Изумруды и серебро. Глава 2

[crfhfgtzpvtz]

Изумруды и серебро.

Переделала всю главу, начиная с названия. Но фанфик, кажется, никто не читает, так что не страшно.

Глава 2. Что было, что будет

День вчерашний в вечность канул,
Не вернуть, не пережить,
Только память, словно рана,
Кровоточит и болит.

Гермиона не ожидала, что работать с Драко окажется так легко. И приятно. Ему ничего не приходилось разжевывать и объяснять на пальцах, он схватывал все налету, терпеливо выслушивал самые сырые неоформленные ее идеи, точными вопросами помогал прояснить мысль. Его возражения были весомы, предложения – уместны. Сформированная во время обсуждения позиция принадлежала им обоим, вычленить вклад каждого, пожалуй, было бы невозможно. Что особенно импонировало Гермионе, Драко четко следовал выработанному плану, ничего не забывал, не путал, не пускался в экспромты, только потому, что ему этого захотелось. Он умел импровизировать, причем блестяще, но делал это лишь в крайних случаях, когда возникали непредвиденные обстоятельства. Они смогли стать отличной командой и подготовили образцовый процесс.

О, разумеется, предусмотреть все невозможно, и Гермиона была морально готова к сюрпризам, которые не заставили себя ждать. Так, на стороне защиты выступила Кэтти Белл. Возможно, она считала себя обязанной Снейпу или находилась под впечатлением легенды о его великой любви и самоотверженности, однако помочь ему не смогла. Гермионе не составило труда заманить ее в ловушку. Сверкая глазами в лучших традициях факультета отважных, великодушных и неосмотрительных, Кэтти твердила, что Снейп спас ей жизнь, не понимая, какое убийственное впечатление производят ее слова. Фактически она подтвердила, что обвиняемый был накоротке с Темными искусствами и, не являясь профессиональным целителем, брался проводить рискованные манипуляции даже без согласия родственников пострадавшего. Забини, конечно, все понял, но помешать своей же свидетельнице не мог. Он нервно сжимал кулаки, кусал губы, страдальчески закатывал глаза.

Гермиона ему почти сочувствовала. Блейз Забини – восходящая звезда на юридическом небосклоне – наверняка, хотел упрочить свою репутацию громким процессом. Рассчитывал на вмешательство Гарри Поттера и просчитался. Жестоко просчитался! Гарри в процессе не участвовал – друзья старались избавить его от лишних переживаний – но само его неучастие развязало языки всем, кто два года назад молчал из уважения к Герою или из боязни вступать с ним в конфронтацию.

Флетчер, очень кстати прихваченный с контрабандой, дал подробнейший отчет о своем сотрудничестве с обвиняемым. Только доставляемые для него ингредиенты тянули на длительный срок в Азкабане, а ведь из них изготавливались зелья - запрещенные, смертельно-опасные! Применение Конфундуса и Обливиэйаы, легилименция, физическое насилие, нанесение материального ущерба, лишение свободы… Прытко Пишущее Перо не успевало фиксировать! Благодаря Флетчеру, на процессе побывал чуть ли не весь Лютный переулок - дело Северуса Снейпа стремительно обрастало новыми подробностями. Забини пытался убедить суд в том, что свидетели недостойны доверия, так как сами занимаются незаконной деятельностью, а их показания куплены ценой смягчения наказания. Гермиона легко парировала этот выпад, заявив, что для выяснения всех обстоятельств деятельности обвиняемого следствие вынуждено привлекать к сотрудничеству не только законопослушных граждан. Суд методично разрабатывал эту поистине золотую жилу.

Гермиона ликовала. Осудить Снейпа за преступления совершенные им в качестве Пожирателя Смерти было бы невозможно – в 1998 году, как и в 1981, с него сняли все обвинения. Однако он, как выяснилось, не только выполнял приказы Волдеморта, но и себя не забывал - выживал конкурентов, не брезгуя самыми грязными методами. Никого не мог оставить равнодушным рассказ старого зельевара, чью лавку Снейп уничтожил летом 1996. Забини, пользуясь тем, что сделать экспертизу зелий уже невозможно, уверял, будто они были опасны – успокоительное вызывало зависимость, а контрацептивы являлись настоящей отравой. Достаточно было взглянуть на несчастного старика, чтобы понять абсурдность подобных заявлений. Его лицо, изрытое морщинами, сморщенное, как печеное яблочко, подкупало добротой и простодушием, ласковые глаза смотрели кротко и печально, а согбенные плечи выражали смирение. Слушая его душераздирающую повесть, Гермиона отчетливо понимала, что они борются не только за будущее Гарри, но возвращают всем несчастным веру в справедливость. Приговор Северусу Снейпу должен был стать приговором лжи и предательству, прокравшимся в их мир после победы над Волдемортом.

Бесценные показания дали брат и сестра Кэрроу. Снейп был слишком осторожен, чтобы давать прямые указания, и в письменных приказах, и устно он предпочитал использовать обтекаемые формулировки, но в разговорах с глазу на глаз не стеснялся. Кэрроу утверждали, будто бы они боялись убийцы Дамблдора до полусмерти, и только поэтому поступали так жестоко. Гермиона им не верила – они вымещали на студентах свою злобу и жажду насилия, что вполне устраивало Снейпа. Вероятно, их руками он удовлетворял свои порочные желания.

Показания Кэрроу подтвердила Минерва Макгоннагалл. Разумеется, при личных беседах директора и его подручных она не присутствовала – Снейп был слишком подозрителен - но она видела и слышала достаточно, для того чтобы сделать правильные выводы. Мадам Помфри пыталась их опровергать. Она утверждала, что без вмешательства директора Снейпа жертв среди учащихся было бы гораздо больше, и без смертельных случаев не обошлось бы. Из ее слов следовало, что в Больничное крыло незаметно доставлялись - вероятно, через эльфов - все необходимые зелья, самого лучшего качества, в том числе для тех, кто прятался в Выручай-Комнате. Все бы хорошо, вот только… Если так все и было, почему же она молчала? Гермиона печально констатировала, что мадам Помфри невольно подменяет действительные воспоминания милой сердцу сказочкой о самоотверженном защитнике. Тогда после Победы, после откровений Гарри в это очень хотелось верить, факты сами подбирались и складывались в картинку. Потому-то преподаватели Хогвартса и выглядели на суде такими растерянными: сначала они искренне ненавидели убийцу и предателя, потом заставили себя поверить в благородного героя, теперь же, когда эта вера рассыпалась, они не могли понять, во что им верить. Их показания были путанными и противоречивыми, некоторые от участия в процессе отказались, а Слагхорн спешно лег на обследование в швейцарскую клинику.

Зато Августа Лонгботтом выступила с блеском! Бабушка Невилла произвела настоящий фурор – она подробно рассказала, как профессор Снейп издевался над ее единственным внуком, применял к нему ментальную магию, чтобы он сбивался на уроках и не мог достойно закончить Хогвартс. Гермионе ее рассказ казался неправдоподобным – она прекрасно помнила, каким неуклюжим и рассеянным Невилл был еще в Хогвартс-экспрессе, а ведь Снейпа поблизости не наблюдалось. Да и напоминалки самой миссис Лонгботтом явно свидетельствовали, что она оценивала своего внука крайне критично. Не мог же Снейп десять лет бродить вокруг поместья Лонгботтомов, вмешиваясь в сознание Невилла? Гермиона опасалась, что слова пожилой леди не примут всерьез, и не хотела вызывать ее на процесс, но Драко настаивал. Чем нелепее история, утверждал он, тем труднее ее опровергнуть. Никто не станет вспоминать, что на самом деле говорила раньше о своем внуке Августа Лонгботтом, никто не будет слушать самого Невилла.

- Сознавать, что даже такой неуклюжий растяпа смог стать героем, неприятно. Удобнее считать героическую сущность особым качеством, которое до поры до времени было скрыто, в данном случае ментальным блоком. Это освобождает от необходимости предъявлять высокие требования к самому себе.

Драко оказался прав - рассказ Августы Лонгботтом произвел сильное впечатление, и Невиллу не удалось его испортить, хоть он и старался. Гермионе так и не удалось его запутать. В отличие от Кэтти Белл, Невилл не рвался в бой, отвечал обдуманно и осторожно. На прямой вопрос, знал ли он о роли Снейпа в год его директорства, признался, что не знал.

- Он не позволял распоясаться Кэрроу. Я полагал, профессор Снейп преследует какие-то свои цели и, услышав рассказ Гарри, не удивился. Это было самым логичным объяснением.

Гермиона попыталась подловить его на вопросе о боггарте. Невилл в ответ улыбнулся:

- Я тогда много чего боялся. И полетов на метле, и кальмара в озере… Я был трусоватым и очень нескладным ребенком.

Глядя на него нынешнего, в это невозможно было поверить. Спокойный, уверенный в себе юноша. Нет, люди так не меняются! Гермиона вспоминала неуклюжего увальня, робкого, рассеянного, забывчивого, и все больше склонялась к мысли, что Августа Лонгботтом права - Снейп оказывал на Невилла магическое воздействие, возможно, что-то сделал с ним в раннем детстве. Он был близко знаком со Сметвиком, и тот неоднократно приглашал его в Мунго для консультации, в том числе, к Лонгботтомам. С вмешательством Снейпа в лечебный процесс Августа Лонгботтом связывала плачевное состояние своего сына и невестки. Сметвик, разумеется, утверждал, будто Снейп только консультировал его по вопросам ментальной магии и никаких манипуляций над пациентами не проводил, но веры ему уже не было. Нашлись свидетели, помнившие грандиозный скандал, который закатила миссис Лонгботтом. Только Альбус Дамблдор сумел ее успокоить и отговорить от заявления в Аврорат. Невилл, к сожалению, наотрез отказывался хотя бы поразмыслить над этим.

Впрочем, Гермиона понимала его – сама едва не поддалась гипнозу легенды о благородном самоотверженном Снейпе. Тем более, она не только слышала пересказ, но своими глазами видела его воспоминания. Они произвели на нее глубокое впечатление. Нет, не история любви - слишком вычурная, надуманная, романная. Ее потрясло, что Северус Снейп ухитрялся обманывать Волдеморта. Тем летом ей пришлось многое узнать о ментальной магии. Задним числом Гермиона даже испугалась – было бы ей все это известно раньше, неизвестно решилась бы она обезопасить родителей столь радикальным способом. И, уже понимая, как сложны и опасны манипуляции с сознанием, тем более, с собственным сознанием, она не могла не восхищаться мужеством Снейпа, его талантом.

Гермиона попыталась напроситься в ученицы, но получила грубый отказ. Снейп заявил, что ей придется сначала закончить Хогвартс, так как поднесенный за особые заслуги диплом его не впечатляет. Унизительно вспоминать, как она рассказывала о скитаниях по лесам, о жизни в палатке, о пытках… Ее слова, ее невольные слезы оставили Снейпа равнодушным. За героизм награждают орденами, но не дипломами. В такой цинизм трудно было поверить! Еще труднее - в то, что Гарри к подобным доводам прислушался.

Наверное, он уже тогда находился под воздействием зелья, но они этого не знали, и впервые поссорились. Остыв, Гермиона попыталась найти рациональное зерно в рассуждениях Гарри. Ее не могло не радовать изменившееся отношение к учебе. Диплом нам дали авансом, так надо его оправдать. С похвальным рвением он вгрызался в гранит науки, и Рону ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Гермиону даже не насторожило, что Гарри стал все чаще пропадать у Снейпа – приходил за книгами, разъяснениями. Она и сама пришла с грандиозной идеей – стереть память осужденным Пожирателям Смерти и сформировать им новые личности. Той отповеди ей не забыть никогда! Сочащийся ядом голос все еще звучал в ушах.

- Вы возомнили себя Господом Богом, мисс Грейнджер? Вообразили, что можете создавать души? Полагаете, Локхарту одиноко в своей палате, и ему необходимо общество?

Это было несправедливо!

- Я спасла моих родителей, создав им новые личности!

- Ваших родителей! Мисс Грейнджер, это же ключевые слова – у вас была кровная связь, они доверяли вам, наконец, они – магглы, у них нет магии, которая бы сопротивлялась чуждому воздействию. И вы знали о них почти все. Их взгляды, мимику, характерные жесты, пристрастия и страхи. Вы не думали об этом специально, но созданная вами модель включала все эти моменты и, потому, оказалась жизнеспособной. Но, даже несмотря на все вышеперечисленное, мисс Грейнджер, главное, что спасло ваших родителей – своевременное освобождение от заклятия. Год – критический срок, и вы это знаете. Рано или поздно подлинные воспоминания стали бы проявляться, разрушая психику.

То же самое говорил Гермионе Сметвик, когда она только собиралась в Австралию. Успокаивал, объяснял, что ее родители имеют хорошие шансы сохранить рассудок, если заклятие будет снято вовремя.

Ей все удалось, и Гермиона не видела причин останавливаться на достигнутом. Ей казалось, Снейп именно такой человек, который может решиться на дерзкий эксперимент по замене личности. Но он отказался, и не просто отказался, а высмеял и оскорбил ее, выставил самоуверенной карьеристкой, которая в погоне за признанием, готова идти по чужим головам. Тогда Гермиона не понимала столь резкой реакции, но позже, благодаря Драко все разъяснилось. Снейп не хотел, чтобы она изучала ментальную магию. Он опасался ее острого ума, ее наблюдательности. Понимал, что Гермиона способна распознать его воздействие на Гарри, поэтому отказался заниматься с ней сам, направил к трусливым перестраховщикам, умеющим лишь бесконечно твердить, как опасны манипуляции с сознанием. И настроил против нее Гарри. Как странно было слышать от него пространные рассуждения о ценности памяти! О том, что никто не вправе лишать человека, даже преступника, воспоминаний. Гермиону трясло от мысли, кто внушил ему все это. Нашелся правдолюбец! Он будет их учить справедливости! Расплачиваясь за содеянное, осужденный должен осознавать, за что его карают, должен помнить, что совершил. Это стало последней каплей. Гермиона взвилась и наговорила Гарри много обидного, назвала его попугаем, бездумно повторяющим слова своего хозяина. Она легко доказала, что все его глубокомысленные суждения позаимствованы у Снейпа, и даже сомневаться в выбранной карьере аврора он стал под его влиянием. Гарри не захотел задуматься над ее словами – ах, если бы Гермиона знала тогда, что он не может этого сделать! – и ушел, хлопнув дверью. Вскоре он забрал документы из Аврората, собрался изучать артефакты, естественно под руководством Снейпа. Рон назвал это предательством, и Гермиона чувствовала то же самое.

Позже Драко рассказал, как Снейп добился такого эффекта - убедил Гарри, что для него важна справедливость наказания и безопасность пациента. Гермиона, вступив с ним заочный спор, стала выглядеть беспринципной карьеристкой. С ним самим он проделал такой же фокус – поручился в суде, взял учеником, и Драко отказался в ловушке. Его попытки отказаться от такого наставника расценили, как нежелание работать в Мунго и помогать несчастным, невзирая на их происхождение и состояние. Снейп умел перевернуть любую ситуацию себе на пользу даже такую, казалось бы, безнадежную, как с Непреложным обетом. Защищая Драко, он заполучил всецело обязанного ему сотрудника, которому некуда деваться. Однако то, что этот мерзавец сотворил с Гарри, перевесило естественное стремление к безопасности.

Понять природу испытываемых Драко чувств было нетрудно. Любовь к Гарри пересилила все соображения. Снейп привык считать Драко тщеславным, мелочным эгоистом, который пойдет на сделку с совестью, ради сохранения привычного комфорта. Он не заметил его любви, не оценил силу его чувства и не опасался бунта. И это нужно было использовать максимально эффективно. Пока Рон и Гермиона осторожно собирали информацию, Драко изображал послушного ученика. Снейп ни о чем не догадывался и, похоже, готовился повторить свой эксперимент с зельем мужской беременности. Материала для начала процесса уже было достаточно, но способа открыть глаза Гарри они найти не могли. Рон предложил похитить его и запереть в недоступном месте до окончания суда. Гермиона долго пыталась ему втолковать, что так они добьются прямо противоположного результата, и Гарри, чего доброго, устроит переворот, чтобы спасти Снейпа из заключения.

- Он не поверит решению суда, - тянул Драко задумчиво. Когда Рон ушел на ночное дежурство он предложил свой план – отвести Гарри в Гринготтс и показать ему хранилище Поттеров.

Гермиона сначала его не поняла.

- Что ты подумала, когда увидела Хагрида в первый раз? Он показался тебе огромным? Страшным?

Она кивнула.

- А сейчас он кажется тебе таким же огромным?

Гермиона нахмурилась:
- Нет, конечно. Куда ты клонишь?

Драко усмехнулся:
- Представь, что ты не видела Хагрида на протяжении всех этих лет, и у тебя сохранились детские воспоминания о страшном косматом гиганте. Зато ты видела великанов и другие создания, огромные и ужасные. Каким покажется тебе Хагрид при встрече?

Он подождал, давая ей возможность оценить картину.

- Гарри увидел свое богатство в одиннадцать лет и был впечатлен, но с тех пор он вырос, полюбовался на сокровища Блэков и Лестранжей. Реальность покажется убогой по сравнению с тем великолепием, которое существует в его воображении.

Гермиона возразила:
- Почему ты думаешь, что он не заглядывал в хранилище?

Драко пожал плечами:
- А зачем? Гоблины при первом посещении предъявили ему весь вклад, после он забирал проценты из сейфа. Не похоже, что Гарри когда-либо тратил с размахом, не было у него необходимости навещать хранилище.

Гермиона лихорадочно вспоминала все, что ей было известно о взаимоотношениях Гарри и галлеонов. По всему выходило – Драко прав.

- Он может потребовать у гоблинов отчета, - нашелся разумный довод.

- Не потребует. Ты не станешь узнавать по соннику значение дурного сна, а будешь искать материальные причины, а Гарри не станет требовать у гоблинов отчета. И потом, рядом буду я.

Он не ошибся. Поход в Гринготтс принес именно тот результат, на который они рассчитывали. Пока Гарри спал под действием Успокоительного зелья, Драко отправился в Аврорат и обвинил Северуса Снейпа в опытах над больными и смерти пациента. Начальник Рона, предупрежденный заранее, тут же выслал группу захвата. Снейп сопротивления не оказал – он, видимо, не понял, что произошло, и надеялся на заступничество Гарри. Судья Боунс – родной брат убитой Пожирателями Смерти Аманды – постановил, что на время следствия обвиняемый будет находиться под стражей. Гермиона и Драко спокойно готовили процесс. Гарри медленно приходил в себя. Скоро все должно было закончиться.

***
Скоро все закончится! Эта мысль поддерживала Гарри на протяжении всего процесса. Скоро все закончится, и они с Драко уедут из Англии. Их встретит теплое море, мягкий песок, тенистые рощи. Останется позади переполненный зал с закрытыми окнами, в котором запрещено использовать магию, изнывающие от жары волшебники в строгих мантиях, судьи с равнодушными лицами каменных истуканов. Он освободится от прошлого, вдохнет полной грудью.

О свежем воздухе Гарри мечтал постоянно. Он тщетно старался сосредоточиться на происходящем - духота нагоняла сонную одурь, не давала вникнуть в суть произносимых речей. Голоса свидетелей сливались в назойливый гул, нудные препирательства Гермионы и Забини нагоняли тоску, смысл высказываний судьи прятался в латинских терминах и особом бюрократическом стиле, извлечь его не представлялось возможным. Гарри пытался ослабить галстук, но дышать все равно было нечем. Спертый воздух напитался испарениями множества тел, запахами не сочетавшегося друг с другом парфюма, переваренной пищи, гниющих зубов, несвежей одежды. От пота намокали волосы, очки съезжали с переносицы, пальцы оставляли влажные липкие следы на спинке стула. Он старался отодвинуться от соседей, прижаться лбом к мрамору колонны, чтобы успокоить нарастающую головную боль.

Позже, вечером, Гарри подолгу стоял под душем, с наслаждением мыл голову травяным настоем, растирал себя махровым полотенцем. Драко усаживал его в плетеное кресло и нежно массировал виски тонкими чуткими пальцами, легко втирая освежающий бальзам. Сквозь открытое окно в комнату проникали изысканные ароматы сада, легкий ветерок колыхал вуаль-паутинку, и Гарри погружался в дремоту. Сквозь сон он чувствовал прикосновения Драко, невесомые поцелуи, слышал его голос, шепчущий колыбельную.

Увы, на суде они не могли быть рядом. Гарри сидел в зале вместе с посторонними магами и видел только спину возлюбленного – вместе с Гермионой он находился на возвышении, предназначенном для обвинения. Рон, когда не стоял в оцеплении, присоединялся к Гарри и тоже боролся с зевотой.

Нелепость собственного положения изводила. Он должен был занимать место обвинителя или, хотя бы, охранника, но сидел в зале, как непричастный. Гарри не привык прятаться за чужими спинами, не умел. Собственная бесполезность угнетала. Он должен был встать во весь рост и бросить в лицо Снейпу обвинение, но не мог. Как на пятом курсе не мог пожаловаться на Амбридж. Он не хотел становиться объектом жалости, снисходительного сочувствия даже тогда, в детстве. Признать себя жертвой насилия сейчас было для него за гранью возможного. При одной мысли, что он встанет на место свидетеля и расскажет о своем позоре, Гарри покрывался липким холодным потом. Наверное, нет, совершенно точно, ему нужно было пересилить себя и выступить с главным обвинением, таким обвинением, которое уничтожило бы Снейпа.

- Чтобы его уничтожить, обвинение нужно не только выдвинуть, но и доказать, а кроме твоих воспоминаний нам предъявить будет нечего, - поджимала губы Гермиона.

Слушая допросы свидетелей, Гарри не мог не признать ее правоту. Забини был дотошен и въедлив.

- Вы можете назвать точную дату? А приблизительную? Вы уверены? Вы заявили, что накануне собирали первоцветы, значит, дело было не в мае. Быть может, вам приснился кошмар? Или вы сознательно хотите ввести суд в заблуждение?

От путаных воспоминаний Гарри он не оставил ничего! Но как прижать Снейпа, не упоминая о главном преступлении, как?

- Мы возьмем количеством! - смеялся Драко.

Поток свидетелей казался бесконечным. Гарри уже окончательно запутался, какие запрещенные ингредиенты Снейп покупал, какие зелья варил, куда их девал, какие бесценные артефакты вымогал за свою работу, кого выжил с рынка, кому навязал запрещенную законом дуэль…

Первое время он пристально вглядывался в лицо человека, которого долгие семь лет ненавидел, как опасного и подлого врага, потом прославлял, как героя, и считал своим другом. Гарри не надеялся увидеть раскаяния, конечно же, нет! Но осознание совершенных злодеяний, страх перед неизбежным наказанием, бессильную злобу схваченного и обезвреженного мерзавца! Нет, ничего похожего. Привычное выражение высокомерного презрения уродовало и без того негармоничные черты. Тонкогубый рот брезгливо кривился, словно Снейпу жаль было тратить свое время на стадо баранов, собравшихся перед ним. Подбородок надменно вздернут, бледные, как корни болотного растения, пальцы сплетены в замок, длинные манжеты прикрывают зачарованные наручники, и, кажется, Снейп сидит на своем преподавательском месте в Большом Зале. Прямая спина, наглухо застегнутая черная мантия, грязные пряди волос падают на плечи – ничего не изменилось. Холодные глаза, лишенные внутреннего света, равнодушно смотрят поверх голов, не находя в зале ничего достойного внимания.

Гарри не мог представить, что его влекло к этому человеку. Жутко становилось от одной только мысли. Прикасаться к коже, похожей на выскобленный пергамент, целовать кривящиеся в ядовитой усмешке губы, перебирать немытые, наверняка, липкие волосы? Никогда, ни за что! А ведь это было, было – Гарри вспоминал короткими яркими вспышками, и к горлу подступала тошнота. Морок, обман, чары! Сальноволосый мерзавец опоил его, задурил голову, заставил мечтать о своих нечистых прикосновениях, терзаться противоестественной страстью. Сейчас, когда наваждение рассеялось, Гарри видел Снейпа таким, какой он есть на самом деле, и понимал, насколько прав был в свои одиннадцать лет. Ребенком он распознал в этом человеке врага, коварного, злобного, неумолимого. Сердцем почувствовал его ненависть, кислотой выевшую душу, извратившую разум. Почему же, взрослея, дети становятся менее чуткими? Почему он стал меньше доверять своим чувствам? Пренебрег интуитивным отвращением, стараясь быть справедливым, пытался понять человека, отравившего ему годы учебы в Хогвартсе. Искал и находил оправдание злобным оскорблениям, обидным замечаниям, снятым баллам.

Гарри внутренне содрогался, вспоминая свои же слова, выкрикнутые в битве с Волдемортом. Никто его тогда за язык не тянул. Сам, без всякого зелья, сам твердил о невиновности Снейпа в Аврорате, доказывал орденовцам, распинался в интервью. И радовался, когда Кингсли Шеклболт подтвердил, что получал сведения из Ближнего Круга Пожирателей Смерти и видел Серебристую Лань, но не знал, чей это Патронус. С упорством маньяка Гарри собирал информацию о деятельности Снейпа, жадно впитывал сведения, обеляющие его, горячо благодарил Невилла, Джинни, мадам Помфри - всех, кто добавлял еще один мазок в образ самоотверженного защитника. Никто не заставлял его таскаться в госпиталь и слоняться перед дверью в палату. Сам приходил, выспрашивал целителей, слушал рассказы Сметвика, который, оказывается, уже лет пятнадцать сотрудничал с профессором Снейпом и при его тайной поддержке помогал пострадавшим от Пожирателей Смерти. Сам добился разрешения посещать пациента в любое время. Сидел на стуле часами. Вглядывался в удивительно спокойное, благодаря чарам лечебного сна, лицо и даже находил следы страдания, горьких размышлений, благородства и самоотверженности. Сам, все сам! Придумал благородного непонятого героя и обманул самого себя…

Сам ли?! Этот вопрос обжег Гарри, как пощечина. Кто же смотрит в глаза легилименту? Только идиот. А он смотрел, смотрел… И тут же рванулся к Омуту Памяти! Даже не удивился, что пароль сорвался с губ, стоило подойти к кабинету директора. Быть может, Снейп внушил ему весь план действий? И то, что воспоминаниям надо непременно поверить. Воспоминаниям человека, который обманывал Волдеморта. Или Дамблдора. Или Волдеморта и Дамблдора…

Гарри хрипло рассмеялся и смолк под недоуменно-испуганным взглядом соседа. Постарался придать лицу самое обычное выражение. Он уже не слушал вопросов Гермионы и ответов свидетеля, он лихорадочно соображал. Если Снейп в Визжащей Хижине проник в его сознание, то все становится понятным. И отчаянное желание реабилитировать убийцу Альбуса Дамблдора, и чувство вины перед человеком, рассказавшем о Пророчестве Волдеморту, и стремление непременно поговорить с бывшим учителем тоже. Стыдно вспомнить, как он разыскивал Снейпа, не удовлетворившись сухой встречей в Мунго. Мы оба сделали то, что должны были сделать, и закрыли свои счета. Умолял Сметвика, бродил по пепелищу на Спиннерс-Энд, даже к Малфоям ходил. Наконец Кингсли сжалился и дал координаты для аппарации, нарушив закон о конфиденциальности сведений.

Снейп все рассчитал, верно? Знал, что Гарри Поттер проломит любые барьеры и придет к нему сам. Вернется после того, как его прогонят. Придумает предлог, чтобы снова прийти. Ну, не совсем предлог - Гарри попросил подтянуть его по зельям. Диплом об окончании Хогвартса ему выдали, в Аврорат взяли, но, бегло посмотрев учебную программу, он понял, что не справится сам, а получать оценки за свой статус счел неправильным. Он, конечно, мог постараться наверстать упущенное за год сам, но учебники были такими старыми, написанные таким птичьим языком, то ли дело записи Принца-полукровки! Гарри чувствовал себя ловким и хитрым – как же обманул Снейпа! Еще гадал, из-за чего он сдался – растаял от похвалы Принцу, обрадовался критичной оценке Поттером собственных знаний, проникся его рвением к учебе или счел недопустимым такое снижение планки для стажеров Аврората? Каким же он был наивным! Снейп этого и добивался. Того, что Гарри добровольно будет приходить к нему, проводить с ним время.

Когда же он подлил зелье? Не сразу, нет. Первоначально их общение больше напоминало консультацию перед экзаменами и проходило преимущественно в лаборатории. Собственно, зельеварением они не занимались – Снейп гонял Гарри по компонентам, словно тот собирался стать то ли гербологом, то ли животноводом, то ли грабителем могил. Практическая работа состояла в подготовке ингредиентов и исследовании уже готовых зелий. Было неожиданно интересно. По крайней мере, Гарри понимал, зачем такие навыки аврору – определить, что духи на самом деле являются ядом, нейтрализовать действие, вычислить, когда и из чего этот яд изготовлен, где можно достать именно такие компоненты. Он ощущал себя настоящим детективом, Шерлоком Холмсом с его портативной лабораторией. Однако больше, чем зелья – смертельные и целительные – его привлекали артефакты, которые время от времени появлялись у Снейпа. Быть может, Гарри не обратил бы на них внимание, но он узнал ожерелье, едва не погубившее Кэтти Белл.

- Сметвик передал, - заметив его потрясенный взгляд, отозвался Снейп.

Он пытался разобраться с проклятьем. Снять его, решил Гарри тогда. Скорее, овладеть таким умением и воспользоваться им в своих целях, понимал он сейчас.

Работа с артефактами завораживала. Это была настоящая магия! Не то, чему учили их в Хогвартсе. Трансфигурированный из крысы бокал, в сущности, был обычным бокалом. Только норовил превратиться в крысу в самый неподходящий момент, но в самую обычную крысу, возможно, взбешенную учиненным над ней издевательством, но ничуть не волшебную. Наколдованное кресло было самым обычным креслом, починенные Репаро очки – обычными очками. Но зачарованный предмет сам становился магией, творил волшебство без участия мага!

- Как и зелья», - отреагировал на его пламенную речь Снейп.

Зелья, конечно, тоже, но… Не так! Зелья выпивают, мажут, вдыхают, и они заканчиваются, артефакт же оказывает магическое воздействие и сохраняется сам. Гарри стремился понять, каким образом амулеты защищают владельца, а проклятые предметы губят, и Снейп объяснял. Сначала скупо, строго по существу, потом подробно, с многочисленными отступлениями в сторону. Похоже, его самого увлекала эта тема. Язык становился поэтичным, он вспоминал легенды и предания, забредал в дебри астрономии, нумерологии, древних рун, истории магии. Гарри слушал, затаив дыхание. Негромкий голос обволакивал бархатом, выразительные картины будили воображение. Он и сам не заметил, как начал делиться своими догадками. Снейп не обрывал его, не называл невеждой, наоборот, поощрял. В небольшом кабинете, затененном плотными портьерами, было уютно сидеть вдвоем и разговаривать. Огоньки свечей отражались в черных глазах, и Гарри казалось, что их темнота теплеет, становится мягкой, ласкающей, как летняя ночь, вобравшая в себя яркость солнца. Где бы я был, если бы не умел притворяться? Он, ведь, слышал эти слова, но не вспоминал о них. Думал, что Снейп постепенно привыкает к нему, отогревается душой, а на самом деле это он приручал Гарри, вкрадывался в доверие, завладевал им.

Как-то незаметно на столике появился заварочный чайник, чашки и вазочка с вареньем. Сперва в практических целях, например, после изучения Охлаждающего зелья:
- Если вы будете так стучать зубами, аппарация забросит вас куда-нибудь на континент. И хорошо, если - на один.

Потом, просто так, для сопровождения разговора. В один из вечеров Гарри и выпил зелье. Он не знал, когда. Не мог вспомнить. В его голове, как будто соединились две параллельные реальности, которые не могли существовать одновременно. Гарри помнил занятия в лаборатории, неторопливые беседы за чашечкой чая. Задумчивое лицо Снейпа не казалось ему отталкивающим, словно свет вдохновения смягчал резкие черты. Выразительные жесты зачаровывали, слова западали в душу, вызывали живой отклик, будоражили. И помнил боль в заднем проходе, сильные руки, вертевшие его, как куклу, непристойности, нашептываемые на ухо. Он скребся в запертую дверь, сворачивался калачиком на пороге, заглядывал в черные глаза, надеясь увидеть хоть что-то человеческое, и проваливался в давно высохшие колодцы без дна. Страшнее всего, что все воспоминания были подлинными. Снейп притворялся его другом, учил, помогал, а потом превращал в свою игрушку, тешил больное самолюбие и, наигравшись, возвращал в привычный мир, где Гарри, по видимости, жил обычной жизнью. Он стажировался в Аврорате, учился, встречался с друзьями, не подозревая, что другая реальность, спрятанная в глубинах памяти, исподволь меняет все.

Друзья… Он все больше отдалялся от них. В споре Гермионы и Снейпа принял сторону последнего. Он же говорил такие правильные слова, созвучные мыслям Гарри! А Гермиона и впрямь предлагала нечто невообразимое – начисто стереть память Пожирателям Смерти и создать им новую.

- А потом выпустить на свободу? - интересовался Снейп. - Ах, нет. Они останутся под арестом. Ничего не помня о своих преступлениях. Только временно? Пока идут исследования? А когда методика будет отработана… Вы понимаете, что речь идет об экспериментах на людях?
Разумеется, Снейп лицемерил – ему ли осуждать подобные взгляды? – но Гарри искренне разделял озвученную позицию.
Даже Пожирателей Смерти нельзя приравнивать к лабораторным мышам! Их нужно судить, их можно убить, но не превращать в материал для научной работы. Гермиона не хотела его понять – она даже мысли не допускала, что Гарри сам додумался до чего-либо подобного. Было ужасно обидно понимать, что лучшая подруга считает тебя глупцом, способным лишь повторять чужие слова. Рон отмалчивался. Гарри и раньше замечал его нежелание спорить с Гермионой, теперь же оно стало очевидным. Похоже, он не мог простить себе «предательства» и заранее отказался от попыток строить отношения на равных. Рон придерживался схемы - Гермиона всегда права, а он недалекий простак во всем согласен с ней. Наверное, не стоило ему кричать:
- Хватит прикидываться дурачком! Честно скажи, тебе понравится, если она твоим родителям память подправит, чтобы о Фреде не горевали?!
Да и напоминать Гермионе о том, как она рыдала, переживая за своих родителей, не нужно было. Как бы он поступил, если бы Снейп не опоил его зельем? Этого Гарри не знал.

Судебный процесс не помогал разобраться с воспоминаниями, и он почти потерял к нему интерес. Гарри и без того знал, что обвиняемый умен, расчетлив, хладнокровен и подл. Ему нужно было понять, что случилось с его собственной жизнью. Снейп старательно смешал правду и ложь, извратил естественные чувства, вывернул наизнанку желания. Гарри не знал, как определить, что он делал по собственной воле, а к чему его незаметно подталкивали.

Учиться ему нравилось. Читать рекомендованные Снейпом книги, копаться в музее Аврората, узнавать историю экспонатов, зловещих или, наоборот, спасительных. А вот работа аврора все больше разочаровывала. Бюрократия пронизывала систему насквозь. Никого не интересовал результат, главное было правильно составить отчет, найти соответствующую инструкцию для малейшего чиха. Равнодушие авроров ужасало, они вовсе не рвались на помощь, интересовались больше зарплатой, льготами, увеличением продовольственного пайка. Рон пожимал плечами:
- Это жизнь! Не всем же быть героями с наполненным галлеонами сейфом?

Он не стремился обидеть, но сделал по-настоящему больно. Гарри не мечтал быть героем, хотел защищать людей! Он понял, что ошибся с выбором профессии – авроры вмешиваются, когда нечто ужасное уже произошло. Его самого спасали не доблестные бойцы, а материнская любовь. Ее жертва реализовывалась через родную кровь, примерно так действовали и вещественные обереги. Потому по-настоящему эффективные амулеты настолько редки – для их создания необходимо искреннее желание спасти, защитить. Гарри понял – это именно то, чем он бы хотел заниматься.

- У Мастера амулетов в разы меньше возможности красоваться на обложке «Ведьмополитена», чем у аврора, - отозвался на его рассуждения Снейп.

Гарри не обиделся, к насмешкам он привык, убедил себя, что его не хотят обидеть, просто у некоторых такая вот манера оформлять свои мысли.
Наверное, Снейп получал извращенное наслаждение, выдавая свой яд за экзотическое блюдо. Справедливости ради, он не советовал уходить из Аврората. Это ваша жизнь, Поттер, вам решать, что с ней делать.Он действовал тоньше. Бросая уничижительные замечания в адрес авроров, познакомив Гарри с Маэстро Челлини, подарив на Рождество старинный фолиант о магии талисманов – если вы заинтересовались этим вопросом, Поттер, так читайте серьезную литературу, а не творения последователей Локхарта.

К весне решение стать Мастером амулетов созрело. Гарри ушел из Аврората и занялся самообразованием – становиться чьим-то подмастерьем ему не хотелось, а Снейп не отказывал в помощи.

Конечно, не отказывал! Он же этого и добивался. Того, что Гарри окажется в полном его распоряжении, и никто не заметит происходящих с ним изменений.
Полгода кошмара, слепой изнуряющей страсти, надругательств над телом были стерты из его памяти. Та реальность, в которой он был наложницей Снейпа, его лабораторной мышкой, игрушкой, расползалась клочьями туманами при попытке всмотреться, зафиксировать события последовательно. Но если подумать… другая реальность, которую он помнил четко, была далеко не безоблачной.

Его порядком злила запертая дверь лаборатории, загадочные перемещения книжных полок, таинственные визитеры. Снейп явно занимался чем-то, помимо своей основной деятельности. Сразу после официального оправдания Сметвик предложил ему возглавить Исследовательский отдел госпиталя Святого Мунго. Как узнал Гарри позже, Снейп выдвинул условие, что с ним будет работать его ученик - Драко Малфой. Драко такая перспектива ничуть не прельщала. Однажды Гарри по дороге к дому услышал истеричные выкрики:
-Ты меня не заставишь! Я – Малфой! Я никогда не опущусь до такого!
Когда он подбежал, Снейп захлопнул перед его носом дверь и, видимо, наложил заглушающие чары. Гарри был возмущен до глубины души. Мало с этим белобрысым хорьком возятся, от Азкабана отмазывают, на работу устраивают, а он еще выделывается! И Снейп хорош! Из-за этого, принца слизеринского, недобитого, выставил его, Гарри, куда такое годится?

Наверное, в нем говорила ревность.

Он топтался у порога, придумывая пламенную речь, но, когда дверь открылась, ничего не сказал. Снейп выглядел измотанным и злым, но злился не на него. Это было заметно, потому, как он махнул рукой, приглашая войти и сесть в кресло. Гарри ошарашено принял из его рук бокал коньяка – он никогда не видел алкоголя в этом доме – сделал крошечный глоток обжигающей жидкости. Бокал Снейпа быстро опустел, наполнился снова.
- Я не могу предоставить его собственной судьбе, а надо бы, - прозвучало с искренней горечью, хотя Гарри ни о чем не спрашивал. - Когда этого идиота схватят в Лютном с проклятым артефактом для продажи, мне придется явиться в суд и перебить всех, но защитить его. Если я не придумаю другой способ спасения, магия поведет меня самым простым.

Позже Драко рассказал, как все было на самом деле. Снейп действительно должен был защищать его и решил извлечь из этого максимум пользы. Он объяснил, чего хочет от своего подопечного. Драко предстояло участвовать в незаконных экспериментах и прятать следы. Именно против этого он и протестовал столь бурно. А Гарри не понял! Решил, что высокомерный сноб Малфой не желает испачкать ручки работой в госпитале. Как же он был несправедлив! Счастье, что морок исчез, теперь Гарри может судить здраво. Если бы только вернуть воспоминания!

Ни Драко, ни друзья не понимали, почему он стремиться восстановить память. Они считали, он мучает себя напрасно, но Гарри терзала неопределенность. Скрытые в подсознании воспоминания являлись внезапно, буквально оглушали и подолгу не отпускали его. Они заполнили его сны отвратительными видениями, всегда разными. Гарри не мог понять, что с ним действительно произошло, а что пригрезилось в кошмаре. Воображение рисовало ему все новые подробности, умножая пережитый ужас. Преодолевая боль и стыд, он переживал каждый эпизод, лишь затем, чтобы столкнуться с его обновленной версией. Быть может все, было так? Или так? Как бы ни были мучительны подлинные воспоминания, они спасли бы его от бесчисленных фантомов. Гарри изнемогал в борьбе с иллюзиями. Вспомнив, что произошло с ним на самом деле, он смог бы отпустить прошлое. Увы, восстановить память было невозможно, и оставалось лишь надеяться, что со временем острота переживаний пройдет. Впереди у него было много хорошего – Драко, море, целая жизнь.