Сердце мое полно нежности к калекам, бастардам и сломанным вещам
Валентин Придд сорвал планы Альдо и освободил Рокэ. Операция была блестяще организована и безупречно осуществлена. Перевязь полковника Валентин безусловно заслужил. Однако первый маршал отказался уезжать.
читать дальше– Полковник Придд, – в знакомом голосе не было смеха, – не только у вас есть долги.
– Простите, монсеньор, – предатель, ставший прихотью Алвы полковником, не собирался отступать, – ваш долг перед Талигом больше долга перед человеком по имени Фердинанд.
– Одно равняется другому, – сощурился кэналлиец. – Не волнуйтесь, я не сошел с ума и не устал жить. Впрочем, это одно и то же. Запомните на всякий случай.
– Я запомнил, монсеньор. Сколько человек вам требуется?
Алва свел брови, разглядывая застывшего в седле Придда; сменились факельщики, в вершинах деревьев что-то прошелестело, словно гигантская белка скользнула. Ворон улыбнулся одними губами:
– Мой вам совет, Валентин. Когда станете приносить маршальскую присягу, думайте, что говорите. Не следует повторять чужих ошибок.
Рокэ клялся кровью королю Фердинанду и не может нарушить клятву. Валентин клялся кровью (как Дик и Робер) королевству и Ракану. "мое королевство - Талиг, а короля я не знаю" - замечательная формулировка. Придд знает, что Альдо - не Ракан. Он уверен - король где-то есть, но не знает, кто он.
Алва, Мевен и Пьетро вернулись в столицу, Герцог Придд, граф Гирке, их люди и примкнувшие к ним гвардейцы доехали до Кольца Эрнани. Здесь они должны отпустить взятого заложником Окделла.
Дик, не дожидаясь стражников, шагнул вперед и увидел Спрута с полковничьей перевязью. Рыбий взгляд равнодушно скользнул по лицу Дикона и переполз на Вардена:
– Теньент, почему Ричард Окделл не одет?
– Монсеньор, он отказался взять плащ и шляпу.
– Тогда распорядитесь передать их непосредственно генералу Карвалю. Он уже позавтракал?
– Да, монсеньор.
– Пригласите его сюда, – велел Придд, отворачиваясь к окну. Он не желал разговаривать, а вернее, боялся. Бьющие в спину не смотрят в глаза, это закон.
– Герцог Придд, – с расстановкой произнес Ричард, – сейчас у меня нет оружия, так что вам ничего не грозит. Повернитесь, нам следует договориться о следующей встрече. Я бы предложил Старый Парк, но если он вызывает у вас неприятные воспоминания, согласен и на другое место. Вы слышите меня? Отвечайте!
– Вас трудно не услышать. – Спрут медленно расправил расшитую розами занавеску. – Вепри вообще очень громкие… животные.
– Вы будете драться? – в упор спросил Ричард. – Или прикажете оскорбить вас прилюдно?
– Оскорбить может не всякий. – Придд все же соизволил обернуться. – Предатель, глупец и неудачник к таковым не относятся. Что до будущей встречи, то, как свидетельствует печальный опыт герцога Алва, проявленное к Окделлам милосердие впрок не идет. Я сделаю все, чтобы не дать вам сбежать от Занхи в Закат, как это сделал ваш приснопамятный батюшка. Здравствуйте, генерал, как доехали?
– Доброе утро, герцог Придд, – сухо произнес Карваль. – Герцог Окделл, я прибыл за вами.
– Здравствуйте, Карваль. – Слышал ли коротышка их разговор и, если слышал, что именно? – Я рад вас видеть.
– В соответствии с распоряжением Первого маршала Талига герцога Алва, – процедил Валентин, – я возвращаю герцога Окделла его нынешнему владельцу вместе с лошадью и верхней одеждой.
– Мы можем отправляться прямо сейчас? – Генерал не желал задерживаться в Фебидах ни минуты, и Дик был с ним совершенно согласен.
– Разумеется, – пожал плечами Спрут. – Только оставьте расписку, что означенный Окделл получен вами в надлежащем состоянии. Чтобы исключить возможные недоразумения.
Комментировать Дика скучно - он ничего не понимает! Ладно бы, заблуждался насчет Валентина - ненависть застилает глаза - для него и Карваль - загадка, и Робер...
Карваль уже добрался, даже с Мэллит. Добрался и говорит со Спрутом, оказавшимся умнее всех. Это теперь понятно, что Альдо затеял убить Ворона при попытке к бегству еще до приговора, но замена Багерлее на Ноху спутала все карты. Пришлось все менять на ходу, и ведь поменял же! Под носом у всех, и никто не почуял подвоха, даже Левий! Еще бы, разве за пару часов такое устроишь? Да и Мевен с Диконом! Альдо мог бросить толпе Айнсмеллера, но рискнуть капитаном гимнетов и Повелителем Скал?! Хотя риска как раз и не было. Алву прикончил бы Нокс, а Дикон бы подтвердил, что кэналлийцы напали на самом деле. Для пущего правдоподобия кого-нибудь бы убили…
герцог Придд наотрез отказался взять на себя ответ-ственность за герцога Окделла. Он сослался на приказ Алвы, предписывающий отпустить Окделла у Кольца Эрнани, свою личную неприязнь к Повелителю Скал и особенности характера последнего.
– Он так и сказал? – не выдержал Эпинэ. – Про особенности?
– Примерно, – уклонился от ответа Карваль. – Герцог Придд выражается слишком витиевато, я не могу дословно передать его мнение о недостатках и будущей судьбе герцога Окделла. Герцог Придд предпримет все усилия, чтобы разыскать ее высочество Матильду и сообщить ей, где находится девушка. У меня нет сомнений в том, что свое обещание он сдержит.
– Вы условились о тайном знаке? Я имею в виду Придда.
– Да, монсеньор. Я уже говорил про купца. Обозы станут приходить каждые две недели. Кроме того, я привез книгу… Прошу меня простить, запамятовал название, но у Придда такая же. Я покажу вам, как с ней обращаться.
Ну а если нам понадобится написать в Ноймар, не дожидаясь обоза, следует обратиться к старшему судебному приставу. Это он вложил в бумаги ультиматум Сузы-Музы. И он же в случае необходимости свяжется со мной или с вами. Кроме того, к вам может прийти поставщик и предложить кэналлийское того года, который вы уже получали.
– Погодите, – остановил Карваля Робер, – иначе я с ума сойду. И как вы только это запомнили?
– Мы проговорили со Спрутом более восьми часов. Смею предположить, что я теперь лучше понимаю север, а он – юг. Герцог Придд дал несколько ценных советов о будущем договоре между Олларами и Старой Эпинэ…
Альдо заметает следы, а Ричард, хлопает наивными глазами.
Добрые намерения еще никого не оправдали, и неважно, что мысль о дороге через старые аббатства пришла в голову Ноксу, а Спрут перекрыл все возможные проходы. Цивильный комендант Раканы должен был найти выход – увеличить охрану, в конце концов – не покидать Ружского дворца до утра. Пожалуй, это было бы самым разумным: к утру бы вернулся Карваль, и Придду пришлось бы убраться в нору, так и не укусив…
- Кто тебе сказал о засаде на Триумфальной?
– Нокс, – честно ответил Дикон, – но… Он не предатель, он погиб!
– Я знаю, – хмыкнул сюзерен. – Ворон зря времени не терял, жаль, монаха не тронул… Нет, Дикон, Нокс не предатель, предатель тот, кто рассказал бедняге про засаду, а кого попало твой полковник слушать не стал бы, не такой он был человек… Закатные твари, опять мы уткнулись в предательство!
– Ноксу мог сказать Спрут, – не очень уверенно предположил юноша.
– Не смеши меня, – отмахнулся его величество. – Придду Нокс бы не поверил. Не потому что подозревал, просто девятнадцатилетний для сорокалетнего всегда щенок. Скажи про засаду Придд, Нокс бы все лично обнюхал, а тут ни на секунду не усомнился. Вот и думай, кому он доверился… Мевен, Эпинэ и южане отпадают, Халлоран с Кортнеем-младшим ни кошки не знали…
А мне интересно, как Валентин узнал о смене маршрута. Получается он развернул очень активную деятельность: договорился с гвардейцами с судебными чиновниками, да и его люди не в последний момент узнали о намерениях своего герцога. И никто не проболтался!
– Я предупреждал, что Придд изменит, – Ричарду было не до маршальских забот, – меня не услышали.
– Зато ты услышал про засаду, – вздохнул Эпинэ, – одно другого стоит. Видеть всюду предателей не менее опасно, чем не видеть нигде. Если б ты поехал по Триумфальной, ничего бы не случилось.
Зачем он спорит? Мальчишке легче думать, что он не ошибся. И потом, все обернулось к лучшему, Дикон, Алва, Мевен, Валентин живы, а Ноксу туда и дорога.
– Случилось бы, – набычился Дикон. – «Спруты» расползлись по всему городу. Они были всюду. Понимаешь, всюду!
– Они не могли быть всюду, иначе нам бы давно пришел конец. Вспомни, гвардия Придда насчитывала не больше четырехсот человек.
Ричард вернулся к Альдо, а Валентин повез Мэллит.
Она помнила Повелевающего Волнами. Высокий и равнодушный, он сидел за столом названного Альдо и улыбался одними губами, а потом оставил первородного и увез в цепях врага своего.
Названного Робером ведет сердце, Повелевающего Волнами – разум, и разум этот холоднее зимних вод.
Мэллит в отчаянии, она считает себя обузой.
– В тягость может быть безобразие, но не красота. – Можно сменить серое на цвет ириса, но не пепел на огонь.
Отравленный Удо Борн вернулся за своим убийцей, но его обманула магия, он принимает за Альдо Мэллит. Мольбы о помощи никто не слышит, она идет за выходцем.
– Удо Борн! Что вы здесь делаете?
Повелевающий Волнами! Один… Его люди глухи и слепы, но он услышал…
Мертвый поднял голову и застыл. Так собака ловит новый запах.
– Я знаю тебя, – сказал он, – ты мне не нужен.
– Разве мы перешли на «ты»? – Лица хозяина и гостя были равно холодны. – Госпожа баронесса, вы звали на помощь? Я не ошибся?
– Названный Удо мертв! – крикнула Мэллит. – Мертв!.. Его убил… первородный Альдо!
– Это не оправдывает его навязчивости. – Повелевающий Волнами скрестил руки на груди. – Госпожа баронесса, здесь слишком холодно, вернитесь в дом.
Мэллит повиновалась, хотела повиноваться, но что значат желания в Ночь Расплаты? Гоганни могла дышать, слышать, видеть, но не бежать.
– Идите, сударыня, – повторил Придд, – не ждите меня.
– Ничтожная не может, – холод и страх обвивали тело, норовя добраться до сердца, – мертвый не отпустит…
Повелевающий Волнами шагнул вперед:
– Только трус, будучи не в силах отомстить мужчине, срывает обиду на женщине. Удо Борн, вы трус или слепец?
4
Они стояли лицом к лицу, а над ними светила луна, полная, как в ночь Оллиоха, и вокруг нее цвел радужный круг. Они стояли, живой и мертвый, а потом мертвый открыл глаза, и Мэллит канула в синюю пустоту. Она не хотела, но что может унесенный ветром листок, подхваченная водоворотом щепка, увязший в трясине ягненок? Синева голодна и равнодушна, с ней нельзя спорить, ей нельзя противиться, она возьмет все…
– Оставь ее! Оставь, я приказываю тебе, вассал!
Кто это? Где? Где небо, где луна, где она сама? Холодно, надо идти, пока не ушла луна. Ночь Луны не терпит лжи, за все надо платить, но как же страшно, а Енниоль ушел. Ушел и оставил ставшую Залогом за свое и за чужое… Она должна, она согласилась, но ведь глупая не знала, как это больно!
– Выходит, смерть в самом деле слепа. Досадно, но через свою, не вредившую тебе кровь ты не переступишь! Мелания, назад! За меня!..
…Она вернулась! Она стоит на снегу за плечом Повелевающего Волнами, и он сжимает локоть недостойной. Его вторая рука вытянута, темные блестящие капли падают вниз. Красное на розовом… Луна утолит свой голод.
– Клянусь кровью: перед тобой – девушка.
– Ты первый Придд, что верен сюзерену. – Синяя пустота, как можно в нее смотреть?! – Жаль, твой король не стоит твоей верности.
– Ни один Придд не служил потомкам Бланш, но эта девушка под моей защитой. Это просьба Робера Эпинэ. Вы его тоже забыли?
– Я помню все, – синий взгляд потянулся к Мэллит, – ты…
– Я… – покорно откликнулась гоганни. Ей было холодно, она устала, как же она устала от крови, луны, страха…
– Нет, я! – Чужая рука с силой оттолкнула Мэллит назад. – Она за Альдо, я – за нее!
– Не надо! – Темные струйки днем были бы алыми. – Не надо! Ничтожная Мэллит недостойна жизни… Первородный Валентин, оставь дочь отца моего и живи!
– Нет! Удо Борн, ты слышишь? Разве Альдо говорит так? Разве он отвечает за свои преступления? Ты не видишь, так слушай!
– Ты… – Синий взгляд тяжелее горы, но Мэллит не станет прятаться за чужой долг!
– Я – Залог, нареченный Удо. Забери ничтожную и оставь своего убийцу без щита. Оставь другим убитым…
– Замолчите, баронесса! Вы слишком многим нужны живой. То, что связано, можно и развязать. Проклятье, да идите же наконец в спальню!
– Нет! – Мертвый прикрыл глаза, и Мэллит смогла вздохнуть. – Придд прав, мы развяжем завязанное… Пусть… девушка возьмет кинжал с твоей кровью, пока она горяча.
– Берите, баронесса. – В ладонь гоганни скользнула жесткая рукоять, и Мэллит невольно сжала пальцы.
– А теперь в сторону, брат. Девушка, иди ко мне. Смелее!
К нему?! Идти к нему? После всего…
– Ну же! Хочешь свободы – иди!
– Баронесса, решать вам. – Повелевающий Волнами отступил, зажимая рану, мертвый ждал молча, закрыв страшные глаза.
– Я иду. – Мертвые лгут, они голодны и помнят всё, но она не делала зла названному Удо, и она не хочет быть щитом лжеца и убийцы. Она пойдет, и да смилуется над ней луна. – Я иду…
Шаг, и красная, дымящаяся полоса позади, у нее больше нет защиты, она выбрала, только что? Свободу или синюю мглу? Черные стены, белый снег, красное небо и луна… Какая длинная ночь, какой короткий путь. Ноги скользят и стынут, рана на груди наполняется болью, наползает дурнота, но она почти пришла.
– Я, – говорит гоганни, протягивая мертвому рукоять, – я пришла.
– Ты, – отвечает Удо. Он высокий, выше Робера. – Ты…
Ледяные пальцы впиваются в руку, не давая отбросить кинжал, поток холода рвется к сердцу, вспыхивает сумасшедшая синь.
– Ты! – произносит Борн, всаживая клинок в свое молчащее сердце. – Ты свободна, девушка!
– Названный Удо! Зачем?!
– Иначе нельзя, – в пустой синеве прорезаются зрачки, – или я, или ты… Теперь все будет хорошо… Хорошо для всех!
Горячая волна слизывает холод, горячая и красная. Синь, белизна, зелень – все тонет в крови, а кровь уходит в песок, шелестят ветви, мчатся сквозь звездный дождь всадники, и песок становится снегом…
– Мэллица… Теперь я тебя узнал… Бедная ты, бедная…
Серые глаза – живые, знакомые, грустные. И улыбка… Такая же, как раньше.
– Блис… Удо, ты вернулся?
– Нет, Мэллица, я ухожу. Вынь кинжал, больно.
Рукоять была мягкой и теплой, как родившийся крольчонок. Мэллит неловко ее потянула и с клинком в руках отлетела назад, прямо в руки Повелевающего Волнами.
– Вот ведь, – посетовал Удо из дома Борнов, – раз в жизни встретил нелгущего Придда, и надо прощаться.
– Граф Гонт! Стойте!
– Валентин! – Темная фигура пошатнулась, отступила к стене. – Не дайте… Не дайте Рудольфу разрушить Борн… Рихард расплатился… Не дай!
– Клянусь.
Валентин вступил в Северную армию, а Мэллит поехала дальше.
Повелевающий Волнами? Зачем ему ничтожная? Названный Валентином привез Мэллит туда, куда обещал, так для чего он здесь? Разве возчик навещает доставленную поклажу, даже если защищал ее от грабителей и укрывал в непогоду?
— Госпожа баронесса, я пришел проститься. — Первородный был одет для войны. Пепел и фиалки исчезли под черными камнями и белым снегом. В этом сердце нет и не будет весны, но нет в нем и тления.
— Мой путь начинается вновь, — негромко сказала Мэллит, — присланные тем, кого зовут регентом, позаботятся обо мне.
— Я был счастлив служить вам. — Повелевающий Волнами не торопился уходить. Внуки Кабиоховы любят длинные разговоры и смутные слова. Они не скажут «не люблю», но «нам не быть вместе». Они поднесут яд, но будут оплакивать не убитого, а себя…
— Ничтожная не слепа. — Мэллит провела рукой по кое-как стянутым на затылке локонам. — Морская вода не станет вином, сколько ни говори о ее сладости. Не нужно лжи, она острей иглы и кислей уксуса.
— Мне трудно следить за вашими мыслями, баронесса. Я сожалею, что вас постигло разочарование, но проходит все, кроме смерти.
Баронесса…
— Нам следует поторопиться, баронесса…
— Позвольте представить вам баронессу…
— Позвольте откланяться, баронесса…
У дочери Жаймиоля больше нет своего имени, но чужого она не хочет! И еще она не хочет жалости.
— Я не баронесса, герцог Придд, — старательно произнесла Мэллит. — Я — гоганни и хочу вернуться к своему народу. Но я знаю — меня не отпустят, потому что названный Альдо — враг регента и многих первородных. Это ваша война, но ничтожная… Лучше бы я умерла раньше своей любви и не взглянула в глаза своей ненависти. Вы идете воевать за своего господина против Альдо Ракана. Ваш путь прост и ясен, так оставьте ничтожную… Оставьте меня без вашей учтивости. Вы сделали, что обещали герцогу Роберу. Вы свободны от неприятной обузы.
— Вы заблуждаетесь, сударыня. — Лед в глазах, лед в словах, лед за окнами. Кругом один лишь лед, а эти люди называют белый холод весной! — Я еще не выплатил свои долги и, что самое неприятное, не вернул чужие.
— Чужие долги взимают дурные ростовщики, — прошептала Мэллит, вспоминая слепой синий взгляд и отказавшееся повиноваться тело. — Я должна вам, но я не просила в долг.
— Сударыня, — названный Валентином смотрел не на нее, а на свою руку, — я не дал выходцу вас увести, но я вижу, что жить вы не желаете. Прежде чем уйти, я обязан сказать вам одну вещь. Если ваша обида и допущенная по отношению к вам несправедливость окажутся сильнее… Что ж… Я сделал все, что мог.
— Ничтожная слушает. — Слова — как дождь. Они погасят костер и не наполнят бездну.
— Я еще не любил, — сказал первородный, — и я потерял хоть и много, но далеко не все. Я не вправе вас поучать, но у меня был старший брат. Однажды ему показалось, что смерть лучше жизни, и он решил умереть. Ему не позволили. Мой брат был… очень раздосадован. Тем не менее со временем он понял, что хочет жить. Разговор с ним мог бы вам помочь, но, к несчастью, Юстиниан погиб. Его убили.
Брат оставил мне свои долги, которые я намерен рано или поздно отдать. В том числе и долг человеку, заставившему Юстиниана по достоинству оценить жизнь. Я рассказываю вам об этом ради слов, которые мой брат услышал от своего старшего друга. Чтобы вы не подумали, будто они принадлежат мне.
Бывает так, госпожа баронесса, что на тебя ополчится само мироздание. Не потому, что ты виновен или плох, и не потому, что ненавидят лично тебя. Просто мир устроен так, что тебе не жить, как ты того хочешь. Это плохо, страшно, несправедливо, но это не повод не жить вообще. Не повод ненавидеть всех, кому не больно. Не повод заползти под корягу и ждать, когда за тобой придут. И уж тем более не повод не быть собой! Мироздание — это еще не мир, а предсказание — не судьба! То, что пытается нами играть, может отправляться хоть в Закат! Мы принадлежим не ему. Мы сами из себя создаем смысл нашей жизни, как жемчужницы создают перламутр. Из боли, из раны, из занозы рождается неплохой жемчуг, сударыня, и он принадлежит нам, а не тому, что нас ранило.
…Ровная стена, нетронутый снег и рассвет, розовый от ночной крови.
— Откуда у вас Адрианова эспера? — Вот и все, что спросил названный Валентином у той, кого удержал на краю. Бегали и суетились мужчины, кричали женщины, клялись в том, что не сомкнули глаз, стражи, но Повелевающий Волнами велел всем замолчать, и они замолчали. Тогда Первородный приказал седлать коней.
— Утешавший не желавшего жить был мудр и добр, но что он знал о смерти любви?
— Он не был добр. — В полных серебра глазах доброты тоже нет. — Он был честен и хотел помочь. И еще ему не нравилось, когда человек уступает судьбе. Желаю вам доброго пути, баронесса. Надеюсь, ваше нынешнее путешествие окажется приятней предыдущего.
читать дальше– Полковник Придд, – в знакомом голосе не было смеха, – не только у вас есть долги.
– Простите, монсеньор, – предатель, ставший прихотью Алвы полковником, не собирался отступать, – ваш долг перед Талигом больше долга перед человеком по имени Фердинанд.
– Одно равняется другому, – сощурился кэналлиец. – Не волнуйтесь, я не сошел с ума и не устал жить. Впрочем, это одно и то же. Запомните на всякий случай.
– Я запомнил, монсеньор. Сколько человек вам требуется?
Алва свел брови, разглядывая застывшего в седле Придда; сменились факельщики, в вершинах деревьев что-то прошелестело, словно гигантская белка скользнула. Ворон улыбнулся одними губами:
– Мой вам совет, Валентин. Когда станете приносить маршальскую присягу, думайте, что говорите. Не следует повторять чужих ошибок.
Рокэ клялся кровью королю Фердинанду и не может нарушить клятву. Валентин клялся кровью (как Дик и Робер) королевству и Ракану. "мое королевство - Талиг, а короля я не знаю" - замечательная формулировка. Придд знает, что Альдо - не Ракан. Он уверен - король где-то есть, но не знает, кто он.
Алва, Мевен и Пьетро вернулись в столицу, Герцог Придд, граф Гирке, их люди и примкнувшие к ним гвардейцы доехали до Кольца Эрнани. Здесь они должны отпустить взятого заложником Окделла.
Дик, не дожидаясь стражников, шагнул вперед и увидел Спрута с полковничьей перевязью. Рыбий взгляд равнодушно скользнул по лицу Дикона и переполз на Вардена:
– Теньент, почему Ричард Окделл не одет?
– Монсеньор, он отказался взять плащ и шляпу.
– Тогда распорядитесь передать их непосредственно генералу Карвалю. Он уже позавтракал?
– Да, монсеньор.
– Пригласите его сюда, – велел Придд, отворачиваясь к окну. Он не желал разговаривать, а вернее, боялся. Бьющие в спину не смотрят в глаза, это закон.
– Герцог Придд, – с расстановкой произнес Ричард, – сейчас у меня нет оружия, так что вам ничего не грозит. Повернитесь, нам следует договориться о следующей встрече. Я бы предложил Старый Парк, но если он вызывает у вас неприятные воспоминания, согласен и на другое место. Вы слышите меня? Отвечайте!
– Вас трудно не услышать. – Спрут медленно расправил расшитую розами занавеску. – Вепри вообще очень громкие… животные.
– Вы будете драться? – в упор спросил Ричард. – Или прикажете оскорбить вас прилюдно?
– Оскорбить может не всякий. – Придд все же соизволил обернуться. – Предатель, глупец и неудачник к таковым не относятся. Что до будущей встречи, то, как свидетельствует печальный опыт герцога Алва, проявленное к Окделлам милосердие впрок не идет. Я сделаю все, чтобы не дать вам сбежать от Занхи в Закат, как это сделал ваш приснопамятный батюшка. Здравствуйте, генерал, как доехали?
– Доброе утро, герцог Придд, – сухо произнес Карваль. – Герцог Окделл, я прибыл за вами.
– Здравствуйте, Карваль. – Слышал ли коротышка их разговор и, если слышал, что именно? – Я рад вас видеть.
– В соответствии с распоряжением Первого маршала Талига герцога Алва, – процедил Валентин, – я возвращаю герцога Окделла его нынешнему владельцу вместе с лошадью и верхней одеждой.
– Мы можем отправляться прямо сейчас? – Генерал не желал задерживаться в Фебидах ни минуты, и Дик был с ним совершенно согласен.
– Разумеется, – пожал плечами Спрут. – Только оставьте расписку, что означенный Окделл получен вами в надлежащем состоянии. Чтобы исключить возможные недоразумения.
Комментировать Дика скучно - он ничего не понимает! Ладно бы, заблуждался насчет Валентина - ненависть застилает глаза - для него и Карваль - загадка, и Робер...
Карваль уже добрался, даже с Мэллит. Добрался и говорит со Спрутом, оказавшимся умнее всех. Это теперь понятно, что Альдо затеял убить Ворона при попытке к бегству еще до приговора, но замена Багерлее на Ноху спутала все карты. Пришлось все менять на ходу, и ведь поменял же! Под носом у всех, и никто не почуял подвоха, даже Левий! Еще бы, разве за пару часов такое устроишь? Да и Мевен с Диконом! Альдо мог бросить толпе Айнсмеллера, но рискнуть капитаном гимнетов и Повелителем Скал?! Хотя риска как раз и не было. Алву прикончил бы Нокс, а Дикон бы подтвердил, что кэналлийцы напали на самом деле. Для пущего правдоподобия кого-нибудь бы убили…
герцог Придд наотрез отказался взять на себя ответ-ственность за герцога Окделла. Он сослался на приказ Алвы, предписывающий отпустить Окделла у Кольца Эрнани, свою личную неприязнь к Повелителю Скал и особенности характера последнего.
– Он так и сказал? – не выдержал Эпинэ. – Про особенности?
– Примерно, – уклонился от ответа Карваль. – Герцог Придд выражается слишком витиевато, я не могу дословно передать его мнение о недостатках и будущей судьбе герцога Окделла. Герцог Придд предпримет все усилия, чтобы разыскать ее высочество Матильду и сообщить ей, где находится девушка. У меня нет сомнений в том, что свое обещание он сдержит.
– Вы условились о тайном знаке? Я имею в виду Придда.
– Да, монсеньор. Я уже говорил про купца. Обозы станут приходить каждые две недели. Кроме того, я привез книгу… Прошу меня простить, запамятовал название, но у Придда такая же. Я покажу вам, как с ней обращаться.
Ну а если нам понадобится написать в Ноймар, не дожидаясь обоза, следует обратиться к старшему судебному приставу. Это он вложил в бумаги ультиматум Сузы-Музы. И он же в случае необходимости свяжется со мной или с вами. Кроме того, к вам может прийти поставщик и предложить кэналлийское того года, который вы уже получали.
– Погодите, – остановил Карваля Робер, – иначе я с ума сойду. И как вы только это запомнили?
– Мы проговорили со Спрутом более восьми часов. Смею предположить, что я теперь лучше понимаю север, а он – юг. Герцог Придд дал несколько ценных советов о будущем договоре между Олларами и Старой Эпинэ…
Альдо заметает следы, а Ричард, хлопает наивными глазами.
Добрые намерения еще никого не оправдали, и неважно, что мысль о дороге через старые аббатства пришла в голову Ноксу, а Спрут перекрыл все возможные проходы. Цивильный комендант Раканы должен был найти выход – увеличить охрану, в конце концов – не покидать Ружского дворца до утра. Пожалуй, это было бы самым разумным: к утру бы вернулся Карваль, и Придду пришлось бы убраться в нору, так и не укусив…
- Кто тебе сказал о засаде на Триумфальной?
– Нокс, – честно ответил Дикон, – но… Он не предатель, он погиб!
– Я знаю, – хмыкнул сюзерен. – Ворон зря времени не терял, жаль, монаха не тронул… Нет, Дикон, Нокс не предатель, предатель тот, кто рассказал бедняге про засаду, а кого попало твой полковник слушать не стал бы, не такой он был человек… Закатные твари, опять мы уткнулись в предательство!
– Ноксу мог сказать Спрут, – не очень уверенно предположил юноша.
– Не смеши меня, – отмахнулся его величество. – Придду Нокс бы не поверил. Не потому что подозревал, просто девятнадцатилетний для сорокалетнего всегда щенок. Скажи про засаду Придд, Нокс бы все лично обнюхал, а тут ни на секунду не усомнился. Вот и думай, кому он доверился… Мевен, Эпинэ и южане отпадают, Халлоран с Кортнеем-младшим ни кошки не знали…
А мне интересно, как Валентин узнал о смене маршрута. Получается он развернул очень активную деятельность: договорился с гвардейцами с судебными чиновниками, да и его люди не в последний момент узнали о намерениях своего герцога. И никто не проболтался!
– Я предупреждал, что Придд изменит, – Ричарду было не до маршальских забот, – меня не услышали.
– Зато ты услышал про засаду, – вздохнул Эпинэ, – одно другого стоит. Видеть всюду предателей не менее опасно, чем не видеть нигде. Если б ты поехал по Триумфальной, ничего бы не случилось.
Зачем он спорит? Мальчишке легче думать, что он не ошибся. И потом, все обернулось к лучшему, Дикон, Алва, Мевен, Валентин живы, а Ноксу туда и дорога.
– Случилось бы, – набычился Дикон. – «Спруты» расползлись по всему городу. Они были всюду. Понимаешь, всюду!
– Они не могли быть всюду, иначе нам бы давно пришел конец. Вспомни, гвардия Придда насчитывала не больше четырехсот человек.
Ричард вернулся к Альдо, а Валентин повез Мэллит.
Она помнила Повелевающего Волнами. Высокий и равнодушный, он сидел за столом названного Альдо и улыбался одними губами, а потом оставил первородного и увез в цепях врага своего.
Названного Робером ведет сердце, Повелевающего Волнами – разум, и разум этот холоднее зимних вод.
Мэллит в отчаянии, она считает себя обузой.
– В тягость может быть безобразие, но не красота. – Можно сменить серое на цвет ириса, но не пепел на огонь.
Отравленный Удо Борн вернулся за своим убийцей, но его обманула магия, он принимает за Альдо Мэллит. Мольбы о помощи никто не слышит, она идет за выходцем.
– Удо Борн! Что вы здесь делаете?
Повелевающий Волнами! Один… Его люди глухи и слепы, но он услышал…
Мертвый поднял голову и застыл. Так собака ловит новый запах.
– Я знаю тебя, – сказал он, – ты мне не нужен.
– Разве мы перешли на «ты»? – Лица хозяина и гостя были равно холодны. – Госпожа баронесса, вы звали на помощь? Я не ошибся?
– Названный Удо мертв! – крикнула Мэллит. – Мертв!.. Его убил… первородный Альдо!
– Это не оправдывает его навязчивости. – Повелевающий Волнами скрестил руки на груди. – Госпожа баронесса, здесь слишком холодно, вернитесь в дом.
Мэллит повиновалась, хотела повиноваться, но что значат желания в Ночь Расплаты? Гоганни могла дышать, слышать, видеть, но не бежать.
– Идите, сударыня, – повторил Придд, – не ждите меня.
– Ничтожная не может, – холод и страх обвивали тело, норовя добраться до сердца, – мертвый не отпустит…
Повелевающий Волнами шагнул вперед:
– Только трус, будучи не в силах отомстить мужчине, срывает обиду на женщине. Удо Борн, вы трус или слепец?
4
Они стояли лицом к лицу, а над ними светила луна, полная, как в ночь Оллиоха, и вокруг нее цвел радужный круг. Они стояли, живой и мертвый, а потом мертвый открыл глаза, и Мэллит канула в синюю пустоту. Она не хотела, но что может унесенный ветром листок, подхваченная водоворотом щепка, увязший в трясине ягненок? Синева голодна и равнодушна, с ней нельзя спорить, ей нельзя противиться, она возьмет все…
– Оставь ее! Оставь, я приказываю тебе, вассал!
Кто это? Где? Где небо, где луна, где она сама? Холодно, надо идти, пока не ушла луна. Ночь Луны не терпит лжи, за все надо платить, но как же страшно, а Енниоль ушел. Ушел и оставил ставшую Залогом за свое и за чужое… Она должна, она согласилась, но ведь глупая не знала, как это больно!
– Выходит, смерть в самом деле слепа. Досадно, но через свою, не вредившую тебе кровь ты не переступишь! Мелания, назад! За меня!..
…Она вернулась! Она стоит на снегу за плечом Повелевающего Волнами, и он сжимает локоть недостойной. Его вторая рука вытянута, темные блестящие капли падают вниз. Красное на розовом… Луна утолит свой голод.
– Клянусь кровью: перед тобой – девушка.
– Ты первый Придд, что верен сюзерену. – Синяя пустота, как можно в нее смотреть?! – Жаль, твой король не стоит твоей верности.
– Ни один Придд не служил потомкам Бланш, но эта девушка под моей защитой. Это просьба Робера Эпинэ. Вы его тоже забыли?
– Я помню все, – синий взгляд потянулся к Мэллит, – ты…
– Я… – покорно откликнулась гоганни. Ей было холодно, она устала, как же она устала от крови, луны, страха…
– Нет, я! – Чужая рука с силой оттолкнула Мэллит назад. – Она за Альдо, я – за нее!
– Не надо! – Темные струйки днем были бы алыми. – Не надо! Ничтожная Мэллит недостойна жизни… Первородный Валентин, оставь дочь отца моего и живи!
– Нет! Удо Борн, ты слышишь? Разве Альдо говорит так? Разве он отвечает за свои преступления? Ты не видишь, так слушай!
– Ты… – Синий взгляд тяжелее горы, но Мэллит не станет прятаться за чужой долг!
– Я – Залог, нареченный Удо. Забери ничтожную и оставь своего убийцу без щита. Оставь другим убитым…
– Замолчите, баронесса! Вы слишком многим нужны живой. То, что связано, можно и развязать. Проклятье, да идите же наконец в спальню!
– Нет! – Мертвый прикрыл глаза, и Мэллит смогла вздохнуть. – Придд прав, мы развяжем завязанное… Пусть… девушка возьмет кинжал с твоей кровью, пока она горяча.
– Берите, баронесса. – В ладонь гоганни скользнула жесткая рукоять, и Мэллит невольно сжала пальцы.
– А теперь в сторону, брат. Девушка, иди ко мне. Смелее!
К нему?! Идти к нему? После всего…
– Ну же! Хочешь свободы – иди!
– Баронесса, решать вам. – Повелевающий Волнами отступил, зажимая рану, мертвый ждал молча, закрыв страшные глаза.
– Я иду. – Мертвые лгут, они голодны и помнят всё, но она не делала зла названному Удо, и она не хочет быть щитом лжеца и убийцы. Она пойдет, и да смилуется над ней луна. – Я иду…
Шаг, и красная, дымящаяся полоса позади, у нее больше нет защиты, она выбрала, только что? Свободу или синюю мглу? Черные стены, белый снег, красное небо и луна… Какая длинная ночь, какой короткий путь. Ноги скользят и стынут, рана на груди наполняется болью, наползает дурнота, но она почти пришла.
– Я, – говорит гоганни, протягивая мертвому рукоять, – я пришла.
– Ты, – отвечает Удо. Он высокий, выше Робера. – Ты…
Ледяные пальцы впиваются в руку, не давая отбросить кинжал, поток холода рвется к сердцу, вспыхивает сумасшедшая синь.
– Ты! – произносит Борн, всаживая клинок в свое молчащее сердце. – Ты свободна, девушка!
– Названный Удо! Зачем?!
– Иначе нельзя, – в пустой синеве прорезаются зрачки, – или я, или ты… Теперь все будет хорошо… Хорошо для всех!
Горячая волна слизывает холод, горячая и красная. Синь, белизна, зелень – все тонет в крови, а кровь уходит в песок, шелестят ветви, мчатся сквозь звездный дождь всадники, и песок становится снегом…
– Мэллица… Теперь я тебя узнал… Бедная ты, бедная…
Серые глаза – живые, знакомые, грустные. И улыбка… Такая же, как раньше.
– Блис… Удо, ты вернулся?
– Нет, Мэллица, я ухожу. Вынь кинжал, больно.
Рукоять была мягкой и теплой, как родившийся крольчонок. Мэллит неловко ее потянула и с клинком в руках отлетела назад, прямо в руки Повелевающего Волнами.
– Вот ведь, – посетовал Удо из дома Борнов, – раз в жизни встретил нелгущего Придда, и надо прощаться.
– Граф Гонт! Стойте!
– Валентин! – Темная фигура пошатнулась, отступила к стене. – Не дайте… Не дайте Рудольфу разрушить Борн… Рихард расплатился… Не дай!
– Клянусь.
Валентин вступил в Северную армию, а Мэллит поехала дальше.
Повелевающий Волнами? Зачем ему ничтожная? Названный Валентином привез Мэллит туда, куда обещал, так для чего он здесь? Разве возчик навещает доставленную поклажу, даже если защищал ее от грабителей и укрывал в непогоду?
— Госпожа баронесса, я пришел проститься. — Первородный был одет для войны. Пепел и фиалки исчезли под черными камнями и белым снегом. В этом сердце нет и не будет весны, но нет в нем и тления.
— Мой путь начинается вновь, — негромко сказала Мэллит, — присланные тем, кого зовут регентом, позаботятся обо мне.
— Я был счастлив служить вам. — Повелевающий Волнами не торопился уходить. Внуки Кабиоховы любят длинные разговоры и смутные слова. Они не скажут «не люблю», но «нам не быть вместе». Они поднесут яд, но будут оплакивать не убитого, а себя…
— Ничтожная не слепа. — Мэллит провела рукой по кое-как стянутым на затылке локонам. — Морская вода не станет вином, сколько ни говори о ее сладости. Не нужно лжи, она острей иглы и кислей уксуса.
— Мне трудно следить за вашими мыслями, баронесса. Я сожалею, что вас постигло разочарование, но проходит все, кроме смерти.
Баронесса…
— Нам следует поторопиться, баронесса…
— Позвольте представить вам баронессу…
— Позвольте откланяться, баронесса…
У дочери Жаймиоля больше нет своего имени, но чужого она не хочет! И еще она не хочет жалости.
— Я не баронесса, герцог Придд, — старательно произнесла Мэллит. — Я — гоганни и хочу вернуться к своему народу. Но я знаю — меня не отпустят, потому что названный Альдо — враг регента и многих первородных. Это ваша война, но ничтожная… Лучше бы я умерла раньше своей любви и не взглянула в глаза своей ненависти. Вы идете воевать за своего господина против Альдо Ракана. Ваш путь прост и ясен, так оставьте ничтожную… Оставьте меня без вашей учтивости. Вы сделали, что обещали герцогу Роберу. Вы свободны от неприятной обузы.
— Вы заблуждаетесь, сударыня. — Лед в глазах, лед в словах, лед за окнами. Кругом один лишь лед, а эти люди называют белый холод весной! — Я еще не выплатил свои долги и, что самое неприятное, не вернул чужие.
— Чужие долги взимают дурные ростовщики, — прошептала Мэллит, вспоминая слепой синий взгляд и отказавшееся повиноваться тело. — Я должна вам, но я не просила в долг.
— Сударыня, — названный Валентином смотрел не на нее, а на свою руку, — я не дал выходцу вас увести, но я вижу, что жить вы не желаете. Прежде чем уйти, я обязан сказать вам одну вещь. Если ваша обида и допущенная по отношению к вам несправедливость окажутся сильнее… Что ж… Я сделал все, что мог.
— Ничтожная слушает. — Слова — как дождь. Они погасят костер и не наполнят бездну.
— Я еще не любил, — сказал первородный, — и я потерял хоть и много, но далеко не все. Я не вправе вас поучать, но у меня был старший брат. Однажды ему показалось, что смерть лучше жизни, и он решил умереть. Ему не позволили. Мой брат был… очень раздосадован. Тем не менее со временем он понял, что хочет жить. Разговор с ним мог бы вам помочь, но, к несчастью, Юстиниан погиб. Его убили.
Брат оставил мне свои долги, которые я намерен рано или поздно отдать. В том числе и долг человеку, заставившему Юстиниана по достоинству оценить жизнь. Я рассказываю вам об этом ради слов, которые мой брат услышал от своего старшего друга. Чтобы вы не подумали, будто они принадлежат мне.
Бывает так, госпожа баронесса, что на тебя ополчится само мироздание. Не потому, что ты виновен или плох, и не потому, что ненавидят лично тебя. Просто мир устроен так, что тебе не жить, как ты того хочешь. Это плохо, страшно, несправедливо, но это не повод не жить вообще. Не повод ненавидеть всех, кому не больно. Не повод заползти под корягу и ждать, когда за тобой придут. И уж тем более не повод не быть собой! Мироздание — это еще не мир, а предсказание — не судьба! То, что пытается нами играть, может отправляться хоть в Закат! Мы принадлежим не ему. Мы сами из себя создаем смысл нашей жизни, как жемчужницы создают перламутр. Из боли, из раны, из занозы рождается неплохой жемчуг, сударыня, и он принадлежит нам, а не тому, что нас ранило.
…Ровная стена, нетронутый снег и рассвет, розовый от ночной крови.
— Откуда у вас Адрианова эспера? — Вот и все, что спросил названный Валентином у той, кого удержал на краю. Бегали и суетились мужчины, кричали женщины, клялись в том, что не сомкнули глаз, стражи, но Повелевающий Волнами велел всем замолчать, и они замолчали. Тогда Первородный приказал седлать коней.
— Утешавший не желавшего жить был мудр и добр, но что он знал о смерти любви?
— Он не был добр. — В полных серебра глазах доброты тоже нет. — Он был честен и хотел помочь. И еще ему не нравилось, когда человек уступает судьбе. Желаю вам доброго пути, баронесса. Надеюсь, ваше нынешнее путешествие окажется приятней предыдущего.
@темы: "Валентин Придд", "ОЭ"