Розовый сад (2), продолжение.

[crfhfgtzpvtz]

- Ты упрекаешь меня? – тихо произнес Дамблдор. – А ты сам, на что ты потратил свою жизнь, мой мальчик?
- На погоню за призраком


Северус и его призраки.

Он мог бы ответить, что потратил свою жизнь на искупление. Дамблдор сам осудил его на службу, и, неся ее, Северус не имел права ни на любовь, ни на дружбу, ни на учеников. Сблизившись с кем-нибудь, ему пришлось бы лгать и лгать постоянно. Нет, не о прошлом – о будущем. Северус не имел права на привязанность в настоящем и цеплялся за бледный призрак своей любви. Он мог бы сказать так, и не солгал бы ни словом, но это была не вся правда.

Любить мертвых проще, чем ладить с живыми. Спокойнее. Безопаснее. Мертвые молчат, не возражают, не обижаются. У них нет потребностей, желаний, стремлений. Другое дело живые – они вечно чего-то требуют, чем-то недовольны, они осыпают упреками, презрительно кривятся, имеют свою точку зрение и на мироздание в целом, и на то, как лучше провести вечер. Северус боялся, что его не примут, и боялся, что сам не сможет принять – закрыть глаза на недостатки, полюбить характерные особенности, уважать потребности, мириться с прихотями. Жить с людьми было сложно, и маска Пожирателя не только обрекала его на одиночество, но и защищала от разочарования, прежде всего в себе самом.

Северус понимал, что не выдержал бы навязанной ему роли, если бы она не находила отклика в его душе, если бы одиночество не было для него естественным состоянием. Жить мечтой было привычно. В детстве он мечтал, что его настоящий отец придет за ним. Потом представлял, что приедет в Хогвартс, станет лучшим учеником, и какой-нибудь старенький, давно забытый Принц услышит о нем, обрадуется, что их род не заглох, и усыновит. Вернувшись в Хогвартс преподавателем, он уже не мечтал - его будущее было предопределено, но он мог предаваться воспоминаниям. Лили его детства была едва ли не более реальна, чем коллеги и ученики. Едва ли.

Он мог бы поднять Лили. На самом деле, это не так уж сложно. Опасно, трудно, но ничего запредельного. Сложнее воссоздать личность, но он бы справился. У его Лили были бы те же движения, та же мимика, та же улыбка. Она бы помнила все их встречи и разговоры, но для нее не существовало бы ни Джеймса Поттера, ни воспоминаний о жизни без Северуса. Она была бы его творением, податливым в его руках, повиновалась бы даже не его слову, мысли, настроению. Идеальная женщина! Ничего отвратительней и представить нельзя!

Нечто подобное предлагал ему Темный Лорд, когда он просил пощадить Лили. Северуса удивило, как легко согласился господин на его просьбу. Волдеморта всегда интересовали манипуляции с сознанием, и Лили он счел подходящим объектом для эксперимента. Он полагал, что можно изменить ей память – внушить, что родители и другие магглы издевались над ней, а продажное Министерство и послушная администрация Хогвартса оставило ее просьбы о помощи без внимания. Джеймса Поттера он хотел представить жестоким насильником, от которого бедняжку спас Северус. Если бы такая тонкая замена не получилась бы, Лили можно было заблокировать память о родителях, муже, ребенке. Волдеморт великодушно предоставлял своему ученику право самому придумать ей новую биографию.

Северус слушал того, кого до этого момента считал своим учителем, и чувствовал, что тошнота поднимается к горлу. Ему не нужна была оболваненная Лили! В конце концов, он давно мог явиться к Эвансам, вызывать Лили и, угрожая ее семье, добиться всего, чего угодно. Опоить, стереть память, потребовать Непреложный обет. Но такая мысль ни разу не приходила ему в голову. Он вычеркнул Лили из своей жизни в ту ночь, когда замерзал на грязном полу опустевшего дома. Северус боялся взглянуть на нее, не смел даже думать о ней. Он не хотел превратиться в такое же мерзкое животное, каким был его отец!

Принимая Метку, Северус надеялся выжечь из своей крови грязь, унаследованную от этого маггла. Конечно, он понимал, что магглы не все такие - те же Эвансы были вполне приличными людьми – но организм магглов слабее, они подвержены многим заболеваниям, в том числе заболеваниям душевным. У магов психические расстройства, как правило, связаны с магическим вмешательством и устраняются магией, а у магглов психиатрические клиники, отделения неврологии и армия специально подготовленных специалистов бессильны перед нарушениями работы мозга.

Когда Тобиаса Снейпа увезли в смирительной рубашке, Северус прочитал горы медицинской литературы, пытаясь понять, что с его отцом? Ответа он не нашел, но обнаружил подтверждение самых страшных своих подозрений – подобные болезни могли передаваться по наследству. Тщательная ревизия собственного сознания убедила Северуса, что его чувства к Лили, несомненно, носили патологический характер. Он стремился к ней, как продрогший на холоде, стремится к огню, он желал наполнить свою пустоту ее теплом и светом, желал присвоить ее себе. Он хотел, чтобы Лили жила только им, его желаниями, его мечтами, ненавидела тех, кого ненавидит он…

Северус постарался запрятать мысли о Лили подальше и с удвоенным рвением занялся ментальными искусствами. Он надеялся изменить свое сознание до того, как проснется унаследованное от Тобиаса безумие. Его признаки он видел и в почти маниакальной педантичности, и в наплевательском отношении к внешнему виду, и в раздражительности, и в отстраненности, и в охватывающей его временами робости, и во вспышках гнева, напрочь отшибающих чувство самосохранения.

Темный Лорд явился к нему , как избавитель. Этот великий волшебник сумел изъять из собственной личности маггловскую составляющую – он был истинным наследником Слизерина, и Северус надеялся проделать над собой такую же операцию. Политика интересовала его лишь в той степени, в какой она препятствовала изучению интересующие его области магии. Он искренне считал, что за свободу мысли можно и нужно бороться, но сам ввязываться в военные действия не стал бы, если бы не мечта навсегда избавиться от маггловского наследия.

И вот теперь его учитель спокойно предлагал ему опуститься до уровня полуживотного, удовлетворить свои желания самым жалким и мерзким образом. Даже изнасилование не вызывало в нем такого отвращение, как ментальная вивисекция. Он не хотел потерявшую себя Лили! Не хотел владеть ее оболочкой, как Тобиас владел его матерью, даже не различая, жива она или нет.

В ужасе он бросился к Дамблдору. Омерзение, испытанное волшебником, Северус счел вполне оправданным – как иначе можно было охарактеризовать участь, на которую его просьба о пощаде обрекла Лили? Он согласился на все, чтобы спасти ее. Спасти себя от самого страшного своего кошмара.