотёсанного и несравненно лучшего брата. Я не желал слушать правду, которую он выкрикивал мне в лицо. Я не желал слышать, что не могу отправиться на поиски Даров Смерти, волоча за собой больную, неуправляемую сестру. Спор перешёл в сражение. Грин-де-Вальд вышел из себя. То, что я всегда в нём чувствовал, но старался не замечать, вдруг чудовищным образом вышло наружу. И вот Ариана… которую наша мать так долго, такой ценой укрывала и берегла… лежала на полу мёртвая.
Дамблдор судорожно вздохнул и по-настоящему заплакал.
Гарри протянул руку и с радостью обнаружил, что может коснуться его. Он крепко сжал руку Дамблдора, и тот постепенно овладел собой.
— Грин-де-Вальд сбежал, как мог бы предвидеть всякий, кроме меня. Он исчез со своими планами захвата власти и пыток для маглов, с мечтами о Дарах Смерти, мечтами, в которых я поддерживал его и помогал ему. Он сбежал, а я остался хоронить сестру и жить дальше со своей виной и горем, расплатой за моё постыдное поведение… Прошли годы. О нём ходили разные слухи. Говорили, что он добыл себе волшебную палочку необыкновенной силы. Мне тем временем предлагали пост министра магии, причём неоднократно. Я, конечно, отказывался. Я-то знал, что меня нельзя наделять властью.
— Но вы были бы лучше, намного лучше, чем Фадж и Скримджер! — выпалил Гарри.
— Ты так думаешь? — медленно произнёс Дамблдор. — Я в этом не уверен. Ещё юношей я показал, что власть — моя слабость и моё искушение. Это может показаться странным, Гарри, но, может быть, для власти лучше всего приспособлены те, кто никогда к ней не стремился. Такие, как ты, принимающие руководство, потому что им его поручили, надевающие генеральский мундир по необходимости, а потом с удивлением обнаруживающие, что он сидит на них неплохо… Мне лучше было оставаться в Хогвартсе. Мне кажется, я был неплохим учителем…
— Вы были лучшим из учителей!
Все-таки алень! Я потом разберу этот диалог подробнее. Чудесный учитель Дамблдор. Сколько его учеников в Министерстве, а среди Пожирателей Смерти?
-Ты очень добр, Гарри. Но пока я занимался обучением юных волшебников, Грин-де-Вальд собирал армию. Говорят, что он боялся меня. Возможно, так оно и было, но думаю, что я боялся его больше. Нет, не смерти, — ответил Дамблдор на вопросительный взгляд Гарри. — Не того, что он мог со мной сделать как волшебник. Я знал, что наши силы равны, а может быть, я даже немного искуснее. Я боялся правды. Понимаешь, я так и не знал, кто же из нас в ту страшную ночь выпустил заклятие, убившее мою сестру. Можешь назвать меня трусом — ты будешь прав. Гарри, больше всего на свете я боялся узнать, что это я убил её — не только своей заносчивостью и глупостью, но и прямо, ударом, унесшим её жизнь… Я думаю, Грин-де-Вальд это понимал, понимал, чего я боюсь. Я откладывал встречу с ним до тех пор, пока уклоняться не стало позором. Люди гибли, он неудержимо наступал, и я должен был сделать наконец то, что в моих силах. Что было дальше, ты знаешь. Я выиграл поединок. Волшебная палочка досталась мне.
Как?! Как Дамблдор выиграл поединок? Если палочка непобедима - это невозможно. Если выиграть поединок возможно - палочка не непобедима.
И снова настало молчание. Гарри не спросил, выяснил ли Дамблдор, кто убил Ариану. Он не хотел этого знать, а ещё меньше ему хотелось вынуждать Дамблдора говорить об этом. Теперь-то ему было известно, что увидел бы Дамблдор, если бы взглянул в зеркало Еиналеж, и почему он так хорошо понимал очарование, которое зеркало имело для Гарри.
Они долго сидели в молчании, и поскуливание у них за спиной уже почти не беспокоило Гарри.
Потом Гарри сказал:
— Грин-де-Вальд пытался отвлечь Волан-де-Морта от поисков палочки. Он солгал, будто у него никогда её не было.
Дамблдор кивнул, глядя в пол. Слёзы всё ещё поблёскивали на его крючковатом носу.
— Говорят, в последние годы в своей одиночной камере в Нурменгарде он выказывал раскаяние. Надеюсь, что это правда. Мне хочется верить, что он почувствовал ужас и постыдность своих деяний. Может быть, эта ложь Волан-де-Морту была попыткой искупления… попыткой помешать Волан-де-Морту завладеть Дарами…
— И осквернить вашу гробницу? — предположил Гарри.
Дамблдор прикрыл глаза.
После недолгого молчания Гарри сказал:
— Вы попытались использовать Воскрешающий камень.
Дамблдор кивнул:
— Когда через столько лет я нашёл в покинутом доме Мраксов тот из Даров, который мне больше всего хотелось заполучить (хотя в юности я мечтал о нём по совсем другим причинам), я просто потерял голову, Гарри. Я забыл, что теперь это крестраж, что на кольцо, несомненно, наложено заклятие. Я просто взял его и надел на палец. Какое-то мгновение я воображал, что сейчас увижу Ариану, мать, отца и смогу наконец попросить у них прощения… (какая сука!) Я был таким глупцом, Гарри! За столько лет я ничему не научился. Я был недостоин соединить у себя Дары Смерти. Я доказывал это уже не раз, и это было последнее доказательство.
Он недостоин соединить у себя Дары смерти - какое горе! А то, что люди, верящие в него остались без лидера, дезориентированные - фигня! Отдадим Министерство и Хогвартс Волдеморту - это мелочи. Я недостоин, вот горе-то.
- Почему? — спросил Гарри. — Это же естественно! Вам хотелось их увидеть. Что тут плохого?
Тупица, тупица, тупица! Не пускайте его в Аврорат!
— Наверное, один человек из миллиона способен соединить у себя Дары Смерти, Гарри. Я годился лишь на то, чтобы обладать самым низшим из них, самым простым, я годился на то, чтобы обладать Бузинной палочкой, и не хвастать этим, и не убивать с её помощью. Мне было позволено владеть и пользоваться ею, потому что я взял её не ради выгоды, а для того, чтобы спасти от неё других. Зато мантию я взял из пустого любопытства, и поэтому она никогда не служила мне так, как служила тебе, своему настоящему хозяину. А камнем я воспользовался, пытаясь вызвать к себе тех, кто давно покоится в мире, а не для того, чтобы справиться с назначенным мне самопожертвованием, как это сделал ты. Ты действительно достоин владеть Дарами Смерти.
А теперь поем дифирамбы Поттеру. Тот развесил уши и даже не задумывается, чем обернулось любопытство Дамблдора и его желание быть упрощённым для других людей. Или он полагает, раз я готов простить за себя, то о страданиях других людей нечего и думать? И я никак не пойму, в чем же доблесть ГП, отказавшегося от Даров. Где внутренняя борьба, мучительный выбор? Если бы Камень попал к нему на первом курсе, когда он стоял перед зеркалом Еиналеж, или после четвёртого, когда он видел в кошмарах Седрика, после пятого, шестого... Когда Гарри хотел кого-то вернуть! Но о Камне он узнал, готовясь умереть, все его мысли уже были о Том свете - соблазна воспользоваться Камнем не было, а следовательно ни борьбы, ни выбора. Впрочем, АД это косвенно подтверждает.
Дамблдор погладил руку Гарри. Гарри поднял на старика глаза и улыбнулся. А что ему было делать? Разве мог он теперь сердиться на Дамблдора?
— Но зачем было устраивать всё так сложно?
Дамблдор смущённо улыбнулся:
— Признаться, я надеялся, что мисс Грейнджер будет сдерживать тебя, Гарри. Я боялся, что твоя горячая голова возобладает над добрым сердцем. Я боялся, что, если просто рассказать тебе всю правду об этих искусительных предметах, ты можешь завладеть Дарами Смерти, как я, — в недолжное время, по недолжной причине. Я хотел, чтобы, когда они достанутся тебе, они были действительно твоими. Ты — настоящий Повелитель смерти, потому что настоящий повелитель не убегает от неё. Он сознаёт, что должен умереть, и понимает, что в жизни есть вещи намного худшие, чем смерть.
— А Волан-де-Морт так никогда и не узнал о Дарах Смерти?
— Думаю, что нет. Ведь он не узнал Воскрешающий камень, когда превращал его в крестраж. Но даже узнай он о них, Гарри, я сомневаюсь, что его заинтересовало бы что-нибудь, кроме палочки. Он подумал бы, что не нуждается в мантии-невидимке, а что до камня, кого он стал бы возвращать из царства мёртвых? Он боится мёртвых. Он ведь никого не любит.
— Но вы знали, что он погонится за Бузинной палочкой?
— Я был уверен, что он попытается её раздобыть, после того как твоя палочка на кладбище Литтл-Хэнглтона одержала победу над его. Сперва он испугался, что ты одолел его превосходящей силой волшебства. Но, похитив Олливандера, он узнал о сердцевинах-близнецах. Ему показалось, что это всё объясняет. Однако одолженная им чужая палочка снова не смогла справиться с твоей! Тогда Волан-де-Морт — вместо того чтобы спросить себя, что в тебе есть такого, от чего твоя палочка обретает непобедимую силу, каким недоступным ему даром ты обладаешь, — разумеется, отправился на поиски волшебной палочки, перед которой якобы не устоит никакая другая. Бузинная палочка стала для него наваждением не меньшим, чем ты сам. Он убеждён, что Бузинная палочка избавит его от нынешней слабости и сделает его по-настоящему непобедимым. Бедняга Северус…
— Когда вы со Снеггом планировали вашу смерть, вы хотели, чтобы Бузинная палочка досталась ему?
— Да, именно так, — ответил Дамблдор. — Но получилось не по моему.
— Да, — сказал Гарри. — Это у вас не получилось.
Итак, прошу запомнить: Гарри предполагает, что по плану палочка должна перейти к Снейпу. АД подтверждает это.
Существо за их спинами скулило и ныло. Гарри и Дамблдор дольше прежнего сидели в молчании. И в эти долгие минуты до Гарри медленно, как мягко падающий снег, доходило осознание следующего шага.
— А теперь я должен вернуться, да?
— Как хочешь.
— У меня есть выбор?
— Конечно, — улыбнулся Дамблдор. — Мы ведь на вокзале Кингс-Кросс, говоришь? Я думаю, если ты решишь не возвращаться, ты сумеешь… так сказать… сесть в поезд.
— И куда он меня повезёт?
— Вперёд, — просто сказал Дамблдор.
Снова молчание.
— Бузинная палочка у Волан-де-Морта.
— Да. Бузинная палочка досталась Волан-де-Морту.
— Но вы хотите, чтобы я вернулся?
— Я думаю, — сказал Дамблдор, — что, если ты вернёшься, есть шанс, что с ним будет покончено навсегда. Обещать я не могу. Я только знаю, Гарри, что возвращения сюда тебе нужно бояться куда меньше, чем ему.
Гарри снова взглянул на ободранное существо, дрожащее и задыхающееся в полумраке под стулом.
Не жалей Гарри, не жалей! И на твой век Волдемортов хватит - зато приключения!
— Не жалей умерших, Гарри. Жалей живых, и в особенности тех, кто живёт без любви. Твоё возвращение, может быть, послужит тому, чтобы стало меньше искалеченных душ, меньше разбитых семей. Если это кажется тебе достойной целью, то сейчас нам пора проститься.
Гарри со вздохом кивнул. Конечно, уйти отсюда не так трудно, как отправиться на смерть в Запретный лес, но всё же здесь было тепло, светло и уютно, а впереди его ждали, он знал это, боль и новые потери. Он встал, Дамблдор тоже поднялся, и они долго глядели друг другу в лицо.
— Скажите мне напоследок, — сказал Гарри, — это всё правда? Или это происходит у меня в голове?
Дамблдор улыбнулся ему сияющей улыбкой, и голос его прозвучал в ушах Гарри громко и отчётливо, хотя светлый туман уже окутывал фигуру старика, размывая очертания.
— Конечно, это происходит у тебя в голове, Гарри, но кто сказал тебе, что поэтому оно не должно быть правдой?
Что важно: не факт, что сказка соответствует истине. Есть легенда о трёх Дарах Смерти. Есть слухи о могущественной палочке.
Итак, с вокзала Кинг-Кросс Гарри возвращается просвещенный. Мы слышали то же, что и он, по идее, можем делать аналогичные выводы.
Почему-то Поттер полглавы ходит под мантией, як таинственный защитник. А зачем?
Наконец, он выходит к Волдеморту и вступает в беседу. (Как было в одном фанфике: "Они, вообще, сражались или мою личную жизнь обсуждали?!)
читать дальше
— Ты слушаешь, что я говорю? Снегг не побеждал Дамблдора! Смерть Дамблдора была обговорена между ними! Дамблдор хотел умереть непобеждённым, подлинным хозяином Бузинной палочки! Если бы всё получилось по его плану, сила палочки умерла бы вместе с ним, потому что никто не отнял её у него!
О-ля-ля! Мы же только что прочитали, как Гарри и Дамблдор обсудили ситуацию с палочкой и решили, что она должна была перейти к Снейпу. Откуда инфа о том, что сила палочки должна умереть вместе с АД?!
— Раз так, Поттер, Дамблдор всё равно что сам отдал мне палочку! — Голос Волан-де-Морта дрожал от злобной радости. — Я похитил палочку из гробницы её последнего хозяина! Против его желания! Сила палочки принадлежит мне!
И он, таки, прав. Если Гриндевальд завладел палочкой, похитив ещё, то и Волдеморт должен стать владельцем. Если Волдеморт владельцем не стал, то и Гриндевальд им не был, а значит, не был владельцем и Дамблдор.
— Нет, Реддл, она тебе не принадлежит. Обладать палочкой недостаточно! От того, что ты держишь её в руках и отдаешь ей приказы, она не становится по-настоящему твоей. Разве ты не слышал, что сказал тебе Олливандер? Палочка выбирает волшебника… Бузинная палочка ещё до смерти Дамблдора признала своего нового хозяина в человеке, который и не думал завладевать ею. Новый хозяин забрал палочку у Дамблдора против его воли, так и не поняв, что он сделал, и самая опасная волшебная палочка на свете признала его власть над собой…
Ага, сама палочка выбирает хозяина. Ну, точно неровно дышит к блондинчикам.
Грудь Волан-де-Морта тяжело вздымалась, и Гарри чувствовал, как зреет заклятие, как оно растёт внутри палочки, направленной ему в лицо.
— Настоящим хозяином Бузинной палочки был Драко Малфой.
Дружное "Ах!"
На мгновение в глазах Волан-де-Морта мелькнул слепой ужас — и исчез.
— Но если и так, — сказал он мягко. — Даже если ты прав, Поттер, что это меняет для нас с тобой? Палочки с пером феникса у тебя уже нет. Наш поединок решит чистое умение… А убив тебя, я смогу заняться Драко Малфоем…
— Ты опоздал, — сказал Гарри. — Ты упустил свой шанс. Я тебя опередил. Много недель назад я победил Драко и отобрал у него волшебную палочку. — Гарри помахал палочкой из боярышника и почувствовал, что глаза всех присутствовавших в Большом зале устремлены на неё. — Так что теперь, — прошептал Гарри, — всё сводится к одному: знает ли Бузинная палочка у тебя в руках, что на её последнего хозяина наслали Разоружающее заклятие. Потому что если она это знает, то… я — настоящий хозяин Бузинной палочки.
Не верю! - орет внутренний Станиславский. Почему похищение у Драко какой-то другой палочки влияет на принадлежность Бузинной?
Какой же вывод можно сделать.
1. Не факт, что Сказка соответствует истине.
2. Дамблдор рассчитывал, что палочка перейдет к Снейпу. Было бы логично, если бы потом Гарри долден был убить Снейпа и так завладеть палочкой. Однако Роулинг не хочет пятнать душу своему герою, поэтому предлагается версия - сила палочки должна быть уничтожена. Хм, почему же не предпринимаются меры? Снейп имеет возможность достать палочку (попробовать уничтожить, спрятать, подменить). Однако палочка (сама палочка, как предмет) достается Волдеморту.
3. Водеморт не владеет силой палочки.
я полагаю, Волдеморта на палочку и наводили. Он гонялся за ней, отвлекаясь от других задач. Получив, ничего не приобрел.
@темы: "ГП"
совсем неприятно, если узнают по характерным штампам, мэрисьюшности персонажей, вымученности диалогов, идиотизму поведения героев 
. В общем, не все так просто и очевидно, как хотелось бы.
, но ничего, устроит ко второму мая 
Устраивать же подобное мероприятие в день рождения или день смерти (о ком бы ни шла речь - Гитлера, Чикатило, Майкла Джексона) - по-моему, просто неэтично. 
Но повторяю, в случае с реально существующими людьми, я хотя бы понимаю мотивацию.
Любить можно - в сущности, любя вымышленный образ, я дарю тепло себе же, увеличивая радость и свет в своей жизни. 
А вот ненавидеть вымышленный образ - лить негатив в свое же подсознание 
(да, отдельные брызги достигают окружающих, по принципу: "набрать полный рот дерьма и заплевать очи"). А главное, как наверное обидно: ненавидишь, тратишь душевные и физические силы, кипишь, пылаешь - а ему не жарко, не холодно. Его, страшно сказать, вообще нет! 
То есть, я понимаю, когда читатель негодует на то, что персонаж, проявивший себя на страницах книги не так, как по его, читателя, мнению, должен проявлять положительный герой, получает печеньки и восторженную оценку Автора. 
Но в каноне Снейп отгреб по полной. Автор добавил в интервью. Что вызывает возмущение? 
Неужели. тот факт, что кто-то смеет оценивать персонажей иначе, чем сам снейпохейтер? 
Как один раз мне написали: "Я вижу свою миссию в том, чтобы открывать глаза на мерзкую сущность Снейпа тем авторам, которые заблуждаются на его счет". 
И это по-настоящему грустно. Такое непробиваемое самомнение меня пугает. Очевидно же, задеть литературного персонажа, устраивая хейтерский фест, невозможно - это делается для того, чтобы задеть тех, кто посмел иметь мнение, отличное от того, которое наш хейтер провозглашает единственно правильным.
Люди, я вас люблю!!!
