На официальном сайте Камши есть голосовалка, кто из персонажей самый любимый? Нужно выбрать пятерых. Четыре первых у меня вопросов не вызывают:
Рокэ Алва, Лионель Савиньяк, валентин Придд. Марсель Валме.
Люблю одинаково сильно, но по-разному.
Рокэ - звезда над дорогой дальней, завораживающая, недостижимая. Подпишусь под каждым словом Луизы. Приблизиться невозможно, встать рядом, помочь... Можно только не мешать, не доставать, не лезть. Любоваться издали, в памяти хранить улыбку и взгляд.
Лионель - о, жутко до дрожи! Если на Алву повлияла встреча с Леворуким и проклятие Ринальди (шарахается от кого может, да и то, не ото всех, иначе пришлось бы сбежать в Седые Земли и жить в дупле), то Лионель таким вот родился (с матерью он не говорил, Рокэ иногда так не хватало Арно, что он рассказывал кое-что его вдове, но не Ли). Я бы хотела такого сына, брата. друга, начальника... мужа - боже упаси.
Валентин Придд - персонаж, с которым мне легче всего отождествлять себя. Павсаний, опять-таки.
Марсель Валме. Ну, я с таким уже почти восемь лет в законном браке живу. Графский титул ему, правда, не светит, а в отсутствии Алвы пузо отвоевывает позиции, зато стихи такие же. "Это было шикарно, ты седлала козла! И звездой незакатной в моем сердце взошла". Лютни, нет, жаль.

А вот с пятой позицией засада: не могу выбрать между Луизой, Арлеттой, Левием, Бонифацием, Каштерванцем и Карвалем.

@темы: "ОЭ"

---

Загадки

Чего я не понимаю, так это, как исповедь Эрнани попала к Катарине. Быть может, Карваль?
У меня сильное подозрение, что убил Штанцлера он по приказу королевы.
А вот капеллана и Паоло, видимо, убил напившийся Арамона. Левия и Арлетту сбивает отсутствие трупов. но мы знаем, что они стали выходцами. И пришел священник к Арамоне. Вроде все сходится.

Ни фига не сходится! Факелы: сгоревший и брошенный - откуда взялись? Капеллан с Паоло куда-то собрались уезжать. Куда?

@темы: "ОЭ"

---

Нужно дописать снейпотонкс! Собственно, развязка уже не только написана, даже набрана, и я точно знаю, как до нее добраться, но сделать - просто сесть и сделать не могу. Еще "Выбирая фаультет". С десяток полностью продуманных фиков на черновиках, столько же набросков... Все такое родное и важное, срочно требующее воплощения! И в конкурсе хочется поучаствовать - только раздирает между несколькими набросками - в результате ничего не движется. Только новые планы возникают. А их куда девать?
Поэтому сижу и читаю "Отблески Этерны".

Я все больше и больше восхищаюсь Катариной - умна, абсолютно лишена совести и иллюзий - просто прелесть! Использует свою слабость, как мощнейшее оружие. Потрясающе! Воспетый Чернышевским разумный эгоизм в чистом виде. И споткнуться на этом болванчике Дике - обидно, черт побери.
Катарина дивно соединяет черты Анны Австрийской и миледи.
Анна Австрийская выдана замуж совсем юной за столь же юного Людовика XIII, брак скрепил мир между Францией и Испанией. Брак осуществился через несколько лет, а вот наследника долгое время не было. Нет, король бесплоден не был (Фердинанд Камши скорее напоминает Людовикка XVI), были выкидыши, потом супруги долгое время жили раздельно. Анна с завидным упорством поддерживала все заговоры, направленные против первого министра своего мужа кардинала Ришелье. Заговорщики - принцы крови, старая региональная знать - стремились вернуть былые привилегии крупных феодалов, что означало децентрализацию страны. Они обращались за помощью к Испании и союзным с ней странам. Естественно, все это подавалось под соусом возрождения старых добрых обычаев, борьбой с жадными чиновниками, обирающими, как простой народ, так и благородное дворянство.
Рождение наследника вызвало множество толков. Существует очень романтичная история, как король, застигнутый на охоте дождем, вынужден был укрыться в одном из охотничьих замков, где совершенно случайно проводила досуг королева, состоялось примирение и бурная ночь. Далеко не все в это поверили. Среди возможных отцов ребенка называли и капитана королевской охраны, и герцога Бофора (ночная шпага королевы). к слову внебрачный внук Генриха IV, то есть племянник короля. Существует версия, что пресловутый узник в железной маске был законным сыном незаконного отца наследника. В общем, дело ясное, что дело темное. Через год Анна родила еще одного сына.
После смерти мужа (а Ришелье умер на год раньше) Жена короля поняла, что она является королевой-матерью, и это королевство - наследство ее сына. Анна отошла от своих былых сторонников, и приблизила Мазарини, который продолжил курс на абсолютную монархию. Прежние друзья королевы были, конечно же, недовольны. И очаровательная Мария де Шеврез, и посаженный герцог Бофор...
Я думал: почести и славу
Дарует вам сегодня рок,
Вознаграждая вас по праву
За годы скорби и тревог,
Но, может быть, счастливей были
Вы в те года, когда его...
Я не хотел сказать любили,
Но рифма требует того.

Я думал: резвый Купидон!
Когда-то ваш соратник смелый,
Сложив оружье, принужден
Покинуть здешние пределы.
И мне ль сулить себе успех,
Задумавшись близ вас, Мария,
Когда вы позабыли всех,
Кто был вам предан в дни былые...
Катарина вполне могла бы сыграть ту же роль. И, быть может, встретила своего Джулио.

@темы: "ОЭ"

---

Ультиматум Штанцлера

Я только после третьего прочтения поняла, зачем Штанцлер клеветал Окделлу на Савиньяков. То есть, я думала, он заранее вбивает между ними клин, чтобы полностью исключить возможность какого-то взаимопонимания. Дик не будет слушать Арлетту и Лионеля, так как считает их мерзавцами, а Эмиль и Арно захотят прибить Дика, как только он начнет вываливать мерзости на их мать. Этот мотив исключить нельзя, но главное другое - Штанцлер, таким образом, передал послание королеве Катарине.

В его побасенке Арлетта Савиньяк вышла замуж из корыстных соображений и изменяла мужу с человеком "слишком благоразумным, чтобы пропадать на войне", она отобрала графский титул у своего старшего сына - НАСТОЯЩЕГО САВИНЬЯКА, ради младшего - не Савиньяка. История основана на реальных фактах, но главную героиню звали Каролина. Каролина Борн вышла замуж из корыстных соображений за Пьера-Луи Ариго и всю жизнь изменяла мужу с Горацием Капоттой, ментором своих детей, с которым тайно обвенчалась по эсператистскому обряду до официального бракосочетания. Капотта - не военный, он от души презирает этих "грубых, прожорливых, приземленных животных". Каролина с помощью подделанных Штанцлером писем отобрала графский титул у своего старшего сына, рожденного от Ариго, ради второго, рожденного от Капотты. И если в побасенке Штанцлера Лионель - Рафиано по духу, однако, генетически он, все равно, Савиньяк, то Ги - совсем не Ариго. Тайна Арлетты якобы запечатлена в дневнике ее подруги, тайна Каролины естественно скрыта в ее собственном дневнике.

Дикон. послушный болванчик, рассказывает историю Катарине, и та понимает все правильно: эр Август угрожает разоблачить преступления Каролины и раскрыть происхождение ее дочери. Она отвечает, что рисовала в дневнике матери лошадей и маки - послание Штанцлеру "я знаю, дневник - фальшивка и могу доказать это". Их разговор, в котором Дик ничего не понял, шел именно об этом: Штанцлер угрожает разоблачением, но она не поддается. Лгунья и фальсификатор, они знают друг о друге столько всего... Однако Катарина в лучшем положении - она мать короля и ради спасения репутации сына и спокойствия королевства ее будут защищать и Ноймаринен, и Савиньяки, и нежелающий занять престол Алва. Она сбрасывает Штанцлера, как балласт.

@темы: "ОЭ"

---

Самым мерзким из подсунутых мне идеалов был некий эр, отказавшийся одолжить другу фамильную шпагу, но проигравший деньги, лошадей и заветное кольцо второго друга.
Это же Атос! Никак не могла вспомнить, сообразить о ком речь, пока не догадалась оторвать второе предложение:
Я был искренне рад, когда идеал отправился в Занху. Нет, не за карточные долги, за попытку убийства, ну да кошки с ним… Интересно, кто это в Кэртиане?

---

Валентин Придд: Вздохнуть всей грудью, принимая бой

Валентин Придд сорвал планы Альдо и освободил Рокэ. Операция была блестяще организована и безупречно осуществлена. Перевязь полковника Валентин безусловно заслужил. Однако первый маршал отказался уезжать.

– Полковник Придд, – в знакомом голосе не было смеха, – не только у вас есть долги.

– Простите, монсеньор, – предатель, ставший прихотью Алвы полковником, не собирался отступать, – ваш долг перед Талигом больше долга перед человеком по имени Фердинанд.

– Одно равняется другому, – сощурился кэналлиец. – Не волнуйтесь, я не сошел с ума и не устал жить. Впрочем, это одно и то же. Запомните на всякий случай.

– Я запомнил, монсеньор. Сколько человек вам требуется?

Алва свел брови, разглядывая застывшего в седле Придда; сменились факельщики, в вершинах деревьев что-то прошелестело, словно гигантская белка скользнула. Ворон улыбнулся одними губами:

– Мой вам совет, Валентин. Когда станете приносить маршальскую присягу, думайте, что говорите. Не следует повторять чужих ошибок.

Рокэ клялся кровью королю Фердинанду и не может нарушить клятву. Валентин клялся кровью (как Дик и Робер) королевству и Ракану. "мое королевство - Талиг, а короля я не знаю" - замечательная формулировка. Придд знает, что Альдо - не Ракан. Он уверен - король где-то есть, но не знает, кто он.

Алва, Мевен и Пьетро вернулись в столицу, Герцог Придд, граф Гирке, их люди и примкнувшие к ним гвардейцы доехали до Кольца Эрнани. Здесь они должны отпустить взятого заложником Окделла.

Дик, не дожидаясь стражников, шагнул вперед и увидел Спрута с полковничьей перевязью. Рыбий взгляд равнодушно скользнул по лицу Дикона и переполз на Вардена:

– Теньент, почему Ричард Окделл не одет?

– Монсеньор, он отказался взять плащ и шляпу.

– Тогда распорядитесь передать их непосредственно генералу Карвалю. Он уже позавтракал?

– Да, монсеньор.

– Пригласите его сюда, – велел Придд, отворачиваясь к окну. Он не желал разговаривать, а вернее, боялся. Бьющие в спину не смотрят в глаза, это закон.

– Герцог Придд, – с расстановкой произнес Ричард, – сейчас у меня нет оружия, так что вам ничего не грозит. Повернитесь, нам следует договориться о следующей встрече. Я бы предложил Старый Парк, но если он вызывает у вас неприятные воспоминания, согласен и на другое место. Вы слышите меня? Отвечайте!

– Вас трудно не услышать. – Спрут медленно расправил расшитую розами занавеску. – Вепри вообще очень громкие… животные.

– Вы будете драться? – в упор спросил Ричард. – Или прикажете оскорбить вас прилюдно?

– Оскорбить может не всякий. – Придд все же соизволил обернуться. – Предатель, глупец и неудачник к таковым не относятся. Что до будущей встречи, то, как свидетельствует печальный опыт герцога Алва, проявленное к Окделлам милосердие впрок не идет. Я сделаю все, чтобы не дать вам сбежать от Занхи в Закат, как это сделал ваш приснопамятный батюшка. Здравствуйте, генерал, как доехали?

– Доброе утро, герцог Придд, – сухо произнес Карваль. – Герцог Окделл, я прибыл за вами.

– Здравствуйте, Карваль. – Слышал ли коротышка их разговор и, если слышал, что именно? – Я рад вас видеть.

– В соответствии с распоряжением Первого маршала Талига герцога Алва, – процедил Валентин, – я возвращаю герцога Окделла его нынешнему владельцу вместе с лошадью и верхней одеждой.

– Мы можем отправляться прямо сейчас? – Генерал не желал задерживаться в Фебидах ни минуты, и Дик был с ним совершенно согласен.

– Разумеется, – пожал плечами Спрут. – Только оставьте расписку, что означенный Окделл получен вами в надлежащем состоянии. Чтобы исключить возможные недоразумения.

Комментировать Дика скучно - он ничего не понимает! Ладно бы, заблуждался насчет Валентина - ненависть застилает глаза - для него и Карваль - загадка, и Робер...

Карваль уже добрался, даже с Мэллит. Добрался и говорит со Спрутом, оказавшимся умнее всех. Это теперь понятно, что Альдо затеял убить Ворона при попытке к бегству еще до приговора, но замена Багерлее на Ноху спутала все карты. Пришлось все менять на ходу, и ведь поменял же! Под носом у всех, и никто не почуял подвоха, даже Левий! Еще бы, разве за пару часов такое устроишь? Да и Мевен с Диконом! Альдо мог бросить толпе Айнсмеллера, но рискнуть капитаном гимнетов и Повелителем Скал?! Хотя риска как раз и не было. Алву прикончил бы Нокс, а Дикон бы подтвердил, что кэналлийцы напали на самом деле. Для пущего правдоподобия кого-нибудь бы убили…

герцог Придд наотрез отказался взять на себя ответ-ственность за герцога Окделла. Он сослался на приказ Алвы, предписывающий отпустить Окделла у Кольца Эрнани, свою личную неприязнь к Повелителю Скал и особенности характера последнего.

– Он так и сказал? – не выдержал Эпинэ. – Про особенности?

– Примерно, – уклонился от ответа Карваль. – Герцог Придд выражается слишком витиевато, я не могу дословно передать его мнение о недостатках и будущей судьбе герцога Окделла. Герцог Придд предпримет все усилия, чтобы разыскать ее высочество Матильду и сообщить ей, где находится девушка. У меня нет сомнений в том, что свое обещание он сдержит.

– Вы условились о тайном знаке? Я имею в виду Придда.

– Да, монсеньор. Я уже говорил про купца. Обозы станут приходить каждые две недели. Кроме того, я привез книгу… Прошу меня простить, запамятовал название, но у Придда такая же. Я покажу вам, как с ней обращаться.

Ну а если нам понадобится написать в Ноймар, не дожидаясь обоза, следует обратиться к старшему судебному приставу. Это он вложил в бумаги ультиматум Сузы-Музы. И он же в случае необходимости свяжется со мной или с вами. Кроме того, к вам может прийти поставщик и предложить кэналлийское того года, который вы уже получали.

– Погодите, – остановил Карваля Робер, – иначе я с ума сойду. И как вы только это запомнили?

– Мы проговорили со Спрутом более восьми часов. Смею предположить, что я теперь лучше понимаю север, а он – юг. Герцог Придд дал несколько ценных советов о будущем договоре между Олларами и Старой Эпинэ…

Альдо заметает следы, а Ричард, хлопает наивными глазами.

Добрые намерения еще никого не оправдали, и неважно, что мысль о дороге через старые аббатства пришла в голову Ноксу, а Спрут перекрыл все возможные проходы. Цивильный комендант Раканы должен был найти выход – увеличить охрану, в конце концов – не покидать Ружского дворца до утра. Пожалуй, это было бы самым разумным: к утру бы вернулся Карваль, и Придду пришлось бы убраться в нору, так и не укусив…

- Кто тебе сказал о засаде на Триумфальной?

– Нокс, – честно ответил Дикон, – но… Он не предатель, он погиб!

– Я знаю, – хмыкнул сюзерен. – Ворон зря времени не терял, жаль, монаха не тронул… Нет, Дикон, Нокс не предатель, предатель тот, кто рассказал бедняге про засаду, а кого попало твой полковник слушать не стал бы, не такой он был человек… Закатные твари, опять мы уткнулись в предательство!

– Ноксу мог сказать Спрут, – не очень уверенно предположил юноша.

– Не смеши меня, – отмахнулся его величество. – Придду Нокс бы не поверил. Не потому что подозревал, просто девятнадцатилетний для сорокалетнего всегда щенок. Скажи про засаду Придд, Нокс бы все лично обнюхал, а тут ни на секунду не усомнился. Вот и думай, кому он доверился… Мевен, Эпинэ и южане отпадают, Халлоран с Кортнеем-младшим ни кошки не знали…

А мне интересно, как Валентин узнал о смене маршрута. Получается он развернул очень активную деятельность: договорился с гвардейцами с судебными чиновниками, да и его люди не в последний момент узнали о намерениях своего герцога. И никто не проболтался!

– Я предупреждал, что Придд изменит, – Ричарду было не до маршальских забот, – меня не услышали.

– Зато ты услышал про засаду, – вздохнул Эпинэ, – одно другого стоит. Видеть всюду предателей не менее опасно, чем не видеть нигде. Если б ты поехал по Триумфальной, ничего бы не случилось.

Зачем он спорит? Мальчишке легче думать, что он не ошибся. И потом, все обернулось к лучшему, Дикон, Алва, Мевен, Валентин живы, а Ноксу туда и дорога.

– Случилось бы, – набычился Дикон. – «Спруты» расползлись по всему городу. Они были всюду. Понимаешь, всюду!

– Они не могли быть всюду, иначе нам бы давно пришел конец. Вспомни, гвардия Придда насчитывала не больше четырехсот человек.

Ричард вернулся к Альдо, а Валентин повез Мэллит.

Она помнила Повелевающего Волнами. Высокий и равнодушный, он сидел за столом названного Альдо и улыбался одними губами, а потом оставил первородного и увез в цепях врага своего.

Названного Робером ведет сердце, Повелевающего Волнами – разум, и разум этот холоднее зимних вод.

Мэллит в отчаянии, она считает себя обузой.

– В тягость может быть безобразие, но не красота. – Можно сменить серое на цвет ириса, но не пепел на огонь.

Отравленный Удо Борн вернулся за своим убийцей, но его обманула магия, он принимает за Альдо Мэллит. Мольбы о помощи никто не слышит, она идет за выходцем.

– Удо Борн! Что вы здесь делаете?

Повелевающий Волнами! Один… Его люди глухи и слепы, но он услышал…

Мертвый поднял голову и застыл. Так собака ловит новый запах.

– Я знаю тебя, – сказал он, – ты мне не нужен.

– Разве мы перешли на «ты»? – Лица хозяина и гостя были равно холодны. – Госпожа баронесса, вы звали на помощь? Я не ошибся?

– Названный Удо мертв! – крикнула Мэллит. – Мертв!.. Его убил… первородный Альдо!

– Это не оправдывает его навязчивости. – Повелевающий Волнами скрестил руки на груди. – Госпожа баронесса, здесь слишком холодно, вернитесь в дом.

Мэллит повиновалась, хотела повиноваться, но что значат желания в Ночь Расплаты? Гоганни могла дышать, слышать, видеть, но не бежать.

– Идите, сударыня, – повторил Придд, – не ждите меня.

– Ничтожная не может, – холод и страх обвивали тело, норовя добраться до сердца, – мертвый не отпустит…

Повелевающий Волнами шагнул вперед:

– Только трус, будучи не в силах отомстить мужчине, срывает обиду на женщине. Удо Борн, вы трус или слепец?


4

Они стояли лицом к лицу, а над ними светила луна, полная, как в ночь Оллиоха, и вокруг нее цвел радужный круг. Они стояли, живой и мертвый, а потом мертвый открыл глаза, и Мэллит канула в синюю пустоту. Она не хотела, но что может унесенный ветром листок, подхваченная водоворотом щепка, увязший в трясине ягненок? Синева голодна и равнодушна, с ней нельзя спорить, ей нельзя противиться, она возьмет все…

– Оставь ее! Оставь, я приказываю тебе, вассал!

Кто это? Где? Где небо, где луна, где она сама? Холодно, надо идти, пока не ушла луна. Ночь Луны не терпит лжи, за все надо платить, но как же страшно, а Енниоль ушел. Ушел и оставил ставшую Залогом за свое и за чужое… Она должна, она согласилась, но ведь глупая не знала, как это больно!

– Выходит, смерть в самом деле слепа. Досадно, но через свою, не вредившую тебе кровь ты не переступишь! Мелания, назад! За меня!..

…Она вернулась! Она стоит на снегу за плечом Повелевающего Волнами, и он сжимает локоть недостойной. Его вторая рука вытянута, темные блестящие капли падают вниз. Красное на розовом… Луна утолит свой голод.

– Клянусь кровью: перед тобой – девушка.

– Ты первый Придд, что верен сюзерену. – Синяя пустота, как можно в нее смотреть?! – Жаль, твой король не стоит твоей верности.

– Ни один Придд не служил потомкам Бланш, но эта девушка под моей защитой. Это просьба Робера Эпинэ. Вы его тоже забыли?

– Я помню все, – синий взгляд потянулся к Мэллит, – ты…

– Я… – покорно откликнулась гоганни. Ей было холодно, она устала, как же она устала от крови, луны, страха…

– Нет, я! – Чужая рука с силой оттолкнула Мэллит назад. – Она за Альдо, я – за нее!

– Не надо! – Темные струйки днем были бы алыми. – Не надо! Ничтожная Мэллит недостойна жизни… Первородный Валентин, оставь дочь отца моего и живи!

– Нет! Удо Борн, ты слышишь? Разве Альдо говорит так? Разве он отвечает за свои преступления? Ты не видишь, так слушай!

– Ты… – Синий взгляд тяжелее горы, но Мэллит не станет прятаться за чужой долг!

– Я – Залог, нареченный Удо. Забери ничтожную и оставь своего убийцу без щита. Оставь другим убитым…

– Замолчите, баронесса! Вы слишком многим нужны живой. То, что связано, можно и развязать. Проклятье, да идите же наконец в спальню!

– Нет! – Мертвый прикрыл глаза, и Мэллит смогла вздохнуть. – Придд прав, мы развяжем завязанное… Пусть… девушка возьмет кинжал с твоей кровью, пока она горяча.

– Берите, баронесса. – В ладонь гоганни скользнула жесткая рукоять, и Мэллит невольно сжала пальцы.

– А теперь в сторону, брат. Девушка, иди ко мне. Смелее!

К нему?! Идти к нему? После всего…

– Ну же! Хочешь свободы – иди!

– Баронесса, решать вам. – Повелевающий Волнами отступил, зажимая рану, мертвый ждал молча, закрыв страшные глаза.

– Я иду. – Мертвые лгут, они голодны и помнят всё, но она не делала зла названному Удо, и она не хочет быть щитом лжеца и убийцы. Она пойдет, и да смилуется над ней луна. – Я иду…

Шаг, и красная, дымящаяся полоса позади, у нее больше нет защиты, она выбрала, только что? Свободу или синюю мглу? Черные стены, белый снег, красное небо и луна… Какая длинная ночь, какой короткий путь. Ноги скользят и стынут, рана на груди наполняется болью, наползает дурнота, но она почти пришла.

– Я, – говорит гоганни, протягивая мертвому рукоять, – я пришла.

– Ты, – отвечает Удо. Он высокий, выше Робера. – Ты…

Ледяные пальцы впиваются в руку, не давая отбросить кинжал, поток холода рвется к сердцу, вспыхивает сумасшедшая синь.

– Ты! – произносит Борн, всаживая клинок в свое молчащее сердце. – Ты свободна, девушка!

– Названный Удо! Зачем?!

– Иначе нельзя, – в пустой синеве прорезаются зрачки, – или я, или ты… Теперь все будет хорошо… Хорошо для всех!

Горячая волна слизывает холод, горячая и красная. Синь, белизна, зелень – все тонет в крови, а кровь уходит в песок, шелестят ветви, мчатся сквозь звездный дождь всадники, и песок становится снегом…

– Мэллица… Теперь я тебя узнал… Бедная ты, бедная…

Серые глаза – живые, знакомые, грустные. И улыбка… Такая же, как раньше.

– Блис… Удо, ты вернулся?

– Нет, Мэллица, я ухожу. Вынь кинжал, больно.

Рукоять была мягкой и теплой, как родившийся крольчонок. Мэллит неловко ее потянула и с клинком в руках отлетела назад, прямо в руки Повелевающего Волнами.

– Вот ведь, – посетовал Удо из дома Борнов, – раз в жизни встретил нелгущего Придда, и надо прощаться.

– Граф Гонт! Стойте!

– Валентин! – Темная фигура пошатнулась, отступила к стене. – Не дайте… Не дайте Рудольфу разрушить Борн… Рихард расплатился… Не дай!

– Клянусь.

Валентин вступил в Северную армию, а Мэллит поехала дальше.

Повелевающий Волнами? Зачем ему ничтожная? Названный Валентином привез Мэллит туда, куда обещал, так для чего он здесь? Разве возчик навещает доставленную поклажу, даже если защищал ее от грабителей и укрывал в непогоду?

— Госпожа баронесса, я пришел проститься. — Первородный был одет для войны. Пепел и фиалки исчезли под черными камнями и белым снегом. В этом сердце нет и не будет весны, но нет в нем и тления.

— Мой путь начинается вновь, — негромко сказала Мэллит, — присланные тем, кого зовут регентом, позаботятся обо мне.

— Я был счастлив служить вам. — Повелевающий Волнами не торопился уходить. Внуки Кабиоховы любят длинные разговоры и смутные слова. Они не скажут «не люблю», но «нам не быть вместе». Они поднесут яд, но будут оплакивать не убитого, а себя…

— Ничтожная не слепа. — Мэллит провела рукой по кое-как стянутым на затылке локонам. — Морская вода не станет вином, сколько ни говори о ее сладости. Не нужно лжи, она острей иглы и кислей уксуса.

— Мне трудно следить за вашими мыслями, баронесса. Я сожалею, что вас постигло разочарование, но проходит все, кроме смерти.

Баронесса…

— Нам следует поторопиться, баронесса…

— Позвольте представить вам баронессу…

— Позвольте откланяться, баронесса…

У дочери Жаймиоля больше нет своего имени, но чужого она не хочет! И еще она не хочет жалости.

— Я не баронесса, герцог Придд, — старательно произнесла Мэллит. — Я — гоганни и хочу вернуться к своему народу. Но я знаю — меня не отпустят, потому что названный Альдо — враг регента и многих первородных. Это ваша война, но ничтожная… Лучше бы я умерла раньше своей любви и не взглянула в глаза своей ненависти. Вы идете воевать за своего господина против Альдо Ракана. Ваш путь прост и ясен, так оставьте ничтожную… Оставьте меня без вашей учтивости. Вы сделали, что обещали герцогу Роберу. Вы свободны от неприятной обузы.

— Вы заблуждаетесь, сударыня. — Лед в глазах, лед в словах, лед за окнами. Кругом один лишь лед, а эти люди называют белый холод весной! — Я еще не выплатил свои долги и, что самое неприятное, не вернул чужие.

— Чужие долги взимают дурные ростовщики, — прошептала Мэллит, вспоминая слепой синий взгляд и отказавшееся повиноваться тело. — Я должна вам, но я не просила в долг.

— Сударыня, — названный Валентином смотрел не на нее, а на свою руку, — я не дал выходцу вас увести, но я вижу, что жить вы не желаете. Прежде чем уйти, я обязан сказать вам одну вещь. Если ваша обида и допущенная по отношению к вам несправедливость окажутся сильнее… Что ж… Я сделал все, что мог.

— Ничтожная слушает. — Слова — как дождь. Они погасят костер и не наполнят бездну.

— Я еще не любил, — сказал первородный, — и я потерял хоть и много, но далеко не все. Я не вправе вас поучать, но у меня был старший брат. Однажды ему показалось, что смерть лучше жизни, и он решил умереть. Ему не позволили. Мой брат был… очень раздосадован. Тем не менее со временем он понял, что хочет жить. Разговор с ним мог бы вам помочь, но, к несчастью, Юстиниан погиб. Его убили.

Брат оставил мне свои долги, которые я намерен рано или поздно отдать. В том числе и долг человеку, заставившему Юстиниана по достоинству оценить жизнь. Я рассказываю вам об этом ради слов, которые мой брат услышал от своего старшего друга. Чтобы вы не подумали, будто они принадлежат мне.

Бывает так, госпожа баронесса, что на тебя ополчится само мироздание. Не потому, что ты виновен или плох, и не потому, что ненавидят лично тебя. Просто мир устроен так, что тебе не жить, как ты того хочешь. Это плохо, страшно, несправедливо, но это не повод не жить вообще. Не повод ненавидеть всех, кому не больно. Не повод заползти под корягу и ждать, когда за тобой придут. И уж тем более не повод не быть собой! Мироздание — это еще не мир, а предсказание — не судьба! То, что пытается нами играть, может отправляться хоть в Закат! Мы принадлежим не ему. Мы сами из себя создаем смысл нашей жизни, как жемчужницы создают перламутр. Из боли, из раны, из занозы рождается неплохой жемчуг, сударыня, и он принадлежит нам, а не тому, что нас ранило.

…Ровная стена, нетронутый снег и рассвет, розовый от ночной крови.

— Откуда у вас Адрианова эспера? — Вот и все, что спросил названный Валентином у той, кого удержал на краю. Бегали и суетились мужчины, кричали женщины, клялись в том, что не сомкнули глаз, стражи, но Повелевающий Волнами велел всем замолчать, и они замолчали. Тогда Первородный приказал седлать коней.

— Утешавший не желавшего жить был мудр и добр, но что он знал о смерти любви?

— Он не был добр. — В полных серебра глазах доброты тоже нет. — Он был честен и хотел помочь. И еще ему не нравилось, когда человек уступает судьбе. Желаю вам доброго пути, баронесса. Надеюсь, ваше нынешнее путешествие окажется приятней предыдущего.

@темы: "Валентин Придд", "ОЭ"

---

Валентин Придд: подняться из глубин, поднять забрало

Альдо Ракан помиловал Рокэ Алву и передал его на поруки кардинала Левия (получив жезл).

– Я не могу отказать его высокопреосвященству и вызвать неудовольствие его святейшества и держав Золотого Договора, – Альдо не говорил, он рычал, – но если Алва исчезнет из Нохи, ответят головой все… Все, вынуждавшие нас даровать преступнику жизнь. Ваше высокопреосвященство, мы сказали, а вы слышали.

– Мэратон! – Кардинал сложил ладони на груди и улыбнулся. – Мои люди готовы сменить гимнетов прямо сейчас.

– Этого не будет, – отрезал сюзерен. – Рокэ Алву доставит в Ноху цивильная стража и личный полк Повелителя Скал, но не раньше чем будут оговорены условия. Мы согласились сохранить герцогу Алва жизнь, но мы не можем допустить, чтобы он вредил делу Великой Талигойи. Мевен, уведите осужденного. Пока он находится в Гальтарском дворце, за него отвечаете вы.

Альдо задумал совершить убийство. Под предлогом замеченных кэналлийцев он отсылает отряд Карваля, тянет время. Темнеет. Альдо отправляется вместе с кардиналом, послами и своим первым маршалом Эпинэ во дворец, подписывает приказ о переводе узника в Ноху. Отказывается от экскорта кардинала. В карету с Алвой садится брат Пьетро, монах, которого проницательный Дик считает трусом и недотепой.
Во дворце, наконец, собираются ужинать.
Кортеж готов отправиться. Полковник Нокс (ранее человек Люра), сыграв на подозрительности Окделла садится в карету. Опасасаясь нападения на центральной улице, Окделл едет глухим переулком между старыми аббатствами. Четверо конных в ряд, а, следовательно, карету может сопровождать один человек со стороны двери, остальные спереди и сзади.
Ричард в резкой форме отказывает Мевену присоединиться к Ноксу.

Во дворце начинается ужин. Один из послов сообщает недавно полученные сведения и добавляет, что курьер не встретил экскорта. Робер порывается проверить, но Альдо его не отпускает.

Задремав, Ричард пропустил поворот, они поедут по другой улице. Широкая, пятеро в ряд пройдут. Через полчаса будут в Нохе. Решено взять карету в кольцо. Перестроиться не успевают - выстрелы, выскакивают люди с мушкетами. Дик схвачен, остальные сдались, есть убитые. Ворота углового особняка распахнуты, оттуда выходят люди. Была засада!
Мевен тоже связан. Подъезжает карета, распахивается дверь, и вываливается мертвый Нокс, у него на шее след от цепи и след на запястье (запомнить!), выходит монах.

– Факелы поднять! – Офицер поправил мундир и обнажил шпагу. – На караул!

– Господа, это лишнее! – Рокэ Алва, звеня цепями, спрыгнул наземь и огляделся. – Доброй ночи, герцог. Это все-таки вы! Несколько неожиданно, но, не скрою, приятно.

Нужно отвечать, но ответ не находился. Дик смотрел на своего эра, а тот улыбнулся и слегка приподнял бровь, возвращая Ричарда в навсегда ушедшее. Навсегда потому, что мир между ними невозможен. Повелитель Скал верен Альдо Ракану, а в Талигойе Раканов места Воронам нет.

– Господин Первый маршал, мы в полном вашем распоряжении! Какие будут приказания?

Валентин! Валентин со своей спесивой миной среди факельщиков и… Эта тварь сняла траур!

– Предатель! – Веревки вгрызлись в кожу, но было не до них. – Подлый предатель!..

– Ричард, – негромко велел Мевен, – тихо.

Так вот с каким «герцогом» заговорил Ворон… Это дело рук Спрута и его стрелков, расползшихся по городу с попустительства Робера.

– Я убью его! – Кто-то повис у Ричарда на спине, кто-то вцепился в плечо. – Пусти! Обоих… Предатели!

– Говорите, приказания? – Рокэ склонил голову набок. – Найдите что-нибудь выпить, успокойте Окделла, снимите с меня цепи и доложите обстановку. Чем располагаете вы, сколько в городе войск, где они?

– Тобиас, убери этого… Повелителя. – Спина Валентина загородила Ворона, спина предателя, в которую нет возможности всадить кинжал.

– Не слишком далеко, – поправил Алва, подставляя скованные руки кому-то плечистому, – он тоже может быть полезен.

Ужин во дворце продолжается. Появляется гонец и сообщает, что ничего не обнаружил. Кардинал и Эпинэ хотят проверить другие дороги, но Альдо непреклонен. Он предпочитает ждать.

Альдо напоминает о замеченных отрядах кэнналийцев и Давнпорте. Не исключено, что Окделл и Нокс поехали в объезд.

– Если Давенпорт столь опасен, – поежился ургот, – как вышло, что Посольскую палату не предупредили о возможной засаде? Ведь мы все, повторяю, все ездим Триумфальной улицей.

– Для паники нет никаких причин, – заверил Альдо. – Да, мы отправили генерала Карваля, как наиболее опытного в подобных делах, прочесать юго-восточные предместья, но город не остался без защиты.

– Тогда какой смысл везти Алву в обход? – не понял Габайру.

– Герцог Окделл молод, – улыбнулся сюзерен, – днем он проявил отвагу, сейчас проявляет предусмотрительность.

Какая милая шутка, только что-то в ней не то. И в голосе не то, и в том, как старательно глотается мясо и пьется вино. Альдо не ест, не пьет, не шутит, он делает вид.

– Отвага герцога Окделла принадлежит ему самому. – Левий придвинул тарелку к краю стола. – Но вот кому принадлежит его предусмотрительность? Герцог Эпинэ, не будете ли вы столь отважны, что пошлете к Окделлу гонцов?

– Эпинэ будет предусмотрителен, – ввернул Альдо, – и не станет вмешиваться в чужие дела. Гимнет-теньент, пошлите курьера к Мевену.

– Это весьма… предусмотрительно. – Кардинал невозмутимо впился в цыплячье крылышко; сюзерен пьяно стукнул по столу и расхохотался, но он был трезвей Левия.

Дик, Мевен и монах тоже ждут. Прошу заметить, у Пьетро четки из плохонького жемчуга.Окделл, естественно, рвется в драку.

– Не поддавайтесь пустому гневу и словоблудию, – пробормотал монах. Смотреть на него было тошно, любоваться на выплясывающего перед Алвой Спрута – нестерпимо. Не спасало даже чувство правоты. Ну и что, что ты предупреждал сюзерена, а тот не слушал? Правотой меряются после победы, а она ускользает по милости сбежавшего к убийце ублюдка.

– Виконт Мевен, – офицер в лиловом. Знакомое лицо… На коронации он держал Спруту стремя, теперь держит пистолет, – вставайте, вы нужны.

– Кому? – Мевен дернул головой, избавившись наконец от докучливого листка, проступила кровь. Это только ссадина, но Придду свидетели его подлости не нужны.

– Герцог Алва хочет задать вам несколько вопросов.

Алва, не Придд!

– Идемте. – Гимнет-капитан неуклюже – мешали связанные за спиной руки – оторвался от черного ствола. Пьетро суетливо отступил, давая дорогу жертве и палачу. Чего хочет Ворон? Мевен не перейдет на сторону Олларов! Он не предатель!

– Мы идем вместе, – отчеканил Дикон, – наш разговор с Приддом не окончен.

Мысли Окделла:

Святой Алан, Альдо еще ничего не знает! Помощи ждать неоткуда, когда сюзерен узнает правду, Алва будет далеко, а герцог Окделл умрет. Со связанными руками, бессмысленно, позорно, упустив самого страшного врага анаксии. Они с Ноксом обманули всех, кроме Придда. Опасаться кэналлийцев и угодить к «спрутам»… А вдруг засады были везде? Хуан засел на Триумфальной, Придду достался кружной путь, а Карваля обманом выманили из города. Маленький генерал опоздал в Дору, опоздает и сейчас.

Идиот!

Валентин, Рокэ и Мевен переговариваются, Дик их не слышит. Мевена уводят.

Несколько всадников срываются с места, исчезают в темноте, а напротив, в десятке шагов, – Алва. Валентин рядом, а Мевена увели. Куда? Что он рассказал? Гимнет-капитан не знает тайных проходов во дворец, а Ворон?!

Сколько же в нем фальши! Молчать и смотреть в окно, изображать проигравшего и ударить в спину! Алве весело, а Спруту – нет, Спруту что-то не нравится, аж в лице переменился, или это блики? Рыжие блики и боль в руках заполняют ночь, а луна исчезла. Луна забрала Нокса, умылась кровью и растаяла.

Солдат отбросил выгоревший факел, засветил новый, из-за лошадиных спин показался высокий полковник, с ним двое солдат и теньент из «цивильников». Кто – со спины не узнать, но не предатель, а пленник, шпаги нет, руки связаны. Высокий присоединился к Придду, и Дик его узнал. Граф Гирке, в прошлом виконт Альт-Вальдер. Этому есть за что благодарить Ворона: свой титул он снял с его клинка.

Гирке четко, как на смотре, отдал честь, Алва знакомо кивнул и протянул руку, в которую предатель и вцепился. Потом вперед вылез цивильник и торопливо заговорил. Факелы осветили исполненное усердия лицо. Этот теньент ехал за каретой, у него была чалая лошадь. Пустое место, о чем с ним говорить, если только он не шпион, но шпионов не связывают. Значит, трус, как и все, собранные Айнсмеллером. Северяне так не лебезят, если б только они были здесь!

Ворон склонил голову к плечу, он всегда так слушал доклады. Мимо Дика пробежал капрал с корзиной, полной бутылок. Еще бы! Монсеньор потребовал вина, и верные «спруты» добыли, только Алва не оценил, отмахнулся.

Болтун наконец замолчал, и его увели. Алва проводил его взглядом и развернулся боком, брови Валентина сошлись в одну черту. Гирке и безымянный капитан подались вперед, только что рты не открыли. Что-то пошло не так? Вернулся Карваль? Святой Алан, наверняка! Не станет же коротышка гоняться за кэналлийцами ночью! Южане шастают везде, они должны услышать выстрелы!

Ворон что-то сказал, что-то короткое, но Гирке едва не подпрыгнул. Валентин положил руку родичу на плечо и кивнул, Алва усмехнулся и покачал головой: он был уверен в себе, в своих словах, в успехе. «Спруты» переглянулись, и Дику отчего-то показалось, что речь о нем, но четверо у ворот смотрели на улицу…

Простучали копыта – Тобиас и его двойник подвели коней, в том числе и серого мориска. Выходит, Валентин куда-то собрался, а Ворон?! Великаны загородили стоящих, и Дик рванулся к ограде, он должен был видеть! Капрал ухватил юношу за предплечье, но Дикон даже не оскорбился. Солдаты, пули, смерть были рядом, и их не было. Юноша видел только Валентина и Ворона, Придд отдал честь, Алва ответил привычным небрежным жестом. Прихлебатель и господин, предатель и свихнувшийся убийца… Круг замкнулся, еще один круг! Спруты задолжали Раканам, а заплатили Ворону.

Придд сел в седло, звякнули удила, Тобиас набросил на плечи хозяину плащ. Серый! И шляпа серая. Куда он собрался? Три всадника вылетели со двора, следом рванулся четвертый, тот самый, с Золотой улицы… Варден, так его звали… Рэми Варден из Эпинэ, угостивший в Октавианскую ночь оруженосца Ворона касерой, далеко же он пошел! Тогда чесночник хотел убить Килеана, сейчас предал своего герцога и короля.

Вот, с Реми Варденом я не поняла, он был в экскорте. но присоединился к "спрутам", или он изначально с ними?

Ричард вслушался: где-то у Башни Эльвиры раздались выстрелы, потом еще и еще. Затем наступила тишина.Это был патруль, патруль, нарвавшийся на предателей. Неужели всех перебили? Если солдаты были пешими – скорее всего, а кавалеристы ловят кэналлийцев. Боялись Хуана и прозевали Спрута, но выстрелы ночью разносятся далеко, их обязательно услышат. Левий должен был послать кого-то навстречу, поднять тревогу. Должен… Только их ждали со стороны Триумфальной, там и станут искать в первую очередь, но с кем же была перестрелка?


Полк Халлорана, как же он забыл! Его ввели в город только сегодня и разместили между Нохой и Певанским предместьем. Перестрелка вышла с его разъездом, а церковники засели вдоль короткой дороги, улицы они не патрулируют…

– Ведите! – cкомандовал очередной «спрут», махнув рукой в сторону особняка. За лиловыми спинами стражников зашевелились дожидавшиеся своей участи гимнеты. Безоружные и связанные, они понуро побрели в глубь двора, в темноту, и Дик потерял их из виду. Мевена среди пленных не оказалось, и это могло означать самое худшее. Вспомнился лежащий на земле Нокс, нелепо раскинутые ноги, страшный след на шее… Отгоняя настойчивое виденье, юноша прикрыл глаза и поднял голову, пытаясь за деловитой солдатской возней расслышать хоть что-нибудь, но город как вымер – ни крика, ни выстрела, ставень и тот не хлопнет...

Юноша закусил губу, глядя, как «спруты» садятся на коней и выезжают за ворота. Ни Ворона, ни Гирке, ни Мевена видно не было, всем распоряжался незнакомый капитан в лиловом.

Капрал проверил пистолеты, что-то буркнул и тронул коня. У решетки призывно блеснули бутылочные осколки, кобыла переступила с ноги на ногу и послушно потрусила за поводырем.

Кардинал предлагает помощь в поимке кэналлийцев - присоединить к Карвалю тех людей, кто размещен за городом, и усилить подступы к Нохе. Альдо говорит, что примет помощь с благодарностью, если предпринятые Карвалем усилия успехом не увенча
ются. Левий и Габайру собираются проверить Багерлее, Роберу приказано охранять дворец, то есть, не высовываться.

Люди, лошади и карета растаяли в ночном городе, а сюзерен ужинает. Не бросается на стены, не рычит, не трясет гимнетов, а кушает желе. Потому что знает, куда делись Дикон с Мевеном, не ждет их и не хочет, чтобы их нашли. Потому он и от Карваля избавился.

Роберу докладывают, что экскорт спокойно проехал до старых аббатств и пропал. Неожиданное сообщение о выстрелах у Желтой площади, эпинэ понимает, что ехать в Ноху таким путем глупо, но хочет проверить. Альдо не пускает.

Выстрелы в ночи, там, где не ждали, не искали, не думали… Дику не нужно быть убийцей, достаточно из осторожности свернуть, куда добрые люди подскажут, а дальше – дело «Давенпорта».

– Альдо, я должен найти Дикона, – сейчас все и решится, – и я поеду.

– Нет, – отрезал сюзерен, отсекая надежду, – ты мне нужен здесь, Окделл мне нужен там, а Ворон мне не нужен вообще…

И поэтому ты его убил или убиваешь?! Роберу показалось, что он прокричал это вслух, но вокруг мирно горели свечи, а его величество поправлял манжеты и сыто улыбался. Все уже произошло, изменить ничего нельзя, остается ждать известий, прося неизвестно кого, чтобы все стало не так!

Окделл, как всегда тупит.

Отряд шел на рысях, шел уверенно, чтобы не сказать нагло. Кто его вел, было не разглядеть, но Дику казалось, что Ворон: Гирке бы действовал осторожней – обвязал бы лошадям копыта, пробирался задворками, а не гнал напрямую, понять бы еще куда. О том, что сталось с Мевеном, Дикон старался не думать, но надежда еще раз увидеть гимнет-капитана растаяла, когда их с Пьетро вбросили в седла и потащили со двора. Будь виконт жив, он был бы с ними.

Взявшись за гимнет-капитана, Спрут просчитался, хотя выбора у него не было: Пьетро знал только молитвы, а Окделла Придд никогда ни о чем не спросит. Если б не Ворон, Валентин бы со своим врагом уже расправился, но Алва рассудил иначе. Почему? Переманить Повелителя Скал на свою сторону он не рассчитывает, допроса не было, значит, взяли в заложники. Скоро Альдо придется выбирать между жизнью друга и смертью врага. Сюзерен выберет друга и погубит империю: без меча Раканов и древнего знания с Вороном не совладать. Как ни дорога жизнь Повелителя, Золотая Анаксия дороже.

Где-то впереди раздался оклик. Патруль?! Наконец-то! Юноша плотнее сжал лошадиные бока, если б не привязанный к седлу кривоносого повод… Движение застопорилось, солдат ухватил под уздцы лошадь Пьетро, темные всадники сомкнулись вокруг пленных. Сколько в патруле человек, как далеко они от казарм? Если это цивильники, толку не будет, но набранный Айнсмеллером сброд не рискнет остановить отряд… Это южане или кавалеристы Халлорана!

Оклик повторился, он звучал спокойно и дружелюбно. Неизвестный офицер ничего не знал, для него лиловые всадники были слугами одного из знатнейших вельмож Талигойи. Друзьями.

Дикон пошевелил связанными руками, за время пути веревки ослабли, но освободиться не получалось. Оставалось одно – закричать, и будь что будет! Альдо доверил им с Мевеном самого страшного своего врага, Мевен погиб, Алва почти на свободе, но из города ему не вырваться!

Каменные пальцы сдавили горло внезапно и сильно, юноша дернулся, судорожно разинул рот и едва не поперхнулся отвратительной жесткой тряпкой.

– Только вякни, – кривоносый что-то с силой затянул на затылке, – в глотку пропихну.

Сухой комок раздирал рот, горло свело, из глаз хлынули слезы. Не от страха, не от злости – от боли. Дикон попытался вдохнуть, но грудь и шею сдавило, как во время гусиной [6] лихорадки. Юноша опустил голову, пытаясь хотя бы немного вытолкнуть тряпку, сквозь удушье и звон в ушах донеслось равнодушное:

– Именем государя. Кто идет?

– Граф Гирке. Приказ Повелителя Волн.

– Проезжайте.

Альдо умчался по делам, он рад и счастлив. Внезапно появляется встревоженный. Робер полагает, что это еще одно представление. Однако

– Они в самом деле исчезли! – рявкнул сюзерен. – Все сроки вышли, а их нет. И в городе в самом деле стреляли!..

– Это известно второй час, – не выдержал Робер, – что изменилось?

Если не считать того, что тебе донесли об исполнении и ты изволишь гневаться. К кардиналу с дурной новостью сам поедешь или пошлешь глупого маршала?

– Говоришь, что изменилось? – окрысился сюзерен. – Ничего, только все сроки прошли! Все! Я тоже не железный, но анакс не может квохтать, как курица. Я ждал, потому что ничего НЕ МОГЛО произойти, а они пропали.

Альдо в самом деле запаниковал.

– Мой государь, полковник Халлоран доносит, что два эскадрона вверенного ему полка преследуют отряд, предпринявший попытку отбить герцога Алва. Третий эскадрон перемещен непосредственно к Нохе и готов к бою, четвертый остается в резерве.

– Разрубленный Змей! – Альдо шумно вздохнул и бросился в кресло. – Кого преследуют? Где? Что вообще происходит?

Замечательный вопрос и какой своевременный.

– Суб-теньент, – Робер довольно ловко оказался между высочайшим креслом и гонцом, – рассказывайте по порядку. Вы слышали выстрелы? Если да, то где и когда?

– Немногим позже десяти – стреляли довольно далеко и скоро перестали, но я доложил полковнику. Он поручил подготовить два разъезда, и тут снова началась стрельба, быстро смещавшаяся в сторону Данара. Полковник велел выслать разъезды и поднять дежурный эскадрон.

– Что вы нашли? – Альдо и хотел бы не торопить, не получалось.

– Мы не успели выехать, потому что прибыл герцог Придд.

– Закатные твари! – Сюзерен был поражен не меньше Робера. – Что он делал у Нохи?!

– Ехал на исповедь, – с готовностью объяснил гонец, – услышал выстрелы, поскакал туда. Оказалось, у площади Трех Дроздов кэналлийцы напали на отряд, везший в Ноху Алву. Эскорт атаку отбил, началось преследование.

– Кто был с Приддом?! – Нет, Альдо не притворяется, а гонец?

– Двое гвардейцев, очень больших, и раненый теньент.

– Раненый?

– Легко. Герцог Придд был без шляпы и очень торопился… Он потребовал полковника.

Потерять шляпу может каждый, даже Спрут, шляпу – не самообладание!

– Вы его узнали? Я имею в виду Придда…

– Да, господин Первый маршал. И полковник узнал.

– Что Придд еще сказал?

– Что разбойники уходят за Данар, их преследуют, надо помочь гимнетам и цивильникам и отрезать беглецам путь. Сам герцог Придд передал своих людей под командование капитана Мевена.

Что Валентин делал у Нохи, да еще со «своими людьми»? Уж всяко не исповедовался! «Вас следовало не судить, а убить…» Спрут перехватил добычу у Зверя? Или спугнул?

– Где Придд сейчас?

– Отбыл предупредить его высокопреосвященство.

В кого целил Спрут, в Окделла или в Алву? Или Леворукий вновь вмешался и спас своего любимца от «кэналлийцев» Люра? А вдруг это Карваль? Решил не дожидаться казни, он ведь не знал, что ее не будет.

– Я не знал, что наша медуза спелась с Левием…

– Придда может понять только Придд, – слова Ирэны сами стекли с языка, – но в кэналлийцев он играть не станет.

- Посылай разъезды, а остальных держи наготове. И пусть знают: кто притащит Ворона хоть живого, хоть дохлого, станет генералом и богачом! Больше никаких судов и никаких кардиналов… Хватит с меня этой гадины, слышишь?!

Первые выстрелы - нападение на эскорт. Потом инсценировка? Или Валентин на кого-то наткнулся и завязалась перестрелка? В любом случае он изобразил преследование, отвлекая внимание на себя, а его люди под руководством Гирке спокойно увозят Дика.

Логика Окделла:
Сколько раз он говорил и Альдо, и Роберу, что Валентину нельзя верить, но его не слушали. Даже после того, как открылось предательство Эктора, Альдо думал, что Спрут его не предаст, потому что не может вернуться к Олларам. Сюзерен не желал слушать про Джастина, а зря. Придд кинулся не к самозванному регенту, а к любовнику братца. Вместе с Вороном его примут с распростертыми объятиями, и страшно подумать, что начнется, когда в руках у Алвы будет армия.

Звон подков заставил вздрогнуть. Пустыри кончились, кони вновь шли по мостовой, а вокруг теснились дома, мелькнула пара фонарей, и кавалькада выбралась к надвратным башням, в которых дрыхли ничего не подозревающие стражники. Нет, не дрыхли!

Увидев фигуры в кирасах и с факелами, Дикон не поверил собственным глазам. Цивильники застыли двойной шеренгой, загородив проезд, они намеревались исполнить свой долг до конца. Святой Алан, что за дурак ими командует, что за отважный дурак! Надо заклинить решетку и засесть с мушкетами на лестнице и верхних площадках, а они спустились. Дюжина против полусотни!

Офицер цивильников вышел вперед, подняв шпагу в приветствии. Он не дурак. Он, как и те, из патруля, ничего не знает. Гарнизон подняли по тревоге, не сказав, кого опасаться, для стражи лиловые стрелки по-прежнему свои!

Дик изо всей силы саданул шпорами по лошадиным бокам. Кобыла с громким ржаньем рванулась вперед, кривоносый перехватил повод, но было поздно, цивильники увидели связанного пленника в комендантском мундире и… расступились, освобождая проход к воротам. Решетка скрипнула и поползла вверх, под шляпой с белыми перьями мелькнуло знакомое лицо. Так вот куда ускакал Рэми Варден!

Благополучно выехали из столицы, через какое-то время остановились.

Придорожная рощица, в которой они задержались, выстыла насквозь – Зимние Скалы брали свое. Самый холодный месяц. И самый темный.

Конский топот, бегущие волчьи огни… Опять! Кто на этот раз? Дикон развернулся в седле навстречу рвущим тьму факелам.

– Стоять! – Солдат со злостью дернул повод, лошадка Дика испуганно всхрапнула и шагнула назад, ошалело завертел головой Пьетро. Пятна света выросли и расплылись, мелькнули быстрые тени – факельщики, пара «медведей», Придд без шляпы, снова факельщики, солдаты… Человек двадцать. Дикон замер, надеясь услышать шум погони. Тщетно: за Спрутом не гнался никто, кроме тишины.

Все собрались: Ворон, Спрут, Мевен и Дик с монахом.

Ричард торопливо огляделся. Факелов было немного, но для того, чтобы рассмотреть готовый к выступлению отряд, света хватало. Придд собрал, самое малое, полтысячи человек, а в засаде участвовало не больше сотни. Чем в это время занимались остальные, было очевидно. Придд, как и положено Спруту, перекрыл все подступы к Нохе. Какую бы дорогу они с Ноксом ни выбрали, она вела в ловушку, разве что на Триумфальной подоспела бы помощь, и то если кардинал не в заговоре.

– Господин Первый маршал, – Валентин успел надеть шляпу и расправить воротник, – все готово, можем выступать.

– Прекрасно, – Ворон развернул вороного, на конском лбу виднелась белая отметина, – но сперва уладим формальности. Герцог Придд, вы понимаете, что Талиг находится в состоянии войны? Если вы примете сторону Олларов, вам придется стать офицером Северной армии.

– Да, монсеньор, – вильнул хвостом Валентин, – мы готовы.

– Очень хорошо, – похвалил предателя Алва. – Вы присягнули господину в белом?

Валентин еще больше выпрямился в седле. Ну почему он слишком близко, чтобы слышать разговор и слишком далеко, чтоб вмешаться?!

– Монсеньор, я присягал в Лаик. – Спрут говорил громко, громче, чем нужно. – После окончания службы у маршала Рокслея я должен был вновь присягнуть Фердинанду Второму, но Генри Рокслей не успел представить меня к офицерскому чину.

– Его величеству Альдо Первому присягал я! – выкрикнул Дик. – И я буду ему верен до конца!

– На здоровье, – пожал плечами Ворон, – от присяги оруженосца я вас освободил, делайте со своей верностью, что хотите.

– Герцог Алва! – Сейчас самое время решить все раз и навсегда. – Я зову вас на линию! Немедленно, здесь, сейчас! А потом вашего Спрута!

– Юноша, – поморщился Алва, – прекратите говорить пошлости, вы не в Высоком Суде. Герцог Придд, вы присягали господину в белом? Да или нет?

Опять! Святой Алан, опять! Оскорбления со скамьи подсудимых еще можно терпеть, узник только и может, что огрызаться, но сейчас Алва свободен. И оскорбляет государя перед его вассалами. Пленными!

– Не смейте оскорблять короля в моем присутствии! Вы будете драться, герцоги? Будете или нет?!

Придд спокойно положил руку на эфес шпаги:

– Монсеньор, я присягнул моему королевству и моему королю. Мое королевство – Талиг, имени своего короля в настоящее время я не знаю.

– Хорошо, – Алва смотрел только на Валентина, – как регент и Первый маршал Талига признаю́ принятую вами присягу правомочной. Полковник Придд, ваш полк, к которому также будут приписаны все, кто к вам присоединится во время марша, поступает в распоряжение маршала фок Варзов. Приказ о вашем производстве – у графа Гирке, вместе с другими бумагами.

– Да, монсеньор, – нет, это не человек, это какая-то бочка льда и грязи, – моя жизнь и моя честь принадлежат моему королю и моему королевству.

– Вы понимаете, что с этой минуты подчиняетесь всем моим распоряжениям, а также распоряжениям всех, кто старше вас по званию?

– Понимаю.

– С этим все. Монах Пьетро должен вернуться в Ноху, а герцог Окделл прогуляется до Кольца Эрнани, где его заберут те, кто за ним явится. О времени и месте передачи следует договориться с герцогом Эпинэ.

– Вы полагаете, общество Окделла избавит нас от дорожных неприятностей? – уточнил Спрут.

– При определенных условиях, – усмехнулся Алва. – На чувства господина в белом я не рассчитываю, но Эпинэ предпочитают видеть друзей живыми. Брат Пьетро, вы передадите письмо?

– Если Создатель не оставит меня своей милостью и проведет сквозь Тьму, – промямлил монах, теребя жемчужины, – я с радостью передам послание.

– Брат Пьетро, вы, как я понял, уже спасались из бездны огненной и пасти львиной, спасетесь и сейчас, – заверил Ворон. – Впрочем, кто-нибудь вас проводит. Полковник Придд, пиши́те Эпинэ, и выступаем.

Ну, а в столице начинают понемногу сводить концы с концами.

Дювье вернулся к двум и привез серую шляпу, пробитую пулей. Шляпу отыскали там, где говорил Придд. Самого Придда сержант не нашел ни в Нохе, ни дома.

– Ворота никто не открыл, – объявил южанин, водружая трофей на стол, – мы только что лбами не стучали – никого, чисто передохли. Ну, мы вроде как отъехали, а потом вдвоем с Анри на стену влезли. Пусто там, дом нараспашку, ветер так и свищет, и никого, только кошки шастают – ушли «спруты». Не сбегли, а ушли.
Все оставлено, только картины сняты и мелочь всякая. Дювье привез письма и змеехвостую, которая их прижимала.


«Подняться из глубин, поднять забрало,

Вздохнуть всей грудью, принимая бой

Как просто встать над смертью и судьбой —

Подняться из глубин, поднять забрало,

Отдать долги и стать самим собой,

Не позабыв о тех, кого не стало

Подняться из глубин, поднять забрало,

Вздохнуть всей грудью, принимая бой .

С наилучшими и наихудшими пожеланиями остающимся.

Валентин, герцог Придд.

400 год К.С. Ночь с 18-го

на 19-й день Зимних Скал.


P.S. Я не объявляю о кончине графа Медузы, так как не сомневаюсь, что он воскреснет еще не единожды, как воскрес в моем обличии после отъезда Удо Борна. Смех не умирает, как не иссякают слезы. В прибрежных тростниках до сих пор слышат песни и плач найери, они оплакивают смелых и поют избранным. Они помнят многое, и они еще заговорят.


P.P.S. Все, что находится в этом доме, с соблюдением всех возможных формальностей передано в управление кардиналу Талигойскому и Бергмаркскому Левию и предназначено для оказания помощи родным и близким жителей столицы, как погибших в Доре, так и казненных теми, кто осуществлял власть внутри Кольца Эрнани начиная с 1-го дня месяца Осенних Волн 399 года К.С.

Дарственная, находящаяся у дуайена Посольской палаты, подписана мною 16-м днем З.С. 400 года, то есть за два дня до того, как я, будучи в здравом уме и твердой памяти, сделаю то, что г-н Альдо-в-Белом и г-н Окделл сочтут предательством, а я полагаю исполнением своего долга и жизненной необходимостью. Позволю себе напомнить, что согласно всем действовавшим и действующим в Золотых землях законам имущественные распоряжения, сделанные до того, как распорядившийся совершил нечто, что может быть вменено ему в вину, остаются правомочными».

Змеехвостая - тайник, в котором хранится письмо Бланш - доказательство незаконного происхождения ее сына и, следовательно, Альдо. Кардинал, вероятно. догадался бы по намеку в письме, а Робер - нет.

Эпинэ лжет Альдо, поддерживая его уверенность, что Придд преследует нападавших, а эскорт где-то блуждает. лед уводит за город, на юг. Тут появляется гонец и сообщает, что нашли связанных солдат. Они утверждают, что напал на них Придд.

– беглецы ушли через Ржавые ворота.Тревогу поднял офицер цивильной стражи, отпущенный на ночь в город. К шести часам он вернулся к воротам и обнаружил их открытыми, а караульные помещения пустыми. Офицер бросился в казармы цивильной стражи. Оказалось, что охрана была снята с постов и отправлена в казармы лично графом Гирке. Он предъявил фальшивый рескрипт, предписывавший ему взять под охрану Ржавые ворота.

– Это не доказывает, что Алва ими воспользовался. Халлоран тоже получил «приказ», а Карваль со вчерашнего утра ветер ловит. Два ложных следа у нас уже есть, только третьего не хватает.

– Они там были. Посетители трактира «Разухабистый молодчик» слышали, как мимо проехал большой отряд. Хозяин выглянул в окно. Ворота были открыты, но на подъезде стояли цивильники с факелами. Трактирщик ничего не заподозрил, решил, что так и надо.

– Он видел только стражников?

– Нет, он видел конный отряд, но со спины.

Что ж, действительно, так и ушли.

Эпинэ подавил зевок, развернул план города и обвел Ржавые ворота. Далеко, что не может не радовать. Пока рассветет, пока объявится Альдо, расспросит разведчиков и доставленных очевидцев, прикажет что-нибудь судьбоносное… Раньше одиннадцати не выступить, а до ворот на рысях больше часа. Из города они выберутся в полдень, не раньше, значит, у Ворона десять часов форы и три дороги на выбор, а преследователям еще нужно разобраться, где свернуть. Вряд ли Алва с Валентином позабудут спутать следы, значит, погоне придется делиться, и еще вопрос, кто кого в конце концов поймает. Если вообще будет ловить.

Если Альдо пошлет за одним Первым маршалом другого, да еще с Карвалем, то почему бы его и не догнать? Не догнать и не вернуться вместе. Две с половиной тысячи южан, «спруты» и полторы тысячи Левия, если кардинал рискнет, против тысячи гимнетов и десяти тысяч не поймешь кого – не так уж и плохо. Особенно с Вороном во главе. Главное, не допустить бунта, но Алва и не такое может… Только бы найти и договориться, дальше пусть командует сам, а наше дело – исполнять. Проклятье, и что это сталось с Эпинэ, раньше были маршалы как маршалы, а сейчас на полковников и то не тянут.

Мечты, мечты... Мевен вернулся. С письмом от Придда.

«Любезный господин Эпинэ , – может, Валентин и писал на колене, на почерке это не отразилось, – исполняя приказ Первого маршала Талига, уведомляю вас, что господину Окделлу не грозит ничего, кроме мук совести, каковые ему также не угрожают.

При желании вы можете получить означенного Окделла в свое полное распоряжение не раньше первого и не позже третьего дня Зимних Ветров текущего года в Фебидах. Чтобы получить искомое, вам следует прислать доверенное лицо, снабдив его доказательствами того, что оно дей-ствует по вашему поручению. В противном случае я буду вынужден вывезти господина Окделла в Ноймар, так как отвечаю за сохранность Повелителя Скал и, следовательно, не могу отдать его на милость его (господина Окделла) разума и воображения.

Пребываю к вам в глубочайшем уважении.

Полковник Придд .

Окрестности Олларии. 400 год К.С. Утро 20-го дня Зимних Скал».

И потрясающее известие - Алва вернулся в Ноху, сам вернулся. Кстати Мевен уже жалеет о возвращении. Его рассказ:

– Мы задержались с выездом. Было уже темно. Герцог Окделл сказал, что он имеет точные сведения о том, что в город проникли кэналлийцы и следует ожидать нападения. Я подобными сведениями не располагал, я настаивал на короткой дороге. Триумфальная не располагает к засадам, к тому же там находились люди его высокопреосвященства. Окделл не согласился и напомнил, что решает цивильный комендант.

Альдо заявляет. что Окделл превысил свои полномочия, но сейчас не время говорить о его ошибках.

Ошибках ли? Будь это ошибкой, сюзерен полез бы на потолок задолго до Левия, а он пил вино и тянул время. Нет, Дикон не ошибался, а выполнял приказ. И выполнил, только Леворукий опять смешал карты.

- Мы поехали дорогой, которую выбрали герцог Окделл и полковник Нокс. У Желтой площади на нас напали. Граф Гирке занял угловой особняк, пропустил цивильников и факельщиков и отсек карету. Мы с герцогом Окделлом были впереди. Услышав выстрелы, я бросился назад, Ричард остался на площади, но нам одинаково не повезло. Я узнал графа Гирке и понял, что нас захватили люди Придда. Гирке и не думал скрываться, хотя сам герцог Валентин появился позже. Мы с Окделлом видели, как освободили Алву, с ним был монах, его связывать не стали…. Нас с монахом отвели во двор особняка. Нокс погиб при захвате кареты. Я предложил Алве и Придду сдаться, указав, что их дело безнадежно и что к нам вот-вот подойдет помощь. Я ошибся – они нашли выход. Мы выбрались из города без единого выстрела.

– Кто нас предал, кроме Придда?

– Я заметил нескольких офицеров старого гарнизона, но рассмотреть всех было невозможно. Захвативший нас отряд насчитывал не больше полусотни, а из города выехало несколько сотен.

– Как вышло, что Алва вернулся? Говорите, что знаете.

– Нас подвели к Ворону всех троих. Он велел Придду написать герцогу Эпинэ…

– Значит, Придд написал письмо?

– И передал монаху. Вот тут Алва и спросил, не желаю ли я составить компанию брату Пьетро и ему. Я сперва не понял, и все остальные тоже.

– Он объяснил свое решение?

– Он сказал, что не сошел с ума и не устал жить.

– Только это?!

– Они заспорили с Приддом, но это продолжалось недолго. Мне велели взять в седло Пьетро, и мы поехали. Мы спокойно въехали в ворота, они никем не охранялись. В городе я попробовал освободиться, но Ворон решил, что я еду с ним. У него были пистолеты, у меня – нет.

– Сейчас они у вас будут, – пообещал сюзерен. – Эпинэ, вызывай эскорт. Мы едем в Ноху, и пусть только эта мышь голубиная начнет юлить.

Алву они не повидали, удовлетворились рассказом Пьетро.

– Я не видел почти ничего, – обрадовал Пьетро. – Воин, которого я не запомнил, помог мне подняться в карету. Герцог Алва и офицер, чье имя я узнал лишь после его смерти, уже находились внутри. Дверь закрыли, и мы поехали. Занавески на окнах были опущены, и я не мог видеть, что происходит снаружи, к тому же на улицах было темно. Я слышал лишь стук копыт и скрип колес.

Мы ехали долго, потом послышались странные звуки, я не сразу понял, что это выстрелы. Карета остановилась. Герцог Алва сидел, прислонившись к стенке, он сидел, и глаза его были прикрыты. Герцог даже не шевельнулся, но полковник Нокс выхватил огромный нож. Он задумал убийство, и сердце мое оборвалось. Я зажмурился, моля Создателя о милосердии и справедливости. Раздался шум, и был он не смертным стоном, но звуком борьбы. Я открыл глаза: кинжал лежал на полу, а герцог Алва душил полковника Нокса цепью. Я хотел закричать, но мое горло свела судорога, а затем на крышу кареты что-то обрушилось. Раздался треск, и я увидел над собой чужие сапоги. Это были люди герцога Придда, но тогда я этого не знал.

Не в силах ничего понять и ничего изменить, я шептал молитвы, пока не почувствовал на своем плече чужую руку. Это был герцог Алва.– Брат мой, – сказал он, – можете открыть глаза, я его уже убил.

Я взглянул и увидел полковника. Он был мертв, на его шее темнел страшный след. Мне стало дурно, я не помню, как выбрался из кареты, как меня подвели к герцогу Окделлу, тоже пленному. Я понял, что герцог Придд освободил герцога Алва, но это все, что я могу сказать. Я просил Создателя защитить меня и моих спутников, и Создатель внял моим мольбам. Я вернулся в обитель вместе с господином Мевеном, а жизни герцога Окделла ничего не грозит. Это все.

Вывод. Альдо Ракан задумал инсценировать нападение и убить герцога, исполнитель - Нокс. Он накручивает Дика и выбирает дорогу в объезд, садится в карету. Выстрелы - сигнал. Нокс набрасывается на Алву. Однако брат Пьетро. на самом деле, не смиренный монашек, а секретный агент по особым поручениям, он набрасывает четки ему на запястье, а Рокэ душит убийцу цепью. Сюрприз - нападавшие люди Придда. Похоже, Валентин повторил маневр Алвы в Варасте, тот, который стоил жизни Феншо. Выследил убийц Альдо, скрутил их и занял их место. Либо, что мне крайне импонирует, Ракан ему и поручил изобразить нападение. Это было бы красиво! Прямо заявить, что Алву нужно убить, потом побеседовать с сюзереном и повернуть все по-своему. Но у этой версии доказательств нет, к тому же для Альдо - появление "спрутов" было неожиданностью. Вряд ли.
Дико интересно, как он сговаривался с Варденом и другими, это же непросто понять, кому можно доверять, и добиться ответного доверия.

@темы: "ОЭ"

---

О бедном Эгмонте замолвите слово!

Вчера у меня вырубился ноутбук, и ответ на комментарий к Окделлам ушел в урезанном виде, а мысль продолжала работать, не имея возможности вылиться в текст. Вот результат.

Есть у меня знакомая, которая убеждена, что ее дочь должна учиться на одни пятерки, силы всей семьи брошены на достижение этой цели: папа пишет рассказ, брат набирает на компьютере, мама сидит до трех ночи, решая викторину. Окружающим все в подробностях рассказывается по девизом: Смотрите, какие мы герои. ничего для доченьки не жалеем!". Моя мама как-то не выдержала, поинтересовалась: "Зачем нужно, чтобы ребенок учился только на пятерки?" Ответ:"Чтобы были знания!" "Но пятерки и знания - разные вещи!" Да, и чисто логически, откуда могут появится знания, если работу выполнил не ребенок? Девочка не только не заработала своих пятерок, она не научилась учиться.

Причем сдесь Эгмонт Окделл? Люди, придумывающие себе проблемы (учиться только на пятерки, например), а потом героически их решающие, вызывают у меня недоумение. Однако человек, придумавший проблемы, но не ставший их решать, производит еще более странное впечатление.

Юный герцог Эгмонт Окделл, Повелитель Скал был одним из знатнейших людей королевства. Конечно, относительно Алвы он мог считать себя бедным, но его бедность даже близко не стояла рядом с достатком Арамоны или Карваля. Однако Окделлы склонны не обращать внимания на то, чего не имеет подавляющее большинство людей, зато очень внимательно смотрят на тех, у кого есть то, чего не имеют они (но считают своим по праву). Эгмонт искренне считал себя бедным.
Эгмонт был хорош собой, храбр, искусен в рыцарских доблестях, фактически, независим (власть его бабки не носила юридического характера). Он был влюблен и любим. Все хорошо? Увы, девушка была из семьи "навозников", для Окделлов такой брак неприемлем. Что может сделать Эгмонт? Варианты есть: жениться, ни у кого не спрашивая; не морочить девушке голову, спрятать любовь глубоко в душе, отправиться на войну или под венец с достойной женщиной; жениться на подходящей особе, а Айрис сделать своей любовницей (здесь, конечно, еще неизвестно. согласилась бы Айрис). Он мог выбрать Любовь или Долг перед семьей, или попытаться совместить. Эгмонт предпочел не решать. Он встречался с девушкой, все больше влюбляясь... И тут грянул вполне ожидаемый гром - у бабки случился удар и от Повелителя Скал потребовали продолжить род.
Эгмонт мог тупо тянуть время, мог жениться на своей Айрис и поставить родню перед свершившимся фактом, мог порвать с возлюбленной и вступить в брак. Любой выбор имел как плюсы, так и минусы. Я не считаю, что влюбленность - лучшее основание для брака. На мой взгляд, взаимное уважение, общие ценности и взгляды, желание жить вместе и воспитывать детей, обоюдная симпатия - вот гарантия счастливого брака, когд к этому прилагается влюбленность - вообще, прекрасно, но можно обойтись и без нее. В любом случае, совместное существование двух людей всегда сопряжено с рядом проблем и необходимостью искать компромисс, влюбленность лишь облегчает привыкание и побуждает к уступчивости, здравый смысл и спокойный нрав служат тому же. В конце концов, чувства проходят, если не бесследно, то утрачивая остроту, а человек меняется мало. Нет гарантий, что брак с Айрис оказался бы счастливым. Я думаю, Эгмонт вполне мог бы быть счастлив с другой женщиной, но он сделал все, чтобы этого не произошло.

Герцог Окделл выбрал в жены девушку, ничуть ему не симпатичную, он не попытался с ней сблизиться, подружиться. Раз и навсегда Эгмонт решил, что жена - чужой ему человек, с которым его будут связывать только Долг. Он прямо заявил своей будущей жене, что сердце его принадлежит другой, а ей он может предложить лишь руку и титул, а еще пожелал назвать старшую дочь именем возлюбленной. Вот зачем он это сделал?! Неужели, не понимал, что поступает жестоко и глупо? Честно? Хороша честность! Не лучше ли было, честно сказать, что пока он ее не любит, но глубоко уважает и постарается окружить заботой и нежностью, а главное сделать это? Возможно, со временем Эгмонт привязался бы к жене, их соединила бы не пылкая страсть, а чувство спокойное и глубокое, они стали бы семьей, единым целым. Зачем нужно было ранить самолюбие девушки рассказом о возлюбленной, зачем травить раны, называя дочь Айрис? Фактически, Окделл сам лишил себя семейного очага, тепла и уюта, дружбы и нежности. Неудивительно, что долго бедный герцог так выдержать не мог и отправился к своей молочной сестре не за любовью, за теплом, пониманием, нежностью... Жена его такой возможности не имела, она была одна в холодном замке, с чужим мужчиной, время от времени делающим ей ребенка, нелюбимая, нежеланная, ненужная... Разумеется, Мирабелла Карлион изначально была барышней со странностями, иначе не согласилась бы на такое унизительное замужество, но брак с Эгмонтом усугубил ее не самые приятные черты.

Поступки Окделла понять, исходя из логики и здравого смысла невозможно. Нормальный человек стремиться сделать хорошо себе и, по возможности. своему окружению, потому что довольное окружение не портит ему настроения. Эгмонт сделал плохо себе, Айрис, жене. Такое ощущение, что он создавал сюжет для баллады - он любил ее, она любила его, он был вынужден жениться на другой, но честно рассказал ей о своей любви, теперь они несчастны, но благородны. Честь и Долг не позволит им соединиться, изредка встречаясь у озера, они проливают слезы о своей горькой судьбе, и все любуются их чистотой и невиданной доселе любовью. Только в балладе на все эти встречи и слезы уходит несколько строф, а жизнь складывается из дней, месяцев, лет... И смысл мучиться?

К рассказам Катарины нужно относиться с большой осторожностью, но, думаю, Роберу об Эгмонте она сказала правду. Похоже, безутешный герцог, действительно, услаждал слух юной королевы печальными рассказами о своей любви. Вряд ли только ей одной. Нет, Окделл не был гулякой и бабником, он не стремился к половому акту, он желал, чтобы им восхищались, восторгались, он хотел царить в душах. Не обладая никакими талантами, которые бы выделили его среди мужчин - полководцев, дипломатов, администраторов, вождей - он пускал пыль в глаза женщинам: "Смотрите какой я рыцарь!" Не умея дарить любовь, он жадно ее требовал.

Если бы Айрис вышла замуж по настоянию семьи, и была несчастна, Эгмонт, вероятно, испытывал своеобразное удовлетворение - они оба выполнили свой долг, оба страдают - все, как в балладе. Однако Айрис посмела быть счастливой, и это опрокидывало всю картину мира герцога Окделла. Нет, бы оторваться от Дидериха и посмотреть на реальность! Возможно, он бы и семейную жизнь смог наладить, или нашел бы для души и тела какую-нибудь Марианну. Окделл не пожелал: жизнь не хочет соответствовать его представлениям, тем хуже для нее! Самостоятельно создав семейную проблему, Эгмонт не стал ее решать. Он страдал и мучил жену, которая мучила всех оказавшихся в пределах досягаемости, особенно, не повезло детям.

Участие Эгмонта в восстании понять также трудно, как и то, что он сотворил со своей личной жизнью. Зачем потомку генералов и дипломатом на службе Олларам понадобился Ракан? Как защитник северных границ согласился на союз с теми, кто веками на эти границы нападал? Чего он хотел получить в итоге? Мотивация Придда ясна: посадиь на престол Ракана, а потом сообщить ему, что он незаконнорожденный Придд - возможность получить королевство в свое распоряжение. Похоже, Эгмонт ввязался в интригу, не понимая ни ее целей, ни возможных последствий. Создал себе проблему. И опять не стал ее решать. Вяло без огонька повоевал, дождался подхода Алвы и слегкой душой отправился в Закат, бросив, по сути, своих людей.

Честно говоря, Эгмонт Окделл больше всего напоминает мне многосмертного барона - дрянь человечишко, дутая величина, напыщенное ничтожество.

---

Валентин Придд. Эорий Кэртианы

Альдо Ракан усиленно превращает сегодня в позавчера, он возрождает гальтарские обычаи и созывает Совет Эориев. Эории - Повелители Стихий и их кровные вассалы. Из 20 осталось 12, к тому же поддержали Ракана только вассалы Повелителя Скал, а остальные верны Олларам и Талигу.
Встал вопрос, кому же передать титул вассала Повелителя Волн графа Борн. Окделл убежден, что Августу Штанцлеру. Эпинэ это совсем не радует.

Вот только Штанцлера с его отравой здесь и не хватает, хотя агарисские мерзавцы не лучше. Разве что мельче.

— Что скажет Повелитель Волн? — Пусть что хочет, то и говорит, но Повелитель Молний скажет «Нет!». Эпинэ и Штанцлер одним воздухом дышать не станут.

Валентин Придд неторопливо поднялся, Робер не видел Спрута с Доры, там он казался человеком, на Высокий Совет явился серый истукан.

— Я не готов обсуждать лояльность человека, много лет бывшего кансилльером при дворе Олларов и сохранившего свою должность после двух восстаний. — Светлые глаза смотрели прямо и равнодушно. — Исходя же из нынешнего местонахождения господина Штанцлера, я полагаю, что к нему имеется ряд серьезных претензий. Для члена Высокого Совета это нежелательно.

Что до притязаний Штанцлеров на титул графов Гонт, то, если они и впрямь потомки Рутгерта, у них больше прав, чем у наследников его кузена по женской линии, сбежавшего в Агарис.

— Гонты принадлежат к Дому Волн, — напомнил Альдо, — и долг Повелителя сказать «да» или «нет».

— Нет, — скучным голосом произнес Спрут. — По крайней мере, пока мой государь и задержавший бывшего кансилльера Повелитель Молний не признают графа Штанцлера достойным доверия.


Характерна реакция Дика - он уверен, что Придд высказался против назло ему. Ни на мгновение Ричард не допускает мысли. что у людей могут быть какие-то собственные мотивы, не связанные с его драгоценной особой.

Следующее дело - суд над герцогом Алвой. Возникла проблема - брат представителя обвинения был расстрелян первым маршалом.

— Герцог Придд, — сюзерен удивленно поднял брови, — мы вас слушаем. Говорите.

Траурная фигура поднялась над лиловой скамьей. Как много здесь серого — Придд, Рокслей, Эпинэ… Почему он надел траур лишь сейчас?

— Славлю моего государя! — Спрут обернулся к Ричарду и слегка поклонился. — Герцог Окделл знает о прискорбном случае с генералом Феншо больше моего, но разумно ли доверять обвинение близкому родственнику человека, расстрелянного по приказу обвиняемого? Недоброжелатели распустят слухи о личных счетах. Вчера в городе появились очередные вирши графа Медузы, они имеют успех среди черни.

— Придд прав, — кивнул Эпинэ и закашлялся, — говорить станут…

— Говорить станут в любом случае, — устало произнес Альдо, — но отыскать в Талигойе достойного и родовитого законника, который не потерял бы по милости Алвы родича или друга, возможным не представляется. Граф Феншо поклялся Честью следовать закону и только закону, мы не имеем оснований усомниться в его словах.

— Я не вижу повода отзывать графа Феншо, — выпалил Ричард, — если, разумеется, герцог Придд ничего не скрывает.

— Могу я уточнить, что означает «ничего»? — Ледяной взгляд и ледяная ухмылка, кэналлийские работорговцы и то приятней. — О персоне графа Феншо, прослужившего под началом моего отца более шести лет, я знаю весьма немного, я не интересовался судопроизводством. Поклясться же в том, что у меня нет тайн от герцога Окделла, не могу, они есть. Подозреваю, что это взаимно, но позволю себе вернуться к обвинению.

Прокурорскую мантию мог бы надеть вассал Рокслеев. Первой жертвой в этом семействе, насколько мне известно, стал павший от рук знаменитого Давенпорта маршал Генри, что исключает обвинения в личной предвзятости.

Негодяй, какой же все-таки негодяй! На Дэвида страшно смотреть, а Спрут тычет ему в лицо смертью родичей и тем, что при узурпаторах Рокслей не пострадали.

— Герцог Придд во многом прав. — Неужели сюзерен еще не понял, что такое Спрут?! — Но у Мэнселла нет времени для ознакомления с делом. По городу ползут слухи, касающиеся пребывания герцога Алва в Хёксберг, их следует опровергнуть. Посольская палата уже оповещена.

— Феншо не нарушают клятв, — не сдержался Дик, — я бы гордился такими ординарами.

— Значит ли это, что Давенпортами вы не гордитесь? — Спрут поправил манжет на правой руке. Это могло быть случайностью, а могло намекать на пропущенный удар.

— Герцог Придд, — повысил голос Альдо, — герцог Окделл, напоминаем вам об эдикте.



Следующей проблемой стал адвокат.

— Повелитель Волн герцог Придд, — возвестил гимнет-теньент.

Этого еще не хватало.

— Пусть войдет. — Радости на лице сюзерена не было. — Робер, отложить процесс нельзя, и хватит об этом. Валентин, вы знаете о выходке адвоката?

— Да, я только что получил прошение. — Валентин Придд поклонился и поправил воротник. Спрут был верен себе — траурный серый бархат и фамильный меч, примиривший сюзерена с отсутствием лиловой мантии. Ледяная тварь умела говорить «нет», впрочем, сегодня траур Придда был к месту, напоминая о погибших Людях Чести, а значит, о преступлениях Алвы.

— И что вы об этом думаете?

— От Инголса следовало ждать чего-либо подобного, — равнодушно сообщил Придд. — Признаться, я был удивлен, узнав о его назначении, но Кракл объяснил, что у обвиняемого должен быть шанс. Что ж, мэтр свою репутацию оправдал.

— Вы знаете Инголса? — Эпинэ повернулся, в темных волосах мелькнула седая прядь. — Откуда?

— Мой покойный отец длительное время был супремом. — Вежливость Спрута сама по себе была оскорблением. — Он говорил, что Инголс берет самые безнадежные дела и самую высокую плату. Два года назад по настоянию отца у мэтра отобрали мантию, но тот с помощью Манриков ее вернул. Нашей семье ссора обошлась очень дорого.

— Почему вы молчали? — Альдо еще больше помрачнел. — Мы должны были это знать.

— Я признал свою неправоту в отношении прокурора, — пожал серыми плечами Спрут, — и не стал повторять ту же ошибку в отношении защитника. К тому же я опасался услышать о том, что Повелитель Волн сводит счеты с адвокатом.

— Вы были не правы, умолчав об Инголсе, — отрезал Альдо, — а мы ошиблись, не задумавшись над вашими словам. Феншо не оправдал нашего доверия.

— Это весьма прискорбно. — Когда речь идет о судейских, к Придду нужно прислушиваться, как бы ни было противно. Альдо хочет, чтоб они прекратили ссору, что ж, сейчас самое время.

— Герцог Придд, — Ричард старался говорить спокойно, — вы можете что-нибудь посоветовать?

— Боюсь, мэтр Инголс обвинит меня в сведении личных счетов не только с ним, но и с Домом Ветра. — Спрут улыбнулся одними губами. — Но я бы спросил Алву, нуждается ли он в защитнике и желает ли переноса суда.


Суд как и ожидалось превратился в фарс:

- Суд исходит из приоритета кодекса Эридани за исключением пунктов, под которые подпадают обвинения, невозможные в Золотой Империи.

— Но, — поднял руку прокурор, — процедура принятия и исполнения приговора, а также его обжалования в полном объеме соответствует прецедентам, имевшим место во времена царствования Эрнани Святого.

— Ты сказал, — кивнул Ворон, — а я слышал.

— Герцог, — начал приподниматься Феншо, — никто, кроме государя, не может «тыкать» человеку Чести и…

— Герцог Алва ответил вам, как отвечали во времена Эрнани, — Валентин Придд смахнул с рукава что-то невесомое, — в те времена обращения «вы» еще не существовало.

Обвинитель плюхнулся на свою скамью. Придд еле заметно улыбнулся: его совет оказался верным. Рокэ не мог не ответить вызовом на вызов. Теперь он остался без защитника.

Спрут своего добился: какая простая месть и какая безопасная! Два вопроса и чужая гордыня… Достойно мерзавца и потомка мерзавцев, а ведь Придд об исповеди не знает. Он спасает не Талигойю, а собственную шкуру и честь братца.

Мнение Окделла неизменно, он любые факты подгоняет под нарисованную воображением картинку, а вот Эпинэ начал задумываться. Поступки Валентина вызывают у него невольное уважение, хотя личность этого человека по-прежнему отталкивает.

— Я недавно пил «Змеиную кровь» с герцогом Приддом.

— Этот молодой человек знает многое, — кардинал расставил бокалы, — но он умеет молчать.

О да, молчит Валентин просто великолепно.

— В Доре Придд и его люди сделали очень много.

— В отличие от тех, чьей прямой обязанностью это являлось.


Суд начался.
Рокэ заявил, что вернулся накануне Октавианской ночи из-за странных снов, в которых он созывал своих вассалов и находил Эпинэ. Не думаю, что Валентин проигнорировал его слова.

— Здесь удивительно душно, несмотря на холод. — Придд, как всегда, был сер и любезен. — А духота способствует бреду. Я бы не стал полагаться на сделанные в таких обстоятельствах признания.

— Кэналлиец бредил, — важно кивнул Карлион, — его слова нельзя расценить иначе.

— В таком случае вы, граф, прожили в бреду всю свою сознательную жизнь, — предположил Спрут, — иначе с чего бы вам более сорока лет называть себя бароном. Господин Первый маршал, я пришлю вам кэналлийского. В вашем состоянии оно необходимо.

— У вас осталось кэналлийское? — пошутил Берхайм. — Теперь понятно, почему вы никого не принимаете.

— Я в трауре, — напомнил Придд, — и не только я.

— Конечно, — Маркус натянул на физиономию скорбное выражение, — все мы потеряли близких. Я лишился дяди, но нет победы без потерь.

— С этим трудно спорить, — согласился Придд, — хотя лично я не назвал бы Дору победой.


Эпинэ решает все же обсудить с Приддом одно странное обстоятельство.

- Скажите, Валентин, вам не попадалась на глаза девочка лет шести, щербатая, в короне и со шрамами вот здесь? — Робер коснулся щеки и только тут сообразил, что несет. — Вам, вероятно, кажется, я брежу.

— Неприятный ребенок. — Повелитель Волн и не подумал удивиться. — Мои люди пытались ее поймать, но она сбежала.

— Где вы ее видели?

— В Доре, — задумчиво произнес Валентин, — у фонтана. Ей там было не место.

Значит, хотя бы в Доре маленькая гадина не была бредом… Если только Спрут не издевается, хотя откуда ему знать?

— Вы ее хорошо запомнили?

— Даже слишком. — На породистом лице мелькнула гадливость. — Чудовищный костюм и чудовищное создание… Признаться, я рад, что вы о ней заговорили. Это доказывает, что я нахожусь в здравом уме и твердой памяти, а ведь одеяния судей свидетельствуют об обратном.

— Вы правы, — попробовал улыбнуться Эпинэ и неожиданно для себя добавил: — Сударь, могу я попросить вас об одной любезности?

— Разумеется.

— Не задевайте герцога Окделла. По крайней мере, пока не закончится суд. Ричард находится в непростом положении…

— Вы не находите, что оно несколько проще положения, в котором оказался его эр? — Глаза Придда были ледяными. — Хорошо, я обещаю до вынесения приговора не разговаривать с Повелителем Скал сверх необходимого. Тем более это не трудно, меня сейчас занимают вещи, весьма далекие от терзаний герцога Окделла, если, конечно, он терзается.

— Ему тяжело, — зачем-то повторил Эпинэ и торопливо добавил: — Я благодарен вам за великодушие.

— Право, не стоит, — заверил Придд, — всегда рад оказать вам любезность.

Что интересно, к Валентина Робер воспринимает, как взрослого человека, которому трудно симпатизировать, но можно сотрудничать, а вот Дикона считает ребенком.


Суза-Муза развлекается в суде - Окделл получил послание.

Я вас предупреждаю, вам же хуже,

Коль скоро вы отринете совет,

Хлебнете вы неисчислимых бед,

Я вас предупреждаю, вам же хуже…

У вас ни памяти, ни чести нет,

Свинья душой, ступайте ж в вашу лужу…

Я вас предупреждаю – вам же хуже,

Коль скоро вы отринете совет.

Записки получили все члены суда, но Ричард зачем-то лжет, отрицая полученное послание. И, конечно же, не может не сунуть свой нос в бумаги Повелителя Волн.

Я вас предупреждаю, вам же хуже,

Коль скоро вы отринете совет,

Вам лучше не родиться бы на свет,

Я вас предупреждаю, вам же хуже,

Достойней дать единственный ответ,

Чем спорить со свиньею неуклюжей…

Я вас предупреждаю, вам же хуже,

Коль скоро вы отринете совет.


– Герцог Окделл читает чужие письма? – Валентин Придд собственной персоной стоял за спиной чиновника. – И почему это никого не удивляет?

– Поимка Сузы-Музы входит в обязанности цивильного коменданта Раканы, – отрезал Дикон, бросая злополучный листок на стол.

– В таком случае нашему таинственному другу ничего не грозит. – Длинные пальцы ухватили послание. Словно щупальца. Придд пробежал глазами письмо и аккуратно сложил. – Граф настроен весьма решительно, впрочем, в том, что касается меня, он прав. Я и впрямь злоупотреблял вашим вниманием.

– О нет! – Дику удалось выдавить из себя улыбку. – Что вы скажете насчет совместной прогулки после обеда?

– Если мы покончим с судейскими обязанностями, – уточнил Спрут, – в противном случае нас могут счесть дезертирами.


Те обвинения, которые не разрушил Алва, уничтожили монах и Катарина. Король отказался от своих показаний. Однако Альдо намерен уничтожить Ворона и обвинительное заключение состряпали. Повелитель Скал и его вассалы признали подсудимого виновным.

– Повелитель Волн, готов ли твой Дом сказать Слово?

– Дом Волн готов. – Физиономия Придда не выражала ничего, вот уж воистину темна вода во глубинах.

– Здесь ли твои кровные вассалы? – Сюзерен знал древний ритуал назубок. Тяжелые, нелепые фразы вымораживали все вокруг, оставляя лишь ледяное, зимнее сиянье.

– Моих братьев здесь нет, – отчетливо произнес Спрут. А ведь у него на самом деле остались братья. Где-то во Внутренней Придде.

– Ты скажешь за них. Мэратон!

– Орстон!

Айнсмеллера отдали толпе, Алву скормят старым врагам и древней придури, а суть одна. Отдать на смерть и посмотреть, что получится… Молодой человек в белом… На белом кровь видней всего, это красное прячет красное. До поры до времени.

– Я готов держать ответ перед моим государем и моей Честью. – По части старых ритуалов Придд мог дать фору кому угодно. Будущий великий анакс еще прыгал по разумным вдовам, а Спрут уже читал своего проклятущего Павсания. Зачем? Покойный папенька заставлял?

– Мы слушаем волю Волн. – Неужели эти слова когда-то были живыми, неужели у Волн, Скал, Молний была своя воля? – Виновен ли Повелитель Ветров перед своими братьями и своим государем?

Придд положил руку на украшенный аметистами эфес. Закатные твари, он снова притащился не со шпагой, а с мечом.

– Во имя Чести, – спокойно сообщил Спрут, – мой брат Вольфганг фок Варзов давал ту же клятву, что и герцог Алва. Я не видел графа фок Варзов около двух лет, но у меня нет сомнений в его решении. Я отвечаю за своего вассала «невиновен».

– Разрубленный Змей. – Дурацкая присказка сама слетела с языка, но ее вряд ли кто-то расслышал. Альдо замер, вцепившись в резные подлокотники, зато Дикон вскочил с места, хорошо хоть шпагу не выхватил. Мевен непонятным образом тут же оказался за спиной Повелителя Скал, Лаптон рванулся к Спруту, а Карлион с Берхаймом вжались в спинки своих кресел. Только Дэвид Рокслей ничего не заметил и только Придд не пошевелился…

– Вольфганг фок Варзов – изменник, – Альдо все же удалось ухватить себя за шиворот, – он лишен нами права отвечать.

– Лишенный голоса молчит, – подтвердил Спрут, – но голос его принадлежит ему и только ему. Павсаний пишет, что отданный голос в одной цене с Честью. Не исполнить волю отсутствующего – убить свою Честь. Воля маршала Талига Вольфганга фок Варзов несомненна. Его не назвали молчаливым, и его не освободили от данных им клятв, и я отвечаю «невиновен».

Савиньяка тоже не освободили. И Дорака с Ариго! Трое вассалов Молний и фок Варзов… Четверо из двенадцати! Треть, а не половина…

– Слово фок Варзов услышано. – Альдо тоже знает сложение, он считал и сосчитал. – Вечером мы подпишем эдикт, разрешающий всех эориев от ложных клятв и примем их службу, где бы они ни находились. Клятвы, данные узурпаторам, больше не смогут служить оправданием.

Вряд ли Лионелю или Ноймаринену понадобится оправдание, чтобы повторить подвиги Рамиро-Вешателя, а Эпинэ уже ничего не поможет, но какая же здесь холодина… От ненависти или от нерадивости?

– Ричард, сядь, – велел Альдо, но Дикон остался стоять. Ненависть липла к молодому лицу серой маской.

– Окделл, очнись! – рявкнул Альдо. – Напоминаю об эдикте. Никаких дуэлей! Ты меня слышишь, никаких! Повелитель Волн, твой вассал граф Гонт неизвестен, готов ли ты ответить за него, как за себя?

– Готов, – в светлых глазах что-то блеснуло, словно клинком поймали солнце, – во имя Чести и Государя! Я не знаю, кто из ныне живущих потомков Рутгерта Гонта имеет право на титул, и отвечаю за своего вассала так же, как за самого себя. Невиновен.

«Герцог Алва невиновен…» Скалы казнят, Волны оправдывают, а решать Молниям. Три голоса Придда и четыре Эпинэ. Вместе семь! Опять вместе, как в Доре… Пять голосов Окделла и голос Эпинэ против трех голосов Молний и трех Волн. Шесть на шесть… Или девять против трех, если подличать и ждать ответа от Савиньяка. Чего он только ни передумал, но то, что Ворона можно оправдать, в голову не приходило.

– Герцог Придд, – взгляд Альдо не сулил ничего хорошего, но с тем же успехом можно вызвериться на мраморного истукана, – объяснитесь! Что значит невиновен?

– Герцог Алва невиновен в том, в чем его обвиняют. – Закатные твари, и этот кусок льда ровесник Дикона?! – Алву допустимо убить без объяснений, как опасного врага, чье существование угрожает Великой Талигойе, но его нельзя осудить. Это незаконно.

– Странно слышать это из ваших уст, – очнулся Карлион, – из уст человека, чью семью уничтожили прихвостни Олларов.

– Не вижу ничего странного. – А лед, оказывается, может гореть. – Нас убивали не потому, что мы виновны, а потому, что Колиньяры и Манрики делили север и юг! Это они, решив от нас избавиться, утопили убийства в законе. Я не желаю превращаться в Манрика, я предпочитаю шпагу.

Если Придда возьмут, станет ли он защищаться? К чему он готов?

– Вина Алвы доказана. – Парой месяцев раньше Валентин лежал бы у камина с разбитой головой, но сюзерен учится, учится стремительно. – Часть обвинений отпала, зато другая не вызывает сомнений. Вы слышали обвинение, этого достаточно для сотни приговоров.

– Отнюдь нет. – Спрут выдержал бешеный взгляд и бровью не повел. – Алва присягал Оллару. Все, что он делал и делает, направлено на исполнение присяги. Мне не кажется правильным судить эория за верность, кем бы его сюзерен ни был, особенно накануне большой войны. Любой из нас может оказаться перед тем же выбором, что и Алва. Жизнь сюзерена или собственные жизнь и свобода… Повелитель Ветров выбрал Честь. Это достойно уважения, а не осуждения.

Валентин воистину был сыном супрема, хоть и покойного. Что сделает Альдо? Пошлет к кошкам гальтарские кодексы и отправит Ворона на плаху или отыграет назад? Будь Малый Совет большим, кто знает, но буря в тазу не буря. Выходит, присоединиться к Скалам? Ну и кто после этого будет спрутом?

– Герцог Алва смел, – Альдо все еще удерживал вожжи, – я бы даже сказал, слишком. Он не похож на слабоумного, значит, у его наглости есть объяснение.

– В древности подобные поступки объясняли благородством. – Лед погас, Валентин вновь был спокоен. – Я знаю, что герцог Окделл придерживается иных взглядов. Его право и его выбор. Кстати говоря, не первый.

– Я не позволю оскорблять себя на глазах Альдо! – Упавшее кресло, обнаженный клинок, и голодное солнце на потолке… – На глазах его величества… Не позволю!

– Я охотно оскорблю вас в любом удобном для вас месте. – Белые от бешенства глаза Дика и любезная улыбка в ответ. Воистину в Старом парке Дикон уцелел чудом. – Но наше непонимание никоим образом не отменяет нашего долга. Я подтверждаю свои слова. Герцог Алва обвинен несправедливо. Он должен быть оправдан, а недобросовестных чиновников, готовивших процесс, следует отстранить от должности и лишить содержания.


Альдо Ракан приговаривает Алву волей анакса. Рокэ настаивает на поединке. Этот нюанс гальтарских обычаев проглядели и законники, и Окделл. и потомок Раканов. Дик бросается грудью защищать сюзерена.

– Я сказал «виновен» раньше Окделла. – Дэвид Рокслей смотрел ясно и прямо, с его плеч словно свалилось что-то грязное и тяжелое. – Я дерусь первым.

– Мы бросим жребий. – Робер изловчился ухватить Дикона за плечо. Возмездие, о котором говорил Енниоль, запоздало совсем немного. Любопытно, догонят они с Альдо в Закате Адгемара или нет…

– Я дерусь первым, – повторил Дэвид. – Алва, я обвинил вас раньше Окделла.

– Сожалею, но первым это сделал Берхайм. – Придд и не подумал встать. – Рокслей был третьим, после Карлиона, Окделл – четвертым.

– А вы? – обернулся к Спруту Ворон. – Каким по счету были вы?

– Я не счел вас виновным в том, в чем вас обвиняют, – Валентин церемонно наклонил голову, – и герцог Эпинэ со мной согласился. Вас следовало не судить, а убить.

– Тонкое наблюдение, – согласился Алва, – и тонкий ум. Значит, мне предстоит бой со Скалами и господином в белых штанах. Досадно…


Битвы не было. Альдо отдал Рокэ на поруки кардиналу Левию. А Дик решил свести счеты с Валентином.

– Вижу, вы торопитесь.

Валентин сухо поклонился:

– Увы, меня ждут неотложные дела.

– Одно из них можно решить прямо сейчас. – Пережитый ужас сменился бешенством, и оно тоже было холодным. – Нам следует договориться о встрече.

Спрут уставился на Дика ничего не выражающими глазами.

– Сожалею, – наконец изрек он, – но в связи с открывшимися обстоятельствами дуэль между нами невозможна. Более того, будь я более осведомлен, не состоялась бы и предыдущая.

– Разумеется, – кивнул Ричард, – вас отрезвило то, как я владею шпагой.

– Как раз это, как выразился ваш бывший покровитель, предсказуемо, – оскалил зубы Валентин. – В Лаик вы фехтовали всего лишь сносно, но потом вам несказанно повезло с учителем.

– Так в чем же дело? – поднял бровь Дикон. – В том, что, пока одни воевали, другие позабыли, как держат шпагу?

– Багерлее, знаете ли, не располагает к тренировкам. – Святой Алан, эту тварь не переспоришь. – Но не переживайте. Герцог Алва справится с вами шутя. Даже в цепях.

– При чем тут Ворон? – Нужно во что бы то ни стало сохранить спокойствие и вынудить Придда принять вызов. – Не при том ли, что из страха перед поединком вы предпочли его оправдать?

– А вы предпочли осудить, чтобы не возвращать дом и вещи, которые ваши слуги столь успешно распродают? Надо полагать, по вашему распоряжению, но мы отклонились от предмета нашей беседы. Ваш план очевиден.

– План? – не понял Дикон. – Какой, к кошкам, план?

– Весьма разумный. – Серый бархат, серое лицо, серая душа. – Вы бросили вызов человеку, который прикончит вас первым же ударом, вам не хочется прослыть трусом, еще меньше хочется умереть, и вы ищете равного вам противника. Ничего нет проще, чем обменяться парой ударов и отменить главную дуэль из-за раны, скажем, в запястье… Вы же не трусите, вы просто не можете держать шпагу.

Так вот, герцог Окделл, я не дам вам этой возможности. Настолько, насколько это зависит от меня, вы доживете до поединка со своим эром без единой царапины.

Ударить по холеной бледной морде? Кулаком, изо всей силы… Невозможно! После сказанного невозможно.

– Герцог Алва отправляется в Ноху. – Только бы не сорваться, святой Алан, только бы не сорваться. – У нас с вами есть время.

– Вы в этом уверены? – Ворон поднимал бровь, Придд – уголок рта, и это было еще отвратительней. – В любом случае, сейчас вы ближе к дуэли, чем утром, но не сомневайтесь, если Алва вас помилует или… неожиданно умрет, я пришлю к вам секундантов, а сейчас разрешите откланяться.

@темы: "Валентин Придд", "ОЭ"

---

Снейпотонкс. Шестая глава (целиком)

Пусть придет что-нибудь.

Глава 6. Аудиенция у Оза

«Оз, великий и ужасный! Отправил маленькую девочку на войну с могущественной колдуньей,» - Тонкс негодующе фыркает, погасший камин остается безучастным. Она – не маленькая девочка! Она – аврор, боец Ордена Феникса! Борьба с Мраком – ее долг, ее судьба! Она выбрала Путь и не свернет с него!
Тонкс торопится на встречу с Главой Аврората, по совместительству Министром Магии. Коридор плавно загибается влево, вызывая легкое головокружение и нехорошее подозрение о бесконечном блуждании вокруг некой недостижимой точки. Мягкий, густой ворс ковра глушит звуки, не слыша привычного цокота каблуков, Тонкс все ускоряет шаг, почти бежит. Ее огненная шевелюра проносится в зеркальных отражениях хвостом кометы.

На самом деле, зеркала на стенах – не элемент декора, а чувствительные артефакты, они улавливают магию, и в Министерство теперь не проникнуть под заклятием или с зачарованным предметом. Тонкс частенько застревает в коридоре, наблюдая, как в отражении размывается личина и проступает настоящий облик. Но не сегодня! Сегодня она обижена и разозлена! Сколько можно выставлять ее маленькой девочкой?! Она не маленькая! И не девочка! Тонкс останавливается, вспыхивает и сердито топает ногой – в ушах явственно звучит ехидная реплика о непорочном зачатии.

Она – не девочка, а боец! Она едва не погибла, потеряла мужа, отца, счастье! Ее жизнь распалась на две неравные части. Первая залита солнечным светом, наполнена смехом, движением, полетом. Там шутит отец, мама прячет улыбку за напускной строгостью, Ремус робко касается ее руки… Там осталась беспечная, смешливая девчонка. Она погибла в Битве за Хогвартс. Пусть, через месяц ее тело вернулось к жизни, но ее радость, ее любовь, ее душа умерла вместе с мужем! Отныне мир Тонкс сер и уныл, как пасмурное небо за окном больничной палаты.

Очнувшись, она не могла вспомнить, как ее ранили, как проходила Битва. Ей сказали, что война закончилась, Гарри Поттер победил, и теперь все будет хорошо. Про Ремуса не говорили. Тонкс догадалась сама. Если бы он не мог прийти из-за ранения, ей бы сказали, а раз молчат – значит… Значит, его больше нет.

Она бездумно смотрела в окно на нескончаемый моросящий дождь, куда-то спешащих людей. Они наклоняли головы, пряча лица, ежились под тонкими летними куртками, шарахались от летящих из-под колес брызг… А Тонкс не могла встать с койки, не могла поднять руку. Слова давались ей с трудом, и эти усилия выматывали почти до обморока. Она проваливалась в зыбкий ненадежный сон без сновидений, и незаметно выплывала из него. Зелья, которыми ее накачивали притупляли не только физическую, но и душевную боль. Тонкс затягивала вязкая трясина безразличия, мысли и чувства гасли, не успев оформиться, сопротивляться не было ни сил, ни желания.

Сырое, пасмурное лето сменилось холодной дождливой осенью. Ее выписали из больницы, отменили обезболивающее, и Тонкс поняла, что вялое безразличие вовсе не так уж плохо. Болело все, кажется, даже ногти и волосы. Она перебиралась из кровати в кресло и, сцепив зубы, отдыхала прежде, чем рискнуть добраться до дивана. Она училась самостоятельно есть, с трудом удерживая столовые приборы в дрожащих руках, училась ходить, говорить…

Тед реагировал на нее с безличным благодушием довольного жизнью ребенка, он забыл ее, отвык. Глядя на него, Тонкс не могла удержаться от слез. Все должно было быть не так! Она, Ремус и Тед были семьей. Они должны были быть вместе! Но Ремус мертв, Тед прижимается к бабушке, а сама Тонкс не может удержать на непослушных руках сына. Малыш выпячивал нижнюю губу, кривился и разражался ревом. Андромеда поспешно уносила его, а потом долго выговаривала дочери. Тонкс кивала – мать была права, конечно, права. Сама она держалась, значит, это возможно. Как в детстве, Тонкс чувствовала себя нелепой, бестолковой, нескладной... Она не может взять себя в руки, собраться, подумать о будущем. Не может сходить на могилу мужа и проститься с ним!
На кладбище Тонкс попала только на годовщину. Пришла, несмотря на запреты целителей, стояла, пошатываясь, смотрела на могилы детей, так и не закончивших Хогвартс. Она поклялась себе, что у Теда будет другое будущее, ему не придется выходить на битву из-за школьной парты. Они очистят Британию от всякой мрази! Тед будет жить в мире без насилия, без войн. Это ее долг!

Тонкс с остервенением занялась восстановлением, она покорно пила зелья, соблюдала диету, режим, тренировалась до изнеможения. Вернуть физическую форму оказалось нелегко, но добиться официального признания сложнее. Тренировки перемежались бесконечными осмотрами и тестами, наконец, комиссия, выдала заключение, и Тонкс восстановилась в Аврорате. Вот только к оперативной работе привлекать ее никто не спешил. Бывший коллега по Ордену Феникса Кингсли Шеклболт, ослепительно улыбаясь, плел словесные кружева и заваливал административной работой. Друзья-авроры расписывали восхитительные перспективы карьеры пресс-секретаря и архивариуса. Только Эд, возглавивший к тому времени Отдел, безоговорочно поддержал Тонкс и взял к себе.

Эд Браун – настоящий друг! Надежный, искренний, понимающий, он ужасно похож на Ремуса, на того Ремуса, которого не кусал оборотень. Тонкс уверена, что он бы мог также открыто улыбаться, легко заводить разговор, мог бы, не будь того полнолуния. Но полнолуние было, были рваные раны, были мучительные трансформации, годы притворства, и лицо Ремуса избороздили ранние морщины, волосы подернулись сединой, улыбка стала несмелой, взгляд печальным, движения нерешительными. Тонкс неловко, что она будто бы осуждает Эда за его благополучие, представляя Ремуса таким же, как он, поэтому ей легче беседовать с шефом через зеркало. Сейчас он ее связной, единственный, кроме Шеклболта, кто знает о ее задании. По крайней мере, в одном Тонкс уверена – Эд всегда ее поддержит и прикроет.

Жаль только, Кингсли взял охрану Снейпа под свой непосредственный контроль, будто у Министра Магии и главы Аврората мало проблем и избыток свободного времени! Почему же он предложил именно ей выполнять обязанности телохранителя? После того, как два месяца отказывался привлекать к оперативной работе, осчастливил миссией важной и опасной?

Она резко останавливается перед массивной двустворчатой дверью. Выравнивает дыхание, одергивает блузку, взбивает волосы. Вытирает внезапно вспотевшие ладони и нервно облизывает губы, переступает с ноги на ногу, гипнотизируя бронзовую ручку. Проходит минута, другая… Тонкс вздыхает, медленно поднимает руку, легко касается двери и, не дожидаясь ответа, распахивает ее. Секретарь министра Персеваль Уизли поднимает взгляд от пергаментов и недовольно смотрит на нее.

- Министр вызывает меня немедленно! – звонко выкрикивает Тонкс прежде, чем он выскажется о недопустимости входить в приемную без приглашения.
- Придется подождать, - Перси шуршит своими пергаментами.
- Как? – упавшим голосом спрашивает Тонкс. – Я опоздала?

Она делает шаг к столу и запинается о резную треногу, на которой в цветочном горшке растет корявый колючий монстр без листьев. Перси демонстрирует прекрасную реакцию – останавливает падение и водружает чудовище на законное место.

- Нет, гоблины потребовали немедленной аудиенции, сейчас они в кабинете, - объясняет он, укоризненно глядя на Тонкс.
- А-а, понятно.

Это же совсем другое дело! Она плюхается на диван и закидывает ногу за ногу.

- Располагайся, - с безнадежным вздохом, произносит Перси и утыкается носом в пергамент.

Тонкс разглядывает приемную, выдержанную в бежевых и коричневых тонах, лишенную плавных линий и случайных предметов. На столе и стеллажах царит удручающий порядок, такое впечатление, что местоположение всех предметов выверено по линейке. Сам Перси, серьезный, коротко стриженный, в идеально сшитом костюме совершенно сливается с естественной средой обитания. Только диковинное растение оживляет безотрадную картину «Апофеоз педантизма». Откуда оно здесь?

Раздается короткий, резкий стук в дверь, и в приемную врывается Бэзил Темплтон, один из обвинителей на предстоящем процессе. Он на год младше Тонкс и своей стремительной карьерой обязан организованной Волдемортом чистке властных структур. Впрочем, Бэзил, наверняка, предпочел оставаться младшим помощником заместителя прокурора, но не хоронить выданные из Азкабана останки деда, отца и брата.

Сообщение Перси о необходимости подождать исторгает у него гневную тираду о зарвавшихся гоблинах, которых давно нужно поставить на место. Уизли выслушивает его совершенно невозмутимо и замечает:
- Министр действует в ваших интересах. Вы же требовали доступа к информации о счетах Пожирателей?
- Ха! – Бэзил бросается в кресло. – Толку-то! Снейп этих подонков прикроет надежней, чем коммерческая тайна! – он гневно сверкает глазами, а Тонкс от неожиданности открывает рот.
- А как же… Я думала Снейп на нашей стороне. Он же свидетель обвинения.
- О, да! Свидетель! И Грегори Гойла он уже из обвиняемого свидетелем сделал, и других в свидетели перетащит.
- Но ведь Гойл, он же, действительно, ничего такого не сделал? – нерешительно спрашивает Тонкс. Подробностей досудебного разбирательства ей не известны, но она знает, что студенты давали показания, в том числе сестра Перси.
- Джинни не смогла сообщить ни о каких преступных действиях Гойла, - казенным тоном произносит Уизли.
- Это не значит, что их не было! – Темплтон срывается с кресла и кружит по кабинету. – Снейп отмазал слизеринца, как всегда это делал!. Вспомните Хогвартс. Разве он когда-нибудь сдавал своих?
- Нет, - медленно произносит Перси, - но он никогда не лгал.
- Не лгать, - разъяренным гепардом рычит Бэзил, - не то же самое, что говорить правду! Доверять Снейпу глупо! – он коротко кивает на дверь в кабинет министра. – Нас сделали заложниками показаний Пожирателя Смерти.

Тонкс совершенно растерянна. Она приняла, как данность, что Снейп – герой, сражающийся на их стороне. Какой же он Пожиратель? Он притворялся…
Бэзил внимательно всматривается в ее лицо и зло прищуривается:
- Наши милые девочки услышали романтическую повесть о Всепобеждающей Любви и прониклись восхищением, упустив тот незначительный факт, что юный Вертер обманывал не самого последнего легилемента.

Тонкс чувствует, что у нее пылают щеки. Так оно и было! Самый молодой преподаватель Хогвартса не мог не вызывать жгучего интереса. Обсуждалось полученное в столь юном возрасте звание Мастера Зелий, энциклопедические знания, интересная бледность, несоответствие грязных волос и белизны воротничка, летящая грозовой тучей черная мантия, изящество движений, тяжесть взгляда, сарказм, мрачность, подчеркнутое пренебрежение мнением общества. Здравомыслящих особ, полагавших, что им достался повернутый на науке мизантроп, было ничтожно мало. Все остальные придумывали истории о трагичной любви, ужасном преступлении, невыносимой тяжести вины и раскаяния. Рассказ Гарри Поттер, многократно перепечатанный и пересказанный, попал в самую точку – выпускницы Хогвартса радостно выдохнули: «Мы так и знали!», но ведь были и скептики.

- Можно подумать, ты одобряешь тех, кто сжег дом на Спиннерс Энд.
- Не одобряю, – скалит зубы Бэзил. – Дом надо было сжечь вместе с хозяином.

Перси недовольно морщится, но не вмешивается.

- Очнись, Тонкс, - чеканит Темплтон. - Снейп вернулся не для того, чтобы помочь нам изловить мерзавцев, для этого он объявился бы раньше. Он блюдет свои интересы, а его интересы – это интересы Слизерина.


Все еще ошеломленная беседой Тонкс переминается с ноги на ногу перед столом министра. Шеклболт внимательнейшим образом изучает ее отчет, шевелит губами, бровями и даже ушами.

- Значит, «внезапное возгорание высокотехнологичного бытового прибора, вызванное конструктивными особенностями данного прибора и свойствами электромагнитных волн… - Кингсли поднимает взгляд на Тонкс, она хлопает ресницами, как можно простодушней. – Так, - палец министра скользит по строчкам, - здесь об атомарном строении, электроны, протоны… волновая природа… Ага! «Своевременное применение заклинание «Агуаменти» помогло предотвратить пожар, который в виду скученности жилья в маггловском городе и неблагоприятных погодных условий, обернулся бы масштабной катастрофой со множеством жертв. Однако всплеск магии мог быть зафиксирован заинтересованными лицами, обладающими информацией о местоположении собственности принадлежащей Министерству Магии». То есть, вы обвиняете Мнистерство в утечке информации?
- Это же очевидно, - пожимает плечами Тонкс. – Надо проверить всех, кто мог знать о домах и…
- Это не в вашей компетенции, аврор, - обрывает ее Кингсли. – Ваше дело обеспечить безопасность свидетеля до окончания судебного процесса.
- А какие показания даст свидетель, - нахально спрашивает Тонкс.
- Правдивые, - Кингсли аккуратно разглаживает отчет.
- Вы так уверены? - вылетает из ее рта прежде, чем она успевает прикусить язык.
- Я уверен, - раздельно произносит Шеклболт, - что Северус Снейп не желает ни бойни, ни установления тоталитарного режима, и сделает все от него зависящее, чтобы это предотвратить. А вы сомневаетесь?
- Я? Нет, я… Просто услышала… Узнала… - Тонкс мучительно соображает, как ответить, чтобы не подставить Бэзила.
- А вот если бы ты согласилась работать в аналитическом отделе, - Кингсли поднимается из-за стола, - то знала, что решение Снейпа выступить с показаниями на судебном процессе вызвало очень неоднозначную реакцию общества, - говорит он, словно цитируя, а скорее всего и правда цитирует. - Не только простые обыватели, но и видные чиновники Министерства, авроры и члены Визенгамота не могут скрыть своего возмущения.
Голова у Тонкс идет кругом. Она жалобно спрашивает, не надеясь получить ответ. То есть, внятный ответ, без иносказаний и тройных смыслов:
- Почему вы предложили стать телохранителем именно мне?
Шеклболт отвечает неожиданно просто:
- Ты – единственный аврор, которого этот параноик не заподозрит в двойной игре.


Возможно, Снейп и параноик, но на ее появление он не реагирует, даже не поднимает головы. Сидит в пол-оборота к камину, уткнувшись носом в рукопись. Ту самую, распадающуюся, спасенную из взорванного дома. Тонкс осторожно, по-кошачьи подкрадывается и заглядывает через плечо. Ужас! Руны, да еще какие-то странные, в Хогвартсе такие не изучали, знаний Тонкс хватает только на то, чтобы понять – не скандинавские. Но это – полбеды. Рукопись явно прожила долгую и насыщенную жизнь – поля и межстрочные пространства пестрят записями разными чернилами и на разных языках. Отдельные руны и целые строки подчеркнуты, обведены или вычеркнуты. Всюду странные значки, попадаются целые картинки. Снейп же занимается чем-то невообразимым: он обводит пером отдельные руны, отчего те становятся на мгновение ярче и тут же тускнеют, что-то добавляет на чудом сохранившемся свободным пространстве, а если его нет, то прямо поверх записей…

- Оз, великий и ужасный, решил придержать мозги для себя, - от неожиданности Тонкс подскакивает на месте. – Неужто он и сердце пожалел?
- К-какое сердце?
- Материнское, - уточняет Снейп с издевательской любезностью.
- Мне не нужно сердце! – Тонкс спешит исправить вылетевшую глупость. - У меня есть сердце! И мозг есть! То, что я делаю – я делаю для Теда, чтобы он ходил по улицам, ничего не боясь!
- А на Рождество вы подарите ему статью о Процессе века, – констатирует Снейп. – Несомненно, это станет одним из самых ярких и теплых воспоминаний его детства. Возможно, благодаря ему, он вызовет Патронус.

Сейчас Тонкс солидарна с теми, кто жалеет, что дом на Спиннерс Энд сгорел без хозяина.

- Я обязана безотлучно находиться при вас! – отрезает она.
- Вы только что отлучались.
- По вызову непосредственного руководителя операции и предприняв все возможные меры обеспечения безопасности! – до сих пор ей не удавалось столь точно цитировать текст инструкций! – Я не могу запереть вас и отлучиться по собственной надобности.
- Вы можете пойти со мной.
- К-куда? – Тонкс не верит своим ушам. – На Рождественскую Ярмарку?!
- Полагаете, мне некому дарить подарки на Рождество? – Снейп надменно поднимает бровь.
«А что, есть кому?» - едва не срывается у нее с языка, но Тонкс поспешно закрывает рот ладонями.

@темы: "Снейпотонкс", "мои фанфики"

---

Я не напишу этот фанфик! А жаль

Из ненаписанного севвитуса.


- Вы пишите левой рукой?!
Снейп отложил перо:
- Я - левша. Переученный. Но иногда, - он указал глазами на плотно прижатую повязкой правую руку, - пишу левой.
- А почему переученный? - Гарри не мог не воспользоваться предоставившейся возможностью поговорить, раз уж Снейп, в кои-то веки, беседует с ним по-человечески.
- В 60-е годы не слишком образованные магглы леворукость все еще считали ненормальностью, а иногда и дьявольским знаком. В нашей школе с таким отклонением боролись очень решительно.
- В маггловской школе?! - сказать, что Гарри был поражен, значит ничего не сказать. - Вы учились в маггловской школе? Вы же чистокровный!
- Я полукровка, - сухо возразил Снейп, возвращаясь к пергаменту.
- Но ведь на Слизерин поступают только чистокровные!
- То есть, имя Том Марволо Реддл вам ничего не говорит?
- Ну, он... он же... Он - наследник Слизерина?! Хоть и полукровка. Я думал он один такой.
- Не один, - Снейп отложил перо и провел тонким пальцем по губам, словно решая, стоит ли продолжать разговор или перевести на другую тему. - На самом деле полукровок на Слизерине не так уж мало, однако таковыми они не считаются - начал он лекторским тоном. - Происхождение матери, вообще. не принимается в учет. "Женщина - сосуд, мужчина - вино", - процитировал он с кривой усмешкой. - Магический брак вводит женщину в род мужа, его Дом - это ее Дом, Честь - это ее Честь. Разумеется, сильные волшебницы далеко не всегда с этим соглашаются, и существуют разные варианты... сожительства, не сомневаюсь, что мисс Грейнджер найдет необходимую литературу и просветит вас. Когда не остается наследников, глава рода может ввести зятя через специальный ритуал, как ты, наверное. догадываешься, - Гарри закивал, подтверждая, хотя понятия не имел, куда клонит Снейп, - отпрыск чистокровного рода согласится войти в другой род только в исключительном случае, а вот для магглорожденного волшебника это прекрасная возможность повысить свой статус. Такой сделке мы и обязаны счастьем лицезреть мистера Люпина.
Гарри мотнул головой, отметая сарказм в адрес Ремуса.
- А если ведьма выйдет замуж за маггла?
- Маггл не может войти в магический род, но глава рода может принять внука, если он родится волшебником. Однако ни Тома Реддла, ни меня в род не приняли.
Гарри сделал логичный вывод, что отец Снейпа был магглом, а вот мать... Если Меропа Гонт происходила от Салазара Слизерина! Его глаза загорелись исследовательским азартом.
- Том Реддл объявил себя наследником Слизерина. Он хотел быть Гонтом!
- Я увлекался аналогичными идеями, - Снейпу здорово не хватало правой руки - пальцы домиком не складывались, и он обхватил подбородок. - Правда, я был достаточно честен, чтобы приписать после фамилии "полукровка".

- Понимаешь, Гарри, не все так просто, - со вздохом произнес Люпин. - Когда Хогвартс-экспресс прибывал на платформу 9 и 3/4 Джеймса встречали родители, и он уезжал в коляске, запряженной огненными конями. А Лили вместе с Северусом шли на маггловский поезд. Перед каникулами Джеймс места себе не находил, я думаю, он хотел, - Люпин запнулся, подбирая слова, - хотел быть уверенным, что на этот раз они сядут в разные вагоны.

@темы: "ГП", "гербарий"

---

Валентин Придд: портрет на фоне Талигойи.

Итак, Альдо Ракан вступил в Олларию и переименовал ее в Ракану. Он сносит памятники прежней династии и вознамерился вынести прах первого короля Талига и его жены из храма Св. Фабиана. Герцог Окделл в восторге.

Храм будет перестроен и в третий день Осенних Молний вновь освящен именем святого Алана. Туда из Ренквахи перенесут прах отца, а сам святой Алан вместе с маршалом Эктором обретут последний приют в Старом парке.

Последнее обстоятельство вызывало у Дика целую бурю чувств. Умом юноша понимал, что отдавший жизнь за короля и Талигойю Эктор не виноват в том, что его потомки выродились в трусоватых подлецов, но стоять рядом с Валентином во время церемонии?! Юноша подозревал, что Альдо таким образом пытается примирить Повелителей Скал и Волн, и он, опять же, был прав, но как же это коробило.

Валентина видно не было. И неудивительно – Спрут слишком любит себя, чтобы раньше времени сесть в седло.

Как же Дик опрометчив в суждениях, он приписывает неприятному человеку все неприятные качества, и сам в свои выдумки верит. В фильме "1000 дней королевы Анны" Анна Болейн крикнула Генриху VIII на суде: "Ты сам нашел лжесвидетелей, сам подкупил их, и сам же поверил!" Это так типично.

Валентин ехал на сером мориске с подрезанным хвостом, сбруя и чепрак тоже были серебристыми. В снежных хлопьях казалось, что конь Повелителя Волн не оседлан. Нарди натянул поводья, вынуждая других последовать его примеру. Спрут пустил серого в легкий галоп, может, рана и давала себя чувствовать, но на посадке Валентина это не отразилось.

– Добрый день, господа, – Придд улыбался одними губами, умело сдерживая пляшущую лошадь, – ужасная погода. Еще немного, и нас заметет.

Если Ричард в восторге от мысли о перезахоронении праха своего великого предка, Придд от такой чести отказывается решительно.

– Позвольте мне объяснить свое нежелание самому. – Валентин Придд непостижимым образом умудрялся выглядеть не таким мокрым, как остальные. Видимо, дело было в серебристом плаще, на котором проклятый снег был почти не заметен. Любопытно, бывают ли снежные спруты?

– Герцог, – Робер старался говорить вежливо и спокойно, но не успевшая выплеснуться злость рвалась наружу, – не думаю, что вам нужно что-либо объяснять мне. Подождите Его Величество.

– Его Величеству я повторю то же самое, – голос у Валентина тоже был каким-то... снежным. – Я благодарен за почести, которые Талигойя готова воздать моему предку, но все Повелители Волн лежат в фамильной усыпальнице. Мне не кажется правильным тревожить прах маршала Эктора и разлучать его с родными. Кроме того, я не считаю правильным занимать чужой дом или чужую могилу, тем более если это могила врага.

– Герцог Эпинэ, – громко произнес Ричард Окделл, – барон Айнсмеллер, я прошу вас запомнить эти слова, а то герцог Придд, не ровен час, их забудет.

– В самом деле, господа, – Валентин все-таки смахнул с плеча налипшие снежинки, – запомните, что сказал герцог Окделл. Не то чтоб я жаловался на свою память, я даже помню, кому присягал в день святого Фабиана, но так будет надежнее.

Окделл, конечно, взбеленился.

Валентин куда-то исчез вместе с Рокслеем, и хорошо, потому что видеть длинную застывшую физиономию и не иметь возможности швырнуть в нее перчатку было невыносимо.

Герцог Придд, видите ли, не желает тревожить покой предка. Как же! Просто ненависть к сопернику оказалась сильней и справедливости, и уважения к погибшему Эктору.

Разумеется, Дикон центр мироздания, окружающие принимают те или иные решения из желания понравиться ему или задеть его, других мотивов у них нет.

В самом храме лизоблюды Раканы принялись высмеивать скульптуры змеедев.

– Это найери, – услышав голос Придда, Ричард вздрогнул, – дочери Волн и Полудня. Этим скульптурам не меньше тысячи лет.

А наш доблестный блюститель старинных обычаев, истинный эорий, Повелитель Скал молчит.

Вскрыли захоронение, причем пострадали рабочие и кое-кто из придворных. По залу разлился подозрительный аромат. Робера Эпинэ посетило видение (похоже, из воспоминаний Рокэ) и он понял. что это яд. Понсонья, которую мориски используют для бальзамирования. Валентин с ним согласился, причем он догадался сам.

Празднование во дворце.

– Это маловероятно, – за что Матильда не терпела Придда, так это за то, что сам Леворукий не знал, что у него на уме. Издали Спрут напоминал Анэсти, что вызывало у вдовствующей принцессы рвоту, вблизи они рознились, как лед и желе, вдобавок к старости протухшее.

Альдо же назвал Придда "лиловой ледышкой".

Пир испортил Суза-Муза - шестипалая перчатка с левой руки обнаружилась в блюде с мясом. Формальный вызов, но кому?

– Герцог Окделл как-то вызывал семерых, – Робер подмигнул нахохлившемуся Дикону, – а нас, если исключить Ее Высочество, шестеро. Граф не столь уж и смел.

– Я не видел дуэли одного и семи, – Мевен слегка поклонился Ричарду, – но бой четверых и одного четверых не украсил.

– Семерной дуэли не видел вообще никто, – вмешался разглядывавший натюрморты с дичью Придд, – потому что ее не было. Был бой семерых против двоих.

– Герцог Придд! – и кто только придумал, что Скалы спокойней Молний?

– Герцог Окделл? – на губах Придда играла любезная улыбка. – Вы хотели сказать, что если один равен четверым, то бой двоих и семи становится боем пяти и семи, что уже не требует особого мужества?

Дик едва не бросился на Валентина, но Робер его остановил, и отправил Повелителя Волн вместе с Росклеем и Мевеном расследовать, как перчатка оказалась на блюде.

– Разумеется, я пойду с вами и выполню свой долг, – поклонился Придд. – Герцог Эпинэ, я всегда к вашим услугам. Герцог Окделл, я ошибался. Меня подвела память. Это был бой не двоих, а полутора.

Эпинэ снова останавливает Дикона.

Окделл выглядел совершенно ошарашенным. Он не должен встречаться с Приддом, искренности с подколодностью не по пути.

Пронесло! Но Придд идет на ссору. Осознанно, хладнокровно, расчетливо. Его нужно унять, но как? Откровенный разговор не поможет, Спрут вывернется...

Дошло, наконец!

Вот и коронация! Ритуал составлен в соответствии с гальтарскими традициями. Окделл помогал просматривать книги, он ужасно горд.

Раздался раскатистый барабанный бой. Валентин поравнялся с очередной аркой и осадил жеребца. Под ясным солнцем конь и всадник не казались снежными призраками, но ощущение угрозы, просыпавшееся в присутствии Повелителя Волн, никуда не делось. Барабаны смолкли, Придд выдернул из ножен клинок. Не шпагу – меч! Ричард тоже мог взять клинок, откованный во времена Алана. Не догадался!

– Кого ищет Повелитель Волн? – вопросил герольд. – И почему в его руках меч?

– Я ищу моего короля. – От звуков ненавистного голоса у Ричарда сжались зубы. – Моя рука и моя Честь принадлежат ему и Талигойе.

Пока кровь не упоминается.

Валентин привстал в стременах и направил мориска к отведенному Дому Волн месту. Ричард напрягся, он знал, что им со Спрутом предстоит встать рядом, но это было отвратительно. Мориск Валентина высоко, словно танцуя, поднимал ноги, встряхивая длинной нестриженой гривой. Наездник сидел в седле неподвижно, будто кукла или выходец. Ричард видел, как приближалось ненавистное длинное лицо, равнодушное, с презрительно выпяченной губой. Повелитель Волн думал не о великом празднике, а о том, как выказать свою неприязнь Дому Скал.

Когда между Карасом и серым оставалось не больше десятка бье, Спрут повернул коня. Мимо Дика проплыл чеканный профиль, сверкнула герцогская цепь, мягким серебром проструился плащ. Юноша смотрел на строй полуденных гимнетов и не сразу сообразил, что происходит что-то не то. Что именно, герцог Окделл не видел. Не мог видеть, но стук копыт не стихал, значит, Придд не остановился.

Чужая ненависть и отсутствующий Ветер уберегли Ричарда Окделла от необходимости стоять рядом с врагом, а Валентин был именно врагом. Личным врагом герцога Окделла и куда более опасным, чем Эстебан со всеми своими навозниками. Только прочитав завещание Эрнани, Ричард до конца осознал, чего можно ожидать от Спрутов. Сюзерен слишком великодушен, чтобы понять – Эктор Придд не спасал государство, он хотел захватить власть. И никто не сказал, что потомку предателя не придет в голову такая же мысль.

Робер Эпинэ поклялся кровью Раканам. Однако Альдо - Сэц-Придд, и если Один (Ракан) может заменить любого из Четырех, никто из Четырех не может заменить Одного.

– Мой государь, Дом Молнии верен Дому Раканов, и порукой тому моя Кровь и моя Честь.

Сейчас очередь Валентина.

Повелитель Волн опять заявился в трауре, и траур этот отдавал не скорбью, а вызовом. Кому? Ричарду Окделлу или всему миру?

– Повелитель Волн явился на зов своего государя, – возвестил герольд-распорядитель тупым голосом. Почему равнодушие так часто принимают за величие, слабость – за доброту, а наглость за смелость? Волки не лают, а левретки не молчат.

– Мы слушаем герцога Придда, – сюзерен очередной раз тронул венок из королевского кедра, словно проверил, не упал ли.

– Мой государь, Дом Волн верен Дому Раканов, и порукой тому моя Кровь и моя Честь.

Валентин знает, что Альдо не Ракан, он, наверняка, знает и о завещании Эрнани, как и о завещании Франциска, знает, что королем должен стать Алва. Знает ли он, что Рокэ - истинный Ракан?

Ну и ледяная же бестия, но Спруту с Раканами по пути. Придды ничего не должны Олларам, кроме смерти. Началось с убийства Эктора, кончилось гибелью семьи.

– Мы верим Повелителю Волн, – именно так отвечали древние анаксы своим эориям. И укрепляли доверие заложниками и подачками.

– Что прикажет государь? – Придд знал ритуал назубок, Альдо мог быть доволен. Рвущиеся из души чувства портят память, хитрость и равнодушие ей полезны.

– Твой конь пойдет рядом с нашим, – произнес сюзерен, и Рокслей с Темплтоном повели королевских скакунов дальше мимо занятой оркестром галереи.

– Я следую за государем, – подтвердил Повелитель Волн. Серый мориск встал слева от Дракко. Молния, Волны, Ветер, Скалы...

Повелители равны друг перед другом и своим господином. Равны... Не предавший Фердинанда Алва, замысливший измену Эпинэ, обожающий сюзерена Дикон, непонятный, скользкий Придд. Четыре стихии, четыре судьбы, что у них общего, кроме Излома?

– Слава королю! – возвестил хор. – Слава и Вечность!

Поводыри повели коней навстречу Ветру и Скалам, но Ветра нет, и Дику придется ехать конь о конь с Валентином. Музыканты проводили кавалькаду бравурным маршем, из-за галереи показалась лиловая шеренга, обрывающаяся пронизанной солнцем пустотой.

– Что это значит? – Альдо осадил вскрикнувшего от неожиданной боли коня. – Отвечайте.

Отвечать было некому. Церемониймейстер Берхайм, обгоняя кортеж, мчался в Ноху, герольд-распорядитель с ужасом таращился на дыру, разделявшую лиловые и черные мундиры. Средь серых каменных плит вспыхнула, резанула по глазам сумасшедшая синяя искра. Кинжал! Кто-то воткнул его в щель, кто?!

– Принесите. – Альдо уже владел собой. Что-то буркнула, перехватывая поводья, Матильда. Дуглас Темплтон кивнул и быстро выдернул клинок.

– Дайте. – Руки сюзерена схватили сверкающую сапфирами рукоять, ничего не случилось. – Кто знает это оружие?

– Я, – на лице Валентина Придда не дрогнул ни один мускул. – Это кинжал Борраска, я полагал эту вещь достойным подарком в столь знаменательный день.

– Этот кинжал воистину бесценен, – глаза Альдо вспыхнули, – но как он оказался на плацу?

– Мой покойный отец считал необходимым изучение гальтарских манускриптов. – Повелитель Волн казался слегка удивленным. Словно ментор, которого спросили, почему ночами жгут свечи. – Согласно статуту Эрнани Святого, если герб Дома не разбит, но его глава не может присутствовать на важной церемонии, на том месте, где он должен стоять, вонзается в землю родовой клинок.

«Никто не может заменить никого, никто не может занять ничье место. Это оскорбляет анакса и весь мир». Так пишет Павсаний-старший. Мне казалось, его труды легли в основу сегодняшней церемонии. Я ошибся?

– Нет, – нахмурился Альдо, – ошибся Берхайм. Мы благодарим герцога Придда за исправленную ошибку.

– Я не предполагал, что у господина церемониймейстера нет трудов Павсания, – поднял бровь Спрут. – Граф Берхайм представлялся мне как главе Дома и заверил меня в том, что помощь ему не требуется.

– Берхайм переоценил свои знания, – скривился Альдо. – Герцог, предотвратив извращение древних обычаев, вы оказали нам большую услугу. Мы награждаем вас орденом Эвро, о чем будет объявлено на большом приеме.

– Дом Волн верен своему слову, – глаза Спрута стали жесткими. – Моя Честь и моя Кровь принадлежат моему королю и моему королевству.

– И знания тоже, – сюзерен явно сделал стойку на наследство Вальтера Придда. – Мы хотим знать историю клинка Борраска. Как вышло, что он хранился в Доме Волн?

– Он напоминал о нашем долге Дому Ветра, – холодно пояснил Валентин, – я намеревался его отдать. Теперь это проще, и я заплачу. Сполна.

– Повелители следуют за своим Государем?

– Кони Повелителя Молний и Повелителя Волн идут рядом с конем Государя. – Спруту верить нельзя, но он тут, на своем привидении в конском обличье. Моро и тот приятней.


Какая прелесть! Дику даже конь Валентина не нравится. Похоже, что Снейп, которого Роулинг показала глазами Поттера. на самом деле вполне привлекательный мужчина.

А вот Эпинэ пытается анализировать. Получается туго, но он старается.

Гордо посаженная голова, каштановые волосы, поджатые губы. О чем он думал, всаживая меж плит кинжал Борраска? Приддов никто не понимает, кроме Приддов. Именно так сказала Ирэна и ушла, поигрывая костяным веером.

Матильда пытается прочистить Дику мозг.

– Придда ты не любишь, – не выдержала принцесса, – и немудрено. Только не любить тоже нужно уметь. Спрут тебе не по зубам – значит, не замечай. Нет его, и все!

– Он врет! – Почему у одних от волнения краснеет все лицо, а у других – только щеки или уши? – Я его мог убить, но пощадил. Придд ударил меня предательски!

– Но ты пропустил удар.

И она пропустила. Не ждала, не понимала, не видела, не хотела видеть, а ведь раньше голову под крыло не прятала!

– Наш спор с герцогом Приддом рассудит шпага, – выпалил Дик и сам испугался. – Только не сейчас... Я помню про эдикт.

– Вот и помни.

Со Спрутом и в самом деле не все просто. Мутный он какой-то, хотя с чего ему прозрачным-то быть? Душу надо застегивать, тогда в нее не плюнут. И не влезут с ногами.

Золотые слова! Никто не обязан выворачивать душу наизнанку и упрашивать о внимании, сочувствии, понимании.


Для народа Альдо Ракан организовал праздник с подарками. В бывшей тюрьме Доре, получилась Ходынка. Началась давка, ворота заперли, обвалилась галерея и настил из досок над позорными ямами (как я понимаю, выгребными). Ричард, назначенный накануне цивильным комендантом, отвечал за праздник. Он увидел маленькую ювелиршу (выходец), решил, что она стащила его карас, и, забыв обо всем ломанулся в толпу, где и застрял.

Эпинэ, который всю ночь искал Сузу-Музу (помимо перчатки он отличился еще дважды, правда, это были разные люди, действовавшие независимо друг от друга), ухнал о непорядках перед Дорой и отправился туда. Оказалось, трое ворот заперто, а четвертые, построенные над засыпанным каналом обвалились. Спасали из ямы людей, оттеснили тех, кто продолжал рваться на праздник, пытались понять, что происходит внутри. К людям Эпинэ присоединились спруты.

Валентин Придд осадил мориска, не доезжая до ворот, и спрыгнул на землю, зацепив поводья за луку седла.

– Добрый день, герцог. – Лицо Спрута было не таким бледным, как всегда. От холода или от скачки?

– Здравствуйте, сударь. – Почему, чем меньше доверяешь, тем учтивее говоришь? – Позвольте поблагодарить вас за помощь.

– Это мой долг, – таким тоном сообщают о кончине любимых дядюшек, – насколько я понимаю, эти ворота тоже не спешат открывать?

«Тоже не спешат», «тоже»...

– Вы ведь от Торских, герцог?

– К сожалению, – деревянным голосом произнес Спрут. – Канальные, насколько я понимаю, безнадежны?

– Вы правы, – Робер вскинул голову, глядя на шершавые, испятнанные временем стены, из-за которых доносился надоедливый низкий гул, – о Канальных придется забыть. Остаются Галерные.

– Я проверю!

Повелитель Волн вскочил в седло, прежде чем Робер успел возразить. Серый мориск крутанулся на задних ногах, напомнив о запертом в деннике Моро.

Проверил.

Валентин держал серого под уздцы. Коня он не жалел, себя, впрочем, тоже.

– Не отвечают? – сухо бросил Робер.

– Именно, – на длинном лице даже появилось выражение, – ворота заперты, и они, как и прочие, открываются внутрь, но одному из солдат удалось забраться на стену. То, о чем он рассказывает, весьма прискорбно.

– Потрудитесь объяснить подробнее, – Леворукий бы побрал этого Придда с его манерами, – и, если можете, человеческим языком.

– Для этого надо быть Венненом, Дидерихом или капралом. – Повелитель Волн все же натянул на свою рожу улыбочку. – Подходы к воротам, насколько хватает глаз, забиты людьми. У стен много мертвых, дальше просто стоят и не могут двигаться. Ворота можно считать замурованными, чтобы их открыть, потребуется таран.

Таран... Его еще найти и притащить надо! Закатные твари, тут и деревьев-то подходящих нет, не говоря о топорах, а даже если б и были? Сколько людей выведешь через трое ворот, даже если выбить сразу все?! Лэйе Астрапэ, ну почему это свалилось на такого тупицу? Будь Первым маршалом Талигойи Первый маршал Талига, Дору б раскололи, как орех! Если бы да кабы...

– Карваль, – услышал собственный голос Робер, – пошлите в Арсенал за порохом и запалами...

– Монсеньор, – лицо Никола ничего не выражало, – что отвечать, если спросят, зачем вам порох?

– Скажите, это приказ Первого маршала!

– Талигойи, – холодно добавил Придд, и Роберу в который раз захотелось Повелителя Волн придушить. Хотя бы за то, что его замысел и впрямь пристал Ворону. Скольких живых он сейчас убьет на месте, разорвет в клочки, завалит камнями? Но другого выхода нет.

– Сударь, – неожиданно тихо сказал Спрут, – вы отдаете себе отчет, что по ту сторону стен
– люди?

– Отдаю.

Ворота взорвали, толпу растащили. Дикон, разобиженный, что его медленно спасали, умчался к обожаемому Повелителю.

Эпинэ и придд остались. Где он, кстати?

– У позорных ям. Там хуже всего, там и у галереи.

Что значит хуже? Что может быть хуже торчащих из дрянного вина ног и женщины с вырванными косами?

– Где эти ямы? А, вижу!

Серая фигура в окружении фиолетовых. Сегодня траур уместен как никогда, завтра он тоже наденет серое.

– Как у вас дела, Валентин?

– Господин Первый маршал, – лицо Придда было нежно-зеленым, словно капустная рассада, – правая сторона площади свободна. Мои люди дошли до галереи. К сожалению, она рухнула.

– Благодарю вас, – и это еще мягко сказано, – но теперь вам следует отдохнуть. Вы неважно выглядите.

– Я не могу уйти, – вскинул голову Спрут, – мои люди подчиняются только мне.

– Не можете – возвращайтесь, – пожал плечами Иноходец. – Когда расстанетесь с завтраком, если вы, разумеется, завтракали.

– К моему глубокому сожалению, завтракал, – поклон Придда выглядел жалкой пародией на его всегдашнюю безупречность. – Я вернусь не позже чем через полчаса. Если вам что-то потребуется, обратитесь к графу Гирке.

– Непременно, – пообещал Эпинэ, провожая глазами высокую фигуру.

– Он очень много сделал, – неожиданно сообщил Карваль, – очень. Если бы все северяне были такими...

Если бы все северяне были такими, как Придд, можно было б удавиться, но «спруты» и впрямь разгребли то, что наворотили устроители праздничка. А могли бы и не разгребать – приказывать Повелителю Волн может только король.

– Смотрите, Монсеньор, – господин военный комендант поднял с земли что-то черное и осклизлое, оказавшееся обломком доски, – гнилье. Странно, что оно сразу не провалилось.

Доски сгнили из-за выходцев, из-за маленькой ювелирши, но и крепкие не выдержали бы. Обвалились, хоть и чуть позже.

@темы: "Валентин Придд", "ОЭ"

---

Валентин Придд. Знакомство.

Прежде всего дом.

Высокая глухая стена, деревья, помнящие чуть ли не маршала Эктора, массивные ворота с гербами, привратницкая, больше похожая на донжон, и гербы, гербы, гербы...

Люди и сам хозяин.

Привратник был на месте и, похоже, знал гостей в лицо, потому что без лишних вопросов загремел запорами. Не прошло и получаса, как узкая дверца распахнулась, явив миру здоровенного детину в лиловом и сером, за плечами которого маячило еще несколько вояк. И как только Вальтер Придд угодил в Закат при такой-то бдительности?

Спрут поклонился, но с места не двинулся. Ворота открыли другие, такие же хмурые и почтительные. До сих пор оплакивают Вальтера или не умеют улыбаться?

– Здесь врагов нет, – друзей тем более, но Спруты гостя в своем доме не тронут. Не так воспитаны.

В гнезде Приддов все было опрятным и старым, вернее, старинным. Представить на здешних воротах новенькие гербы? Да легче вообразить поющую каракатицу!

Грозно хлопнула чудовищная дверь, запахло траурными смолами. Спруты, как к ним ни относиться, были в этом доме на своем месте, а вот он – нет.

Мягкий, прижатый медными прутьями ковер глушил шаги, похоронная тишина пеленала не хуже савана, слуги со свечами напоминали о выходцах. Неприятный дом, построенный неприятными людьми.

Еще одна захлопнувшаяся дверь. Запах кипарисовой хвои, закатные отблески камина, полумрак и тишина.

– Добрый вечер, герцог. Рад вас видеть.

Не больше, чем я тебя, но вежливость обязывает, а положение – тем более.

– Добрый вечер, сударь. Как вы себя чувствуете?

– Благодарю вас, все в порядке. Присаживайтесь. Признаться, я не осведомлен о ваших вкусах. Какое вино вы предпочитаете?

– Красное. Я же южанин.

– Сейчас подадут, – рука с тяжелым кольцом-печаткой тянется к звонку. – Позвольте спросить, вы не голодны?

Его завтрак остался дома, обед съел Никола, но ужинать он будет не у Приддов. Если вообще будет.

– Благодарю вас. Только вина.

– Герхард, принесите красного и зажгите побольше свечей.

– Слушаюсь.

Резной дуб, лиловый бархат, потемневшая за века бронза, вельможи с холодными лицами, бесценное оружие, переплетенные в кожу книги и бледный молодой человек, с которым надо говорить и пить вино.

– Сегодня был неплохой день, – о чем бы говорили люди, если б не было погоды? – Правда, к вечеру похолодало.

– Конец осени, – согласился Повелитель Волн, – в этом году странно тепло, по крайней мере в Ракане.

Для Придда Оллария уже Ракана. И для Дикона тоже. Служить одному королю, верить в одно дело и скрестить шпаги? Глупо.

– Мне трудно судить, – осторожно произнес Робер, – я плохо знаю здешний климат.

О чем с ним говорить? Молнии и Волны никогда не искали общества друг друга, разве что Ирэна... Спросить о ней или не стоит?

– Я знаю, вы давно не были в Талигойе.

Он давно не был в Талиге, а в Талигойе не был никогда. И сейчас они оба в Талиге. Дворовые щенки, забравшиеся на кухню в отсутствие повара, но повар скоро вернется.

Валентин ждал, откинувшись на спинку кресла. Серый бархат, герцогская цепь на шее, тщательно расчесанные волосы. Если б не меховой плед на коленях, можно было бы предположить, что Повелитель Волн собрался ко двору.

– Валентин, вы кого-то ждете?

– Я предполагал, что Его Величество пожелает узнать, что случилось.

Логично, но Дику и в голову не пришло напяливать придворные тряпки. Придды всегда были помешаны на приличиях, Джастину это стоило жизни.

Язычки свечей слегка шевельнулись – вернулся Герхард с вином. Закатные твари, в этом доме слуги крадутся, как коты.

– Благодарю, – рука с отполированными ногтями указала на низкий столик, – поставьте и можете быть свободны.

На овальном подносе резвились хвостатые водяные астэры, кувшин и кубки были золотыми, с эмалью. Морские чудища глядели злыми аквамариновыми глазами, прохладно мерцал серый жемчуг. Гальтарская работа! Когда-то она стоила очень дорого, сейчас и вовсе не имеет цены.

– «Змеиная кровь», – негромко объявил Валентин, – или вы предпочитаете какую-нибудь другую?

Любую, лишь бы не человечью, а в логове Спрута змеиная кровь вполне уместна. Робер Эпинэ постарался принять беспечный вид:

– Это хорошее вино.

– Да, особенно если удачный год. Вас не затруднит разлить?

– Разумеется.

Какой пустой разговор, но сын Вальтера неглуп. Откровенности от него не дождешься, это вам не Дикон. Придется спрашивать.

– Если я не ошибаюсь, вы с герцогом Окделлом учились в Лаик?

– Да, – Валентин поднял бокал, – странное совпадение. Двадцать один не зря считают несчастливым числом, нас было ровно столько, и вот двоих уже нет.

– Не все выпускники Лаик доживают до преклонных лет. Нас было тридцать два, сколько осталось – не знаю.

Сколько бы ни было, большинство – враги. Нет, не так, это Робер Эпинэ враг Сержу Валмону, Чезаре Тозачини, Губерту Лецке.

– Что поделать, нам выпало жить на Изломе. – Придд повернул кубок, зеленоватым морским льдом сверкнули гальбрийские аквамарины. – Четверо хотят крови, и мы ее льем.

Четверо или мы сами? Альдо не хочет крови, он ее просто не замечает, а Спрут замечает, но ему все равно.

– Герцог, поскольку ваш поединок затрагивает интересы Великих Домов и поскольку при нем не присутствовали секунданты, я вынужден спросить, что произошло.

– Господин маршал, – прозрачные глаза казались то ли льдом, то ли аквамаринами, – герцог Окделл расскажет все, что сочтет нужным. Я доверяю его красноречию и его памяти.

– У герцога Окделла лихорадка.

– Полагаю, у меня тоже. По крайней мере, все, предшествующее дуэли, из моей памяти выпало. Я помню лишь нашу встречу в апартаментах Ее Величества, а потом – Старый парк.

– И больше ничего?

– Ничего, сударь. Если герцог Окделл вспомнит и сочтет нужным повторить свои слова, он их повторит. Возможно, это вынудит меня возобновить поединок, как только представится возможность.

Спрут все помнит и ничего не скажет. Если и Дикон будет молчать, дело плохо. Потому что от такого молчания до смертельной вражды меньше шага, а Валентин Придд опасен. Дикон – мальчишка. Порывистый, влюбленный, доверчивый, без двойного дна, а что в голове у этого ледяного красавца? Что было в головах его отца, деда, прадеда? Придды мало говорили и еще меньше делали, только ждали. Неужели дождались?

– Благодарю за вино. К сожалению, мои обязанности требуют моего присутствия в другом месте.

Здесь делать нечего, а сидеть в этом склепе то ли с выходцем, то ли со статуей, – и вовсе тошно. Зря он отпустил эскорт, но ждать нет сил.

– Вы направляетесь в свою резиденцию или в казармы?

– Во дворец.

– Я благодарен вам за визит, – бескровные губы раздвинулись в ничего не значащей улыбке, – но я знаю, что вы отпустили своих людей. Увы, Ракану, в отличие от Олларии, нельзя назвать спокойным местом. Вас проводят.

– Благодарю, – хлопнуть бы дверью и послать тебя с твоими каракатицами к кошкам, но нельзя. Потому что мы в одной упряжке и потому что ты прав – в одиночку по столице лучше не разъезжать. Особенно лучшему другу Его Величества.

@темы: "Валентин Придд", "ОЭ"

---

Валентин Придд

Все-таки жаль, что нет РОВ Валентина! Если бы увидеть историю его глазами, глазами думающего, начитанного юноши, воспитанного среди многочисленных и очень разных Спрутов. Он, наверняка, знал очень многое о событиях в стране, причем слышал не единственную версию, как Окделл, а имел возможность сравнивать разные.

Когда произошла трагедия с Джастином я не помню, а искать лень, но, судя по всему, Валентину было лет 14. Из его слов можно понять, что он мало, что знал наверняка, не знал, но о многом догадывался. А потом к нему пришел выходец и попросил упокоить его. Выходец может отказаться от мести сврему убийце, только приняв вторую смерть. Валентин выполнил просьбу брата. О чем они успели поговорить? Что рассказал Джастин? О чем догадался Валентин? Несомненно, впечатление было глубоким.

"После смерти брата я мало разговаривал с людьми, много думал и ни кому не доверял". В Лаик он демонстрировал великолепное самообладание, осторожность и благоразумие. В Фабианов день принес присягу оруженосца Росклею. Валентин жил в столице, тут же был его отец - супрем, многочисленная родня. Какие взаимоотношения были в этой семье? Похоже, с матерью он был близок, по крайней мере, ее он уважал.

Валентин не замешан ни в каких скандалах, однако Дик встречает его у Капуль-Гизайлей, похоже граф Васспард ведет вполне светскую жизнь. Мне кажется, он добросовестно выполняет то, что требуют неписанные законы от человека его положения, но без увлеченности. Наверняка, Валентин пересекался со Штанцлером, я думаю, в отличии от Ричарда, он уловил фальш в речах эра Августа. Какой он увидел королеву? Валентин не мог не знать, что слухи о Джастине распространяются не без ее помощи. Но он и его мать не винили Катарину, возможно. считали ее орудием в чужих руках.

Герцог Придд поддерживал партию братьев Ариго и Штанцлера в Варастийской интриге, похоже, он был осведомлен и об Октавианской ночи. А что знал его наследник? Валентин умеет сопоставлять и анализировать, он не мог не догадываться о подоплеке основных событий.

Отравлением Алвы решили воспользоваться Ариго и Килеан, брат герцога Придда оказался втянут в дуэль случайно. Рокэ с ним не играл, заколол сразу. "Лучше бы я убил другого Спрута, этот был не таким скользким".

Что знал Валентин об этих событиях? Не мог не знать...

Сильвестр подготовил план смены династии и умер, а его подручные взялись за исполнение, радея о собственных интересах. Придды попали в Багерлею, вместе с другими, намеченными на заклание (см. список). Позже упоминается, что если бы граф Васспард и его мать дали показания против королевы, ее бы казнили. Армия мятежников подходила к столице, временщики бежали, король освободил узников. Герцог и герцогиня Придд живыми из тюрьмы не вышли. Заключение было не таким уж долгим, значит, пытки. Самый многочисленный Дом обезлюдел.

Валентин стал герцогом, главой рода. Ему 18 лет, на нем четыре младших брата, дальняя родня, вассалы. Он отвечает за выживание и честь Дома Волн.

Что интересно, Луиза Арамона называет его красавцем, чуть позже сравним с восприятием Окделла.

Затишье оказалось коротким. Генри Рокслей - эр Валентина арестовал короля, но был застрелен. Альдо Ракан вступил в столицу.

Небольшой экскурс в прошлое. Отец Валентина, отец Дикона и другие Люди Чести.

Дикон, пользуясь возможностью, разглядывал приехавших, благо в свои семь он знал гербы всех Великих Домов. Первый – крупный и красивый, одетый во все оттенки зеленого, мог быть Карлом Борном, владетелем Карнийских дубрав. Второй, худощавый, с темно-каштановыми волосами и длинным лицом, судя по коронованному спруту на плаще, принадлежал к роду Приддов. Третий, в алом колете, не озаботился показать спрятавшемуся мальчишке свой герб, но Дикон догадался, что перед ним один из внуков старика Эпинэ.

Мелодичный звон показал, что время раздумий истекло. Отец положил руку на стол и негромко сказал:

– Я остаюсь при своем мнении. Восстание обречено, у нас слишком мало сил.

– Вы отказываетесь? – быстро переспросил Придд.

– Нет. Окделлы верны Талигойе и своему королю, а олларскую свору я ненавижу не меньше вашего, но наше дело безнадежно.

– Отнюдь нет, – вмешался Карл Борн, – Святой Престол поддерживает законные притязания Альдо Ракана, а добрые граждане Гайифы, Дриксен и Гаунау готовы собрать достойную армию. Наше дело – поднять восстание, призвать на царство Его Высочество и продержаться до прихода подмоги.

– Что ж, – начал Придд, – этот план представляется разумным, но нельзя забывать о проклятии Талигойи.

– Во?роны! – зло бросил Эпинэ.

– Да, – наклонил голову отец. – Не хочу лгать, молодой Алва – отменный полководец. Я был у Малетты с Вольфгангом и видел Рокэ в деле. Это второй Алонсо…

– Я рад, герцог, – веско произнес Придд, – что вы в состоянии оценить угрозу. Мы не позволим Алве возглавить армию.

– Не позволим?! – вскинулся Эпинэ, – Вальтер, побойтесь Создателя, первое, что сделает Дорак – наденет на Рокэ маршальскую перевязь. Пока вдовствующая королева и кансилльер этому препятствуют, но сейчас – мир. Стоит нам раскрыть карты…

– Вы не поняли, Арсен, – голос герцога Вальтера звучал устало. – Прежде чем поднимать восстание, нужно покончить с Вороном.

– Вы предлагаете убийство? – подался вперед Эпинэ.

– Герцог, я не ослышался? – отец тоже казался удивленным.

– Не ослышались, – подтвердил Придд. – Рокэ – негодяй по крови и, что бы ни говорил фок Варзов, обещает стать настоящим подлецом. В любом случае Алва – помеха на нашем пути. Вы хотите освободить Талигойю и посадить на трон законного короля, не замарав рук? Это невозможно, друзья мои. Против подлецов хороша лишь подлость. Карл, вы ведь дрались с сыном Алваро?

– Да, – буркнул Борн.

– И что?

– Мне его не побить. Он разделался бы со мной шутя, но…

– Но унижать ему нравится больше, – закончил Вальтер. – Желает кто-нибудь из присутствующих послать Рокэ Алве вызов? Или вы знаете кого-нибудь, кто сделает это ради Талигойи или за деньги?

– Не будем врать друг другу, – вздохнул Борн, – в честном бою с Алвой не сладить.

– В «честном»? – хмыкнул Придд. – В честном бою у соперников равные шансы. Карл, дорогой, вы же не пойдете на волка, надеясь на свои зубы, а возьмете нож. Чтобы схватиться с Вороном на равных, нужно не меньше шести человек.

– Нужно решить, – Карл тщательно разглядывал фамильное кольцо, – яд, кинжал или арбалет.
– Ненадежно. Яд достанется другому, стрелок промахнется, кинжал сломается. Не хотел бы напоминать вам то, о чем вы, Эгмонт, без сомнения, хотите забыть, но разве вы сами однажды не угодили в засаду? Вас спасло чудо, но Чужой за своих подручных заступается чаще, чем Создатель. У Ворона кошачье чутье, врасплох вы его не застанете. Я вижу один способ – сделать так, чтоб он был один и…

– Убийство при помощи женщины? – нахмурился Эпинэ. – Фи!

– В самом деле, Вальтер, – вмешался отец, – если мы опустимся до подобного, чем мы будем отличаться от того же Дорака?

– Целью, – твердо сказал Придд, – пожертвовать жизнью ради великого дела просто, труднее его сделать. На весах свобода Талигойи и счастье наших детей. Если Ворон получит армию, наше дело обречено.

– Одно убийство потянет другие, – задумчиво проговорил Карл, – страна в руках кардинала. За Алву Дорак утопит в крови всех, до кого дотянутся его руки.

– Кансилльер сделает так, чтоб из столицы выехало как можно больше Людей Чести, – сказал Придд, – но, конечно, жертвы будут. Мы готовимся к войне, господа. Нам придется испить эту чашу до дна. Убийство Ворона и неизбежные казни – меньшее из зол в сравнении с общей гибелью.

Давайте смотреть правде в глаза – если проиграем мы, Талигойя никогда не поднимется. Это наш последний шанс. Ветер дует в паруса чужаков. То, что сделала королева Алиса, уничтожено, Фердинанд Оллар во власти Дорака, мы можем рассчитывать только на силу оружия.

Эпинэ опустил голову, Карл повернулся и посмотрел на отца:

– Герцог Окделл, для меня ваше слово равно слову Чести. Если вы скажете «да», я пойду за вами до конца и приму на душу любой грех.

– Да, Эгмонт, – блеснул глазами Арсен Эпинэ, – мы поступим так, как вы скажете.

– Я против убийства, – медленно произнес отец, – руки Чести должны быть чистыми.

– А как бы вы поступили с Рамиро, если б разбили его и взяли в плен?

– Предал бы суду, – твердо сказал Эгмонт Окделл.

– Вы требовали бы оправдания или казни?

– За то, что он сделал, он трижды заслужил смерть.

– Значит, если подлеца обезглавят на площади, вас не будет мучить совесть?

– Палач не является убийцей, а судья – тем более.

– Эгмонт, а кто назначает судей? Кто дает им право выносить приговор?

– Создатель руками помазанников и слуг своих.

– В таком случае, прочтите вот это, – Вальтер Придд достал и положил на стол какую-то бумагу, над которой склонились четыре головы. Дикон не видел, что на ней написано, но он видел лицо отца.

– Да будет так! – торжественно произнес отец.

– Вы больше не возражаете?

– Нет.


К счастью сын не всегда похож на отца.

Рокэ Алва выполнил ультиматум Ракана, который потребовал от Первого маршала сдаться, либо он казнит короля и заложников. Ворон пробился к эшафоту, устроив настоящую резню и обогатив язык выражением "перевязь Люра" - перевязь предателя (он разрубил перешедшего на сторону Ракана генерала от плеча к бедру). Эпинэ остановил казнь, Алву увели в Багерлее.
Повелитель Волн поднял шпагу, салютуя уходящему. Ворон даже не повернул головы.

Дальнейшее мы видим глазами Ричарда и Робера Эпинэ.

Итак, Окделл получил особняк Алвы и поселился там. Он готовится к коронации.

Ричард без сожаления расстался бы с морисскими саблями и каданскими секирами, но как и кому их продать? Не Валентину же, хотя у Спрута деньги и водятся. Еще бы! Придды выжидали, а не поднимали восстаний, копили, а не тратили, зато теперь Повелитель Волн ни в чем себе не отказывает. Его серый сто́ит не меньше Дракко, а на коронации главы Великих Домов следуют друг за другом. Их будут сравнивать все кому не лень, значит, за коня придется отвалить не пять тысяч, а все восемь, если не десять.

Он распродает имущество герцога, ведь ему нужны деньги. чтобы достойно представлять Дом Скал.

Перед коронацией. Робер:

- Ну и зрелище! Повелитель Волн при всех регалиях. Не то что я!

– Именно. – Альдо встал рядом с Робером, разглядывая вливавшуюся в Триумфальные ворота процессию. – Смотри и учись. Знаменосец, музыканты, должным образом одетая свита, а ведь Придд – юнец, ни должности, ни заслуг.

– Потому и вырядился. – Иноходцы Спрутов не любили, и Робер не собирался становиться исключением. – Нет заслуг – нужны знаменосец и оркестр, есть заслуги – достаточно лица и шпаги.

Опять Ричард.

Повелитель Волн явился раньше Повелителя Скал и теперь стоял у окна в окружении фиолетовых офицеров. «Спрут» носил траур по убитым родичам и был в сером бархате с одинокой герцогской цепью на груди. Жизнь жестока, но справедлива. Когда Вепри и Иноходцы умирали, Спруты выжидали и дождались. Палача!

Семь лет назад мертвых оплакивал Надор, теперь настал черед Васспарда [11] , но надорский траур был скорбным, а не вызывающим. Погибли многие, но побед без жертв не бывает, Придд же своей каменной физиономией бросал вызов радости и надежде.

При виде Повелителя Скал Валентин холодно поклонился. На вежливость следует отвечать вежливостью, Ричард поздоровался и быстро прошел мимо – говорить было не о чем.

– Ты уже выразил сочувствие герцогу Придду? – зашептал Наль. – Это был такой ужас... Такая несправедливость, мы все были поражены.

– Валентин Придд в моем сочувствии не нуждается, – отрезал Ричард, – и впредь прошу тебя воздержаться от подобных советов.

Великолепная церемония, ее следует запомнить!

Задержка вышла совсем крохотной, но Валентину хватило и этого. Повелитель Волн четким военным шагом пересек зал, оказавшись между Ричардом и Альдо. Прямая серая спина маячила перед глазами, отделяя юношу от сюзерена.

Дикон закипает!

Спрут картинно опустился в кресло по правую руку от сюзерена и застыл, словно копье проглотил. Над головой Повелителя поблескивала серебряная Волна. Четыре дома, четыре символа, четыре стихии. Они равны между собой, и они не смеют враждовать. Не смеют!

Любопытно, где сейчас картина, стоившая жизни Джастину Придду? Ричард не отказался б ее выкупить и повесить на лестнице. Спруту это пошло бы на пользу. Есть люди, которым следует напоминать о том, что на их одеждах есть пятна, иначе они становятся невыносимыми.

Ракан пытается возродить древние обычаи. Окделл в восторге, а Эпинэ недоволен.

– Лэвон лэвайе... – А вот Придду все равно, что повторять – молитву или языческие здравицы.

– Мой король! – Ричард с горящими глазами срывается с места. – Мой король!

– Да, Ваше Величество, – наклоняет голову Придд.

Ссора и дуэль.

Встреча однокорытников у покоев свергнутой королевы. Лицо Дико подрано - на него накинулась родная сестра.

– Ее Величество вернется не раньше чем к вечеру, – скучным голосом сообщил Спрут. Назови Валентин Катари госпожой Оллар, Дикон бы с наслаждением его поправил, но Спрут сказал «Ее Величество». Оставалось или повторять его слова, или... встать на защиту дела Раканов.

– Фердинанд Оллар никогда не был королем, – отрезал Ричард.

– Вы дурно знаете Агарисские Протоколы, герцог, – Валентин держался словно на уроке в Лаик, и это было отвратительно. – Согласно им, Оллары, начиная с Октавия Первого, считаются законными правителями. Святой град не признал олларианскую церковь, но он признал династию.
– Признание было вырвано силой оружия. – Ричард изо всех сил старался сохранить спокойствие. То, что Придд чувствовал себя в апартаментах Катари как дома, бесило. Как же ей тяжело выносить общество этого болвана, и не только его! Неудивительно, что она почти не покидала спальню...

– Оружие – весомый аргумент. – Валентин поправил воротник. – Рамиро Второй был весьма убедителен, но протоколы конклава, пока они не отменены самим конклавом, имеют силу закона. К счастью для вас.

– Что вы имеете в виду? – он не должен выходить из себя, не должен поднимать голос на этого столичного шаркуна. Не время и уж тем более не место!

– Только то, что ваши предки, в отличие от моих, исправно служили Олларам. Неужели вы желаете, чтоб маршал Ричард, кансильер Джеральд, генерал Льюис и другие ваши родичи считались приспешниками узурпатора? Впрочем, вам виднее, чем руководствуются Повелители Скал, давая присягу.

– Вам этого не понять, – отрезал Дикон, осознавая и необходимость остановиться, и невозможность отступить.

– Весьма вероятно, – Валентин растянул губы в улыбке. – Мой отец и мой эр были единомышленниками. Теперь оба в Рассвете, а я делаю то же, что делали они. Я могу предать либо обоих, либо никого.

– На что вы намекаете? – Спрут решил, что Повелитель Скал не может бросить вызов Повелителю Волн? Он ошибается, хотя Альдо будет вне себя.

– Я не имею обыкновения намекать, – светлые глаза смотрели холодно и равнодушно, – просто я согласился с тем, что мне не понять, почему вы присягнули Алве. Впрочем, это меня не касается.

– Вас никогда ничего не касается, – сейчас Спрут его вызовет. Или он вызовет Спрута, и понесется, – за вас воюют и умирают другие.

Слово сказано, и он не отступится, тем более это правда. Алан погиб, а родичи Эктора выжили. Отец поднял восстание, Вальтер отсиделся. Даже в истории с Сузой-Музой Валентин выжидал...

– Прекрасные слова, – ровным голосом произнес Придд, – особенно в устах человека, за которого не только дрались на дуэли, но и платили.

– Хватит! – прикрикнул Дик и осекся, поймав удивленный взгляд какого-то престарелого хлыща. – Надеюсь, вы понимаете, что у нас не осталось выбора?

– Вполне, – поклонился Валентин Придд. – Надеюсь, что вы в отличие от вашей сестры понимаете неуместность дуэли во дворце. Предлагаю навестить Старый парк. Это не так далеко, и там достаточно безлюдно. К тому же сегодня отменная погода.


А ведь Валентин сознательно спровоцировал дуэль. И, похоже, не из-за какой-то хитрой цели, а просто взбесил его этот ... свиненок.

Ну вот и Старый парк. примечательный момент - Дик равнодушно проходит мимо статуи Быка с человеческой головой. А ведь это древний герб Повелителей Скал! Вепрь Окделл приняли вместе с фамилией после введения эсператизма. Однако поборник восстановления Анаксии не знает даже родных символов.

Юноша засмотрелся на облитые солнцем стволы и едва удержался на ногах, поскользнувшись на чем-то мягком.

– Осторожней, сударь, – бывший однокорытник был сама любезность, за которую так и тянет дать пощечину. Ничего, скоро ты свою невозмутимость потеряешь!

– Благодарю, сударь. – Ричард глянул вниз. На дороге лежали голубиное крыло и несколько окровавленных перьев. Кошка?

– Смотрите под ноги, – посоветовал Валентин, – упасть перед боем – дурная примета. Впрочем, мы почти пришли.

– Вы неплохо знакомы с дворцовыми парками, – небрежно бросил Ричард, – увы, у меня не было возможности их изучить.

– У меня хорошая память, – пожал плечами Спрут, – очень хорошая. Иногда это помогает.

– А иногда мешает? – не выдержал Дикон.

– Видимо, да, – в ровном голосе не было ни злости, ни вызова, лишь доводящая до исступления учтивость. – Глядя на ваше счастливое лицо, осознаешь всю прелесть забывчивости.

– И что же я, по-вашему, забыл?

– Вот как? – тонкая бровь слегка поднялась. – Выходит, вы забыли даже то, что забыли? Не рискну вам напоминать, в глубинах памяти водятся весьма опасные рыбы.

– Может, я и забыл, сколько в столичных парках статуй, – огрызнулся Ричард, – зато помню, как держать шпагу.

– Возможно, – Спрут почти улыбнулся, – но вот помните ли вы, кем вам приходится тот, кто вас этому обучил?

– К счастью, не тем, кем вашему покойному брату! – выпалил Дикон и осекся. Запальчивость в бою еще никому не помогала. Альдо проигрывает именно потому, что выходит из себя. Спрут не верит в свои силы, вот и выводит противника из равновесия. Не выйдет!

– Вас следовало бы пожалеть, – Валентин Придд тронул герцогскую цепь, – не будь вы столь глупы. До смерти или до первой крови?

– Как вам угодно, – чопорно произнес Ричард, – но иногда первая кровь оказывается последней.

– Я слышал о подобном, – кивнул Валентин, – а вы видели.

Опять намек! Не выйдет! Ричард Окделл не бросится на шпагу противника, он будет спокоен. Совершенно спокоен.

– Сударь, – ровным голосом подвел итог Дикон, – мы сошлись на том, что деремся здесь, в Верхнем парке, без свидетелей, пока можем и желаем продолжать бой.

– Оружие? – уточнил Придд. – Вам довольно шпаги или желаете еще и кинжал?

– Я не кэналлиец, – огрызнулся Ричард.

– Разумеется, вы не кэналлиец, – согласился Повелитель Волн, и Ричард понял, что не успокоится, пока не сгонит с длинной породистой физиономии эту проклятую невозмутимость и еще более проклятую вежливость.

Ричард коротко отсалютовал, постаравшись поймать клинком солнечный луч: поймал солнце – поймал удачу. Получилось! В ответ Валентин поднял свою шпагу, сверкнули украшавшие эфес аметисты. Что с мечом Раканов? При Вороне реликвии не оказалось...

– К вашим услугам.

– К вашим услугам.

Валентин атаковал первым, если это, конечно, атака. Дернуться вперед и тотчас закрыться... Это несерьезно! Не бой, а вранье, проверка... Ты хочешь знать, с кем дерешься? Сейчас узнаешь! «Повелителя Кошек» [17] выкладывать не будем, хватит и девятки...

Дик сделал простой выпад, самый простой из всех возможных. Валентин отбил, и довольно уверенно. Ричард повторил, стараясь двигаться чуть быстрее. Клинок встретил клинок, и Придд отступил. Чуть-чуть, на полшага, и тут же контратаковал. Вернее, попытался. Дик без труда парировал резкий, но прямолинейный выпад. Понятно... Дриксенская школа! При Алисе она гремела, ну так то при Алисе! Без гайифских финтов нынче не выжить. Знает ли их Спрут? Может, и знает, только у Ричарда Окделла в запасе много чего.

Ричард сделал выпад, целясь в бок, Валентин шагнул назад. Опять! Дикон резко прочертил шпагой воздух. Нет, атаковать из такой позиции он не станет, для этого нужно быть Алвой, но Спрут этого не знает и отступит назад. Отступил! Что и требовалось доказать! Придд – трус, и даже не слишком быстрый, чуть что не по нему, шарахается... Что ж, герцог, не желаете ли прогуляться по аллее? Вот до той красавицы с ланью?

Дикон улыбнулся собственной затее и атаковал. Нет, он не убьет бывшего однокорытника, иначе беды не оберешься. Он его накажет. Пусть запомнит на всю жизнь, что значит задевать Окделла. Оставить ему шрам? Надо попробовать. На щеке, как у Морена! И пусть все спрашивают, откуда...

Ричард сдвинулся вправо, не выпуская из вида статую в конце аллеи. Прижать к ней противника и ранить. В руку, а потом в лицо. И опустить шпагу со словами: «Это уже не первая кровь, но еще не смерть...» Да, именно так. Ричард улыбнулся и двинулся вперед. Валентин сделал именно то, что от него требовалось, то есть отошел.

Нет, Придд сломался не сразу, он пытался огрызаться. У засыпанной листвой мраморной скамьи, возле ног обнимавшей лань девушки и там, где сходились пять дорожек, Спрут пытался остановиться и контратаковать. И какими же жалкими были эти попытки! Дик без труда раз за разом отбивал бесхитростные дриксенские выпады, и Валентин снова отступал. Туда, куда его гнали.

Еще бы! Вепри быстрее Спрутов. Лицом к лицу Окделла не взять, а спину он не подставит никому и никогда. Юноша гнал соперника по усыпанной золотистым гравием аллее. Сегодня его день, сегодня он покажет, что, выйдя из Лаик четвертым, он стал первым.

– Какой дивный парк, – улыбнулся Повелитель Скал, направляя Повелителя Волн на новую дорожку, розовую, – не правда ли, сударь?

Валентин не ответил, его лицо словно бы окаменело. Сын удался в отца: покойный Вальтер всю жизнь тянул время, не говорил ни «да», ни «нет», прятался за чужие спины. То за Эпинэ, то за Окделлов. Теперь прятаться не́ за кого, теперь они вдвоем, если не считать мраморных статуй и галдящего воронья.

– Вы не подскажете, что это за статуя сбоку от вас? Я так редко бываю в столице...

Противник молчал, и Дику стало весело, как не было весело уже давно. Жаль, их сейчас не видят сюзерен, Робер, Катари... И хорошо, что не видят, потому что они бы прекратили бой.

До девушки с ланью оставалось несколько шагов, но Ричард передумал. Он протащит Валентина через весь Верхний парк до самого выхода. Там есть мраморная ваза, лучше не придумать.

– Валентин, вам не говорили, что серое вам не к лицу? Особенно днем. Я бы посоветовал вам летом зеленое... А зимой – белое. Легче прятаться.

Не ответит, это ясно. И не надо. Пусть слушает и запоминает... Как вам, сударь, такой удар? А этот? А вот этот?

Ричард не раз слышал, что нужно слиться с клинком, но сумел это лишь сегодня. Непрерывно атакуя с разных сторон и на разных уровнях, герцог Окделл гнал герцога Придда по разноцветным аллеям, замыкая им же самим намеченный круг. Ричард шел вперед, Валентин отступал. А что ему оставалось делать, прекрати он пятиться, – и вот оно, поражение!

– Герцог, вам не приходило в голову поменять герб? Вам бы больше подошел рак.

– Вы дали обет непротивления или только обет молчания?

– Вы опять отступаете? Неужели я вам столь неприятен? Или вам неприятна моя шпага?

Двигаться спиной вперед опасно, не ровен час на что-нибудь наступишь или налетишь. И Валентин налетел. На ту самую вазу, которую выбрал Дик.

– Может быть, теперь вы соизволите вспомнить об оружии?

Быстрый удар, простой, как правда. Такой отразит кто угодно. Хоть капитан Рут, хоть герцог Придд. Клинок Валентина отбросил клинок Ричарда, что и требовалось... А теперь еще раз... Парируй выпад в грудь... Есть! Шпага Валентина пошла вверх, принимая обманный удар.

«Направление, юноша, направление... Острие к ногам!.. кисть... Только кисть! Вы не дрова рубите!»

Только кисть... А уж если в руках придворные «зубочистки»... Герцог Окделл оттолкнулся от шпаги Валентина своим клинком, мягким движением перенаправив его острие вниз, в опрометчиво подставленное чужое бедро.

«А теперь – назад!.. Назад! Освободите клинок! Оружие в чужом теле не забывают... Если тело живое...»

Человеческая нога не простынка. Протыкая, рискуешь, иногда – сильно. Твое оружие «связано», ты открыт, а противник может и не растеряться. Валентин, конечно, трус, но все же... Ричард резко отдернул руку, шагнул назад и замер, пораженный собственной удачей. Все было кончено.

Жалко стукнула выпавшая из чужой руки шпага. Спрут покачнулся и неловко осел наземь, зажимая правой рукой пробитое бедро. Алая кровь на пальцах, на кружевах, на мраморной крошке, кровь, пролитая Ричардом Окделлом, а сам он невредим, он даже не устал.

3

Жаль, не удалось оставить на щеке морской твари росчерк. Очень жаль, но раненого или добивают, или перевязывают. Не раньше, чем он признает поражение, так пусть признает!

Ричард ждал, Валентин молчал, на бледном породистом лице застыло рыбье спокойствие, словно ничего не случилось. Если бы герцог Придд признал себя побежденным, потерял сознание, да хотя бы выругался, Дик бы ему помог, но этот тяжелый, зимний взгляд... Еще хуже, чем у Ворона.

Что ж, не хочет признавать очевидное – придется подтолкнуть. И не словами, которых, как назло, не находилось, а сталью. Дикон холодно улыбнулся и поднял шпагу, направляя острие в горло противника. Длинное лицо совсем закаменело, надо же, а казалось, дальше некуда. Рука Ричарда продолжала неторопливое движение, и герцог Придд дернулся, пытаясь то ли отползти, то ли откачнуться, помешала ваза, о которой Спрут позабыл.

Святой Алан, он не просто струхнул, он помешался от страха. Трус не понимает, что Окделл не позволит себе такой роскоши, как убийство Придда! Это не понравится Альдо, это расстроит Катари, и потом, древней крови и так меньше чем нужно. Дикон подвинул клинок еще на волос, еще шаг – и он коснется серого шелка:

– Сударь, успокойтесь. Я далек от того, чтоб лишить Талигойю столь достойной особы...

Окровавленная перчатка судорожно шарит по земле, во время падения шпага откатилась влево, но с перепугу Придд забыл даже это.

– Вы не там ищете, герцог. Надо взять левее, – пусть ищет и даже найдет, у него не будет времени повернуться, – левее, сударь!

Не верит или не понимает? Окровавленная рука натыкается на мраморный постамент, ощупывает его. Вслепую. Светлые глаза вцепились в лицо Дика. Нет, это не столбняк, не страх, не безумие. Это злость. Что ж, Повелитель Скал принимает и этот вызов. Придд опустит глаза! Опустит и может идти на все четыре стороны, хотя куда ему с его ногой.

Скрюченные пальцы царапают мрамор, пора кончать! Он и так дал наглецу слишком много времени. Ричард вынул платок.

– Не стоит мешать старую кровь со свежей. – Нужно обтереть лезвие, отшвырнуть грязную тряпку, шагнуть вперед, приставить клинок к самому горлу и спросить. В последний раз. Приказы сюзерена превыше жизни, но не превыше чести. Он заставит Спрута опустить взгляд, заставит, или...

– Итак, вы окончательно решили покинуть сей бренный мир? – Дикон шагнул вперед, глядя в светлые, злые глаза. – Ваше право, но вы не правы.

Шаг вперед, дикая гримаса на чужом лице, Спрут рывком подается вверх, справа что-то сверкает, резкая боль разрывает небо в клочья, мешает белые облака с черными ветками. Что-то издевательски звенит, и Валентин снова валится назад, на вазу. Губа закушена, на лбу бисеринки пота, пальцы левой руки вцепились в эфес... Левой?! Святой Алан! Немыслимо!

– Вы что-то уронили, герцог, – Спрут вновь опирается на постамент, – мне показалось, оружие.

Подлость! Чудовищная, богохульственная, но шпагу нужно поднять и покончить с этим балаганом. Клинок упал совсем рядом, почему он не отер эфес? Ричард наклонился за оружием, в глазах потемнело, и он едва устоял на ногах, тупо глядя, как на светлые камешки сначала капает, а потом хлещет кровь. На сей раз его собственная. Юноша растерянно тронул руку, еще не понимая, что произошло. Алая струя хлестала сквозь пропоротую замшу, а Верхний парк медленно кружился вместе с ненавистным белым лицом, только теперь на тонких губах была ухмылка.

– Вы напомнили мне о моем брате, – отчетливо произнес Валентин, – и о герцоге Алва. Теперь о них вам напомнил я.

«О них?» Дик не сразу сообразил, о чем речь. Боль нарастала, рука горела огнем, а Валентин улыбался. Улыбался, опираясь на дурацкую вазу, которая стала его сообщницей. Улыбался, стягивая и отбрасывая окровавленные перчатки, утирая лоб, перекладывая шпагу в правую руку. Ухмылка, бледность и кровавые пятна на одежде превращали Повелителя Волн в какого-то упыря.

Юноша сжал зубы и вновь наклонился. В какой-то жуткий миг показалось, что он сейчас рухнет на залитый алым гравий... Пронесло, но вот рука... Пальцы не желали смыкаться на рукояти, хоть умри. Взять в левую? Проклятье, чем он хуже Придда?! Только левой он еще не дрался, Ворону и в голову не пришло научить...

Ноги в порядке, можно повернуться и уйти, но это... это будет бегством и поражением, а винить некого. Он сам подставил себя под удар, сам! Одноногий никогда бы не достал победителя, не вытяни он руку. «Вы напомнили мне о моем брате. И о Вороне...» Своего оруженосца Алва обучил хуже, чем своего любовника, а тот передал науку Валентину... Но что же делать?

Ричард с ненавистью глянул на прижавшегося к камню противника. Валентин не мог оторваться от вазы, но в белесых глазах была решимость. Спрут не сдастся, пока не сдохнет от потери крови. Он упадет, должен упасть раньше, он ранен первым и серьезней. А если нет? Не хватало свалиться прямо здесь, хорошенькое будет зрелище. Доказывай потом, кто победил. Один ранен в руку, второй – в ногу, секундантов нет, значит, противники равны... Как же, равны! Он гонял Придда по аллеям, как зайца, и тот ничего не мог сделать, пока Дик ему не помог. И дернуло же подойти ближе чем нужно.

Ричард, борясь с тошнотой, посмотрел на рану: выглядела она ужасно, а Придд шпагу не положит. И кровь у него, кажется, пошла тише – одно слово, Спрут. Морских гадин хоть на куски режь, будут извиваться и жалить.

– Вам нужен врач, – угрюмо буркнул Ричард, – сейчас вы упадете.

– Только после вас, – Валентин расправил воротник, – но, боюсь, продолжить нам не удастся. Мне вас не догнать...

Мерзавец! Мерзавец, которого сейчас не взять! В голове шумело, ваза уже не кружилась, а отплясывала какой-то пьяный танец с кувырками и скачками. Что с рукой? Святой Алан, если не перевязать, еще останешься калекой, но Спрут боли Окделла не увидит. Никогда! Ричард слегка наклонил голову.

– Окделлы не бегают. Я пришлю вам врача. Когда вы сможете ходить, продолжим.

Повелитель Скал повернулся и пошел, стараясь идти ровно и уверенно, хотя ноги едва держали. Валентин прошипел: «Мы продолжим, когда вы сможете держать шпагу», но Дикон сделал вид, что не слышит. Не все ли равно, когда они встретятся, главное, вдвоем на этом свете им не жить...

Дик пылает ненавистью и презрением:

Спрут справился с вепрем хитростью, а теперь будет врать, что ранил Окделла в честном поединке. И ему поверят, потому что свидетелей нет, а раны – вот они!

А вот Робер умнее.

– Твоя рука заживет через месяц, но, пока ни у тебя, ни у герцога Придда нет наследников, вы драться не будете. С Валентином я переговорю. Не сомневаюсь, он согласится подождать.

– Трус!

– Судя по твоей руке, нет. Как он тебя достал?

– Левой. – Дикон поморщился то ли от боли, то ли от воспоминаний. – Я прижал эту медузу к вазе... Такой большой, на постаменте. Он ничего не мог сделать, только пятился. Дриксенская школа, одно слово... Робер, я насадил его на шпагу, он сразу свалился. Этот Спрут не фехтовальщик, а пустое место, понимаешь, пустое!

– Я понимаю, что ты побеждал, – дурню нужно выкричаться, выпить какой-нибудь отравы и уснуть, – но нужно не побеждать, а победить. Итак, ты ранил Валентина в бедро, он упал, а ты?

– Я хотел, чтоб он признал поражение.

– Это я уже слышал. Что делал ты и что делал Придд?

– Лежал, – медленно произнес Дикон, – на боку, зажимал рану. Я велел ему сдаться, но он ничего не соображал. Шпага у него выпала, когда он свалился, Спрут начал ее искать. Ощупью, не там, где она была. Я посоветовал взять левее, Придд не ответил.

Знаем мы, как «советуют» победители, сам был таким же, пока жизнь хвост не выдрала.

– А потом ты пропустил удар? Как?

– Ты бы тоже пропустил! Он не мог до шпаги дотянуться, я же видел! Видел!

– Не мог, но дотянулся. – А лихорадка свое берет: уж больно румянец на скулах паршивый.

– Это потому, что он ударил левой, его Ворон научил... То есть не его, а Джастина, только это одно и то же. Он ударил меня левой, понимаешь?! Повелитель Волн дерется левой...

– Дело не в руке, дело в выдержке. У Придда с ней все в порядке, а ты, похоже, не лучше Альдо. – Только до тебя что-то, может, и дойдет, а до сюзерена вряд ли. – Ты должен был заметить, что делает противник, и заметил бы, если б смотрел. И вообще, за какими кошками ты подошел так близко?

– Он весь побелел, а уж злости в глазах... Хуже, чем у Леворукого! Я приставил этой твари шпагу к горлу, – Дикон сам сверкнул глазами не хуже кошки, – ну, почти... хотел приставить, а он вскочил, ударил и свалился...

Вот, значит, как было. Придд сразу задумал использовать вазу как опору, потому и нашаривал пьедестал, а раскукарекавшийся Дикон не понял. Упивался собственной победоносностью, записал противника в трусы, но Спруты всегда умели владеть собой. В отличие от Эпинэ и, как выяснилось, от Окделлов.

– Ричард, – Робер потряс головой, разгоняя сонный туман, прошитый двойной гельбской радугой, – не стоит смотреть в глаза тем, кто сильнее. Особенно упавшим, это плохо кончается.

– Я сильней Валентина, – выкрикнул Ричард, – я его гонял по парку, как овцу!

– Тем хуже! Не проиграть, когда победить невозможно, – это больше, чем победить.

Эпинэ пытается понять.

Из-за чего все-таки эти дурни сцепились? Хотя Ричарду после вчерашнего много не нужно. Странно было бы, если б он ни на кого не бросился. Другое дело, что Валентин не похож на бочку с порохом, чтоб втравить его в поединок, нужно постараться. И как следует.

Он отправляется к Придду вместе с кузеном Ричарда.

- Ричард бывает очень несдержан, – толстый виконт громко вздохнул и покачал головой, – и он весьма болезненно воспринимает шутки.

Значит ли это, что Валентин мило пошутил? Спрут-шутник... Смешно само по себе.

@темы: "Валентин Придд", "ОЭ"

---

Все будет плохо!

После Октавианской ночи истинный правитель Талига кардинал Сильвестр обеспокоился всерьез: он всего на три дня выпал из жизни, а произошло такое! Внезапно он понял, что после его смерти государство останется без руководителя. Он решил уничтожить всех нелояльных, а потом убрать своих подручных, и вместо слабого короля посадить на престол истинного правителя.

Вальтер Придд, его тощая супруга, братья и наследники, Ариго и их венценосная сестра, Феншо, Карлионы, Рокслеи, Килеан-ур-Ломбах и, разумеется, добрый старый кансилльер…

Его Высокопреосвященство пододвинул другой лист, обмакнул перо в чернильницу и с нарочитым тщанием вывел слово «Навозники».

Первыми в новом реестре шли Манрики, Колиньяры и их многочисленные родичи и подхалимы вроде Залей, которым Сильвестр не доверил бы даже прошлогодний снег. Геренция нужно держать в узде, но этот достаточно осторожен, чтобы влезть в какую-нибудь интригу, зато зануда Блокхэд спит и видит себя кансилльером, хоть при Создателе, хоть при Леворуком, а это вредно. Пока «навозники» нужны, но когда Люди Чести отправятся к святому Алану, Манрик и Колиньяр захотят прыгнуть выше головы, а значит, придется их этой возможности лишить, ибо, если у человека нет головы, прыгать он не станет.

Сильвестр положил оба списка рядом и улыбнулся. Хороший садовник должен уделять внимание всем вредителям, прыгают ли они, ползают или летают. Неважно, кто был чьим предком, важно, кто обгрызает кору Талига, а кто – собирает мед. Последние тоже удостоились списка, но он вышел коротким. Алва, Савиньяки, Салина, адмирал Альмейда, фок Варзов, Габриэль Дорак, экстерриор Рафиано, маркграф Бергер… Этим жить, править и воевать, когда Его Высокопреосвященство отправится в Закат, пропустив вперед себя тех, кому хочется побольше отхватить от талигойского пирога. И еще нужен кардинал… Зря он позволил Герману ковыряться в старье, и зря он сломал Бонифация. Глупо все время думать о смерти, но не думать о ней вовсе – преступление. По крайней мере, со стороны кардиналов.

Так что Штанцлер не так уж врал, когда показывал список приговоренных Дикону. пожалуй, лишь Эпинэ Сильвестр решил не трогать - сами умрут.

«Катарина-Леони Оллар, урожденная графиня Ариго, герцог Анри-Гийем Эпинэ, маркиза Антуанетта-Жозефина Эр-При, герцог Вальтер-Эрик-Александр Придд, герцогиня Ангелика, граф Валентин-Отто Васспард, граф Штефан Фердинанд Гирке-ур-Приддхен, граф Эктор-Мария-Максимилиан Ауэберг, виконт Иоганн-Йозеф Мевен, граф Людвиг Килеан-ур-Ломбах, виконт Теодор Килеан, граф Генри Рокслей, виконт Джеймс Рокслей, граф Ги Ариго, граф Иорам Энтраг, граф Август Штанцлер, виконт Фридрих Шуленвальд, граф Луи Феншо-Тримейн, барон Жан-Филип Феншо, его наследник Эдвар, барон Александр Горуа, его наследник Симон, барон Альфред Заль, его наследник Северин, барон Ангерран Карлион, барон Питер Джеймс Лоу, его наследник Роберт, барон Максимилиан Гайар, его наследник Жорж…»

Прежде всего кардинал решил обработать Лионеля Савиньяка.

– Идемте, генерал, – кардинал кивнул Лионелю. Умный человек и служит не себе, а Талигу. Как и все в этом роду. Жаль, братьев Савиньяк всего трое, и жаль, что Ариго аж трое. Неужели Эмиль не завидует близнецу? Разминуться с графским титулом на какие-то полчаса… Убивали и за меньшее.

– Лионель, вы хотя бы иногда вспоминаете, что вы кровные вассалы Эпинэ? [32]

– Только когда напоминают, – улыбнулся Лионель Савиньяк. – Наш предок решил, что умнее жить настоящим и будущим, чем прошлым. Я думаю, это правильно.

Эмиль не преминул бы в ответ спросить, что думает о кровной присяге Квентин Дорак из Дома Молнии. Что ж, каждому свое. Одному стоять у трона, другому вести в бой конницу.

– Вы правы, Лионель, – медленно произнес кардинал, – но у настоящего есть весьма неприятная привычка становиться прошлым. Если его, разумеется, не пришпорить.

Очень вовремя герцог Урготский попросил помощи в войне с Бордоном.

Пока Ворон развлекается с бордонскими выдрами, Манрики раскроют парочку заговоров, а потом несчастный случай в казначействе унесет жизнь Его Величества, тессория и капитана личной королевской охраны. Алва вернется в Олларию, самое малое, регентом Талига при малолетнем короле, а еще лучше – королем.

Цепь должна быть крепкой, а Рокэ изворотлив, как все кошки мира. Если он будет болтаться в Олларии, то поймет, к чему все идет, и найдет способ избежать короны, но во время войны Ворон видит только войну, вот пусть и воюют. Тем более бить Бордон почти то же, что бить Гайифу, да еще за деньги Фомы.

Такой вот замечательный план. В принципе смерть Рокэ его, действительно бы, опрокинула - у Сильвестра не осталось бы короля. Хотя, я думаю, он бы что-нибудь придумал. Однако Алва не хотел надевать корону, и Сильвестр ошибался, что Савиньяк будет плясать под его дудочку. Ворон с Оленем уже давно вели свою игру, просто кардинал по привычке, считал себя мудрее и хитрее всех.

@темы: "ОЭ"

---

Алва, Дик и Савиньяки. Все еще может быть хорошо

Возвращение с войны. Корнет Понси заливается соловьем о своем желании покончить с жизнью. Дик боится, что он утопится и не отходит от него. Алва выбрасывает потенциального самоубийцу в реку и приказывает солдату вытащить его, но после просьбы о помощи. Естественно, Понси зовет на помощь.

– Запомните, юноша, – Рокэ поправил крагу, – настоящее отчаяние не ходит под руку с болтовней. Тот, кто не хочет жить, умирает молча.

– Изверг! – покачал головой Эмиль. – Зима ж на носу!

– Да, об этом я как-то не подумал… Впрочем, льда еще нет, да и солнышко светит. Ничего с этим недоноском не станется, а с Тапо тем более. Хлебнет касеры, и порядок!

М-да, Дику следовало бы вспомнить об этом, когда Штанцлер в очередной раз стал его просвещать.

А потом их встретили придворные. Рокэ убеждают сесть на специально приготовленного белого жеребца.

– Хватит, Фридрих, – Рокэ небрежно взмахнул перчатками, – мне и до писаных-то законов дела нет, а уж до неписаных! С тем, что к любой удаче присасываются десятки двуногих, не имевших к ней никакого отношения, ничего не поделаешь, но лошадей со стороны я не потерплю.

Святой Алан, Рокэ прав! Воина украшают победы, а не вышитые плащи и разукрашенные перьями скакуны, тем более Их Величества ожидают победителей не на улице, а в Большом Тронном зале. Ричард решил – он поедет на Соне. В конце концов это очень хорошая лошадь. Очень! Плохих в конюшне Ворона просто не было.

Фридрих Манрик возмущенно пожал плечами и отошел, а Рокэ вскочил в седло. В черном маршальском камзоле, отороченном пеной аратских кружев, с двуцветной лентой через плечо, в белом плаще с гербом Олларов и белой же шляпе с черным пером Ворон был великолепен, равно как и Моро. Мориск рыл покрытую инеем землю и злобно косился на других лошадей.

– Я бы посоветовал Манрикам и другим достойным людям воздержаться от общения с Вороном, – заметил Савиньяк, хватая своего рыжего за гриву.

Дик бросил взгляд на герцога. Тот ослепительно улыбался.

– Не туда смотришь, – хмыкнул кавалерист, – Рокэ скрытен, как Леворукий, но Моро готов всех разнести по кустам, а это верный признак – черный змей чует хозяина, как никто. Хотел бы я знать, что с Вороном такое. Вчера был человек человеком, а сегодня не ровен час кого-нибудь убьет.

Дикон не поверил. решил, что мориск просто капризен. Дурак и не учится.

А теперь мой любимый эпизод. После Октавианской ночи.

– «Вдовья слеза» в этом доме есть? – строго спросил Лионель. – Это вы у нас душегуб и кровопийца, вот и пейте свою кровь, хоть черную, хоть дурную. А других не принуждайте!

Неожиданно Дик узнает, что его сестра - родственница Алвы.

– Как родственнице? – Голова Ричарда закружилась. От вина или от слов Савиньяка? Айрис – родственница Ворона? Не может быть! Их семьи могли породниться разве что до Алана Святого…

– Это было при Раканах?

– Это было во время Двадцатилетней войны, – сообщил Эмиль, – про маршала Алонсо Алву ты, надо полагать, слышал?

Еще бы не слышать! Правда, Эйвон говорил, что Алонсо сказочно везло и что воевал он не по правилам.

Лионель поднял бокал:

– За наших предков, среди них попадались славные люди!

– Иногда, – уточнил Ворон.

Герцог лениво поднялся, подошел к столу и разлил вино, но назад не вернулся, а, захватив пару бутылок, уселся на пол у холодного камина.

– Эмиль, ты начал выдавать страшные тайны, уж доведи дело до конца.

– Это страшно только для Окделлов, – заметил Эмиль, – так вот, Алонсо женился лет в сорок на Раймонде Савиньяк, у которой был сын от первого брака. Прелестная вдова подцепила Первого маршала Талига, повергнув в отчаяние полк охотившихся за ним дам и девиц. Мы и Рокэ – прямые потомки этой весьма примечательной особы, в семнадцать лет сбежавшей с шестидесятилетним графом. И да будет тебе известно, что она была младшей дочерью барона Карлиона.

Барона Карлиона… А матушка – урожденная Карлион. Дику стало обидно. Его заставляли рисовать генеалогическое древо Окделлов и зубрить родственные связи Повелителей Скал с другими Великими Домами, но Алва и Савиньяки из списка были изъяты. Скрывая растерянность, Дик пробормотал:

– В Талигойе все всем родственники.

– В Талиге, молодой человек, – поправил Лионель, – Талигойя сдохла четыреста лет назад, и правильно сделала.

– А родственники, увы, есть у всех, – кавалерист осушил свой бокал и налил еще, – а скажи, братец, что, среди родичей попадаются прескверные?

– Скажу, – подтвердил Лионель, – когда Алва прикончил нашего кузена Рафле, я чуть ему на шею не бросился.

– Да уж, – расхохотался Эмиль, – история вышла знатная! Дикон, тебе полезно знать, с каким человеком ты связался.

– А то он не знает? – Лионель стукнул Ричарда по плечу.

Юноша украдкой глянул на сидящего у камина эра. Рокэ пил «Черную кровь», не глядя ни на гостей, ни на оруженосца. Нет, Ричард Окделл не знал Ворона и сомневался, что его вообще кто-нибудь знает.

– Ты слушай давай, – Эмиль долил бокал Дика. Юноша понимал, что пить ему больше не стоит, но выпил залпом. Просто так.

– У маршала фок Варзова есть племянник Отто, сын его сестры, – Лионелю было все равно, слушают его или нет. – Почти слепой, толстый, как мешок, очень славный, но военный из него, как из меня девственница. А маменька его, дура такая, упросила брата запихнуть Отто в гвардию. Прикинь, каково ему там было!

Дик вспомнил Эстебана Колиньяра и его приятелей и кивнул. Свои эстебаны есть везде, они не упустят возможности поиздеваться над тем, кто не может дать сдачи.

– Мы с Отто ладили еще с Лаик, – Савиньяк все больше увлекался рассказом, а вот Рокэ сидел с отсутствующим видом, как будто не имел к той давней истории никакого отношения. – Я, как мог, гонял от бедняги шутничков, но меня перевели в другой полк. И вот однажды на ночь глядя ко мне прибегает этот самый Отто и просит стать его секундантом. Бедняга умудрился вызвать нашего кузена – тот его совсем допек.

– Рафле фехтовал отменно, – вставил Эмиль. – К этому времени он прикончил на дуэлях троих или четверых.

– Четверых. Короче, я отправился к нему. Хотел отговорить мерзавца от поединка или хотя бы взять слово, что он не убьет этого байбака. Куда там! С точки зрения дуэльного кодекса Рафле был кругом прав, остальное его не волновало. Мне оставалось условиться о времени и месте дуэли и подыскать Отто второго секунданта.

На Рокэ я нарвался случайно, он приехал на пару дней из Торки, мы были знакомы. Я рассказал, в чем дело, Алва согласился помочь. Утром мы с моим подопечным зашли за ним, настроение – сами понимаете…
Отто не сомневался, что его убьют, и заваливал меня посмертными поручениями. Я предложил ему заболеть, но у дурня, даром что на мешок с тряпьем походил, с честью было все в порядке.

– Ты про Рокэ расскажи, – перебил Лионеля брат.

– А я что делаю? – возмутился капитан королевской охраны. – Рокэ мы застали в постели. Он меньше всего походил на человека, способного встать и куда-то пойти. Меня это взбесило, ведь я на него рассчитывал. Если кто и мог проучить Рафле, так Алва. Другое дело, что Отто это уже бы не помогло, но я собирался затеять новый поединок – двое против троих. Представь, каково мне было, когда я понял, что этот негодяй выпил вчера не меньше бочонка.

Отто ничего не знал о моих планах и запричитал что-то вроде – сударь, нам пора… Вы же обещали. Тут Рокэ кое-как поднял голову от подушки, пробормотал: «Все в порядке, я его уже убил», упал и уснул. Мы едва не свалились рядом.

– Убил? – переспросил Дик.

– Да, после нашего разговора Рокэ отыскал кузена Рафле в какой-то таверне и затеял с ним ссору. Дрались прямо во дворе. Этот бездельник прикончил противника и со своими и его секундантами затеял попойку.

Этот эпизод позаимствован из рассказов о графе Федоре Толстом - Американце, и он прелестен.

– Монсеньор… А сколько эру Рокэ было тогда лет?

– Двадцать четыре, – вздохнул Лионель, – а мне двадцать.

– Ах, фремя, фремя, – с нарочитым торским акцентом произнес Эмиль. Близнецы расхохотались, но Дику было не до смеха. Он, как и толстый Отто, тоже был бы мертв, не вмешайся Ворон.

– Между прочим, Лионель, – соизволил подать голос Рокэ, – вы и ваш протеже были весьма близки к смерти. Ваше счастье, что я был слишком пьян и поленился зарядить пистолеты.

– Эр Рокэ, – возмутился Дик, – зачем вы все время… На себя навога… наговариваете! Вы защащ… защищали… справедливость!

– Окститесь, юноша! – Алва укоризненно покачал головой и потянулся к бутылке. – Я убил Рафле вечером, чтобы не делать этого утром… Не откладывайте на завтра, если можно убить сегодня. Никогда!

– Чудовище, – изрек Лионель.

– Сам знаю.

– Кстати, Рокэ, – Эмиль, пошатнувшись, добрался до камина и сел, вернее, упал рядом с Вороном, – за какими кошками тебя тогда принесло в Олларию? Об этом много болтали, но я так и не понял.

– Да ничего особенного, – Рокэ внимательно посмотрел на бутылку, хотел налить, но передумал и отпил прямо из горлышка, – гайифский шпион похитил секретный план, переданный фок Варзовом на хранение в Адмиралтейство. Это был мой первый секретный план, господа. Старик поручил мне его разработать, никогда в жизни я так не старался.

– А что это был за план? – поинтересовался Лионель, задев рукавом толстенный том, тот с шумом свалился на пол, открывшись на какой-то гравюре. Савиньяк попробовал поднять книгу, но страницы почему-то сочли уместным расстаться с кожаным переплетом. – Никогда не слышал, чтобы вас с Вольфгангом занимал флот.

– О, это был замечательный план, – Рокэ мельком глянул на изувеченную книгу, махнул рукой, допил остатки вина и отправил пустую бутылку к ее многочисленным предшественницам, – я придумал уничтожать вражеские корабли при помощи ызаргов.

– Кого?! – Эмиль чуть не поперхнулся.

– Ызаргов. Не скрою, сначала я хотел использовать морских черепах. Гигантских…

– Черепахи – это хорошо, – кивнул Лионель, – но медленно.

– Зато вкусно, – ввернул его брат. – Рокэ, вино кончилось.

– В этом доме кончится вино, только когда кончусь я. Лионель, тебе ближе, дерни шнур.

– Так что там ызарги? – напомнил Эмиль. – Это же невкусно и вообще плохо.

– Зато быстро, – наставительно произнес Алва, – седельную сумку открытой оставить нельзя. Будут кишеть.

– Кишмя, – подтвердил капитан королевской ох-раны.

– Именно. На этом и строился мой план. Корабль, на котором кишат ызарги, совершенно небоеспособен. Во-первых, они все сожрут. Во-вторых, они всюду залезут. И вы никогда не будете уверены, что хватаетесь, скажем, за канат, а не за хвост. Мы предложили Адмиралтейству топить вражеские корабли путем проникновения и кишения. План был тщательнейшим образом зашифрован, зашит в кожу и запечатан личными печатями фок Варзова. И все равно его украли, – Алва укоризненно покачал головой, Эмиль засмеялся, Лионель попытался достать из-под стола злополучный переплет.

– Оставьте, генерал, – посоветовал Ворон, – это скучная книга… Ужасно скучная и ужасно длинная… Все куда-то зачем-то идут и друг друга убивают… Но неудачно… А они все идут, и идут, и идут… Кошмар…

– Так что там с кишением? – Эмиль растянулся на ковре, заложив руки за голову.

– Шпион с риском для жизни выкрал пакет и доставил императору. В собственные руки… А тот, представьте себе, беднягу казнил. Жаль… Он так старался, и вот она, благодарность! – Рокэ оттолкнул пустую бутылку, та покатилась, оставляя темно-красный след. Значит, она была не такой уж пустой.

Ворон засмеялся, он был пьян. Они все были пьяны, и они все смеялись, но весело не было. Это не было победой, а чем-то, от чего чувствуешь себя испачканным и уставшим.

– Алва, – Эмиль перевернулся на живот и теперь смотрел Рокэ в глаза, – тебе не кажется, что это только начало? Война, бунт…

– Начало? Нет, господа, это конец, – Рокэ вытащил кинжал и принялся вертеть его, удерживая двумя пальцами за острие и рукоять, – конец лета… Нас ждет долгая осень, одна только осень и ничего, кроме осени…

– Ты правильно сделал, что прикончил этого висельника, – Лионель резко сменил тему.

– Пожалуй… Ладно, хватит об этом! Юноша, сходите, пните Хуана, он что, уснул?

Перечитываю, наслаждаясь.

@темы: "ОЭ"

---

Валентин Придд. Октавианская ночь

После дуэли с Эстебаном Колиньяром (когда Дик вызвал семерых, а Рокэ их победил), Алва спросил, почему же Окделл не обратился за помощью к тому же Валентину Придду. Ничего путного ответить Дик не мог. Он не использовал ни единой возможности подружиться или завести приятельские отношения с тем, кого сам считал Человеком Чести.

И это роднит его с Гарри Поттером, который никогда не проявляет инициативы сближения - Рон и Гермиона подходят к нему сами, как и Драко Малфой. Впрочем, о ГП я как-нибудь распишу подробнее.

Дик Окделл отправляется на войну и возвращается с орденом.
Каникулы в Надоре укрепили в нем желание воевать и блистать в столице. Однако случилось непредвиденное: Сильвестр заболее и Люди Чести организовали заговор, они воспользовались смертью отравленных на причастии детей и начавшимися погромами. Дик об этом не знал, он мирно сидел в особняке Алва. когда его кузен привел обвиняемых в убийстве проповедников. Здесь Наль проявил себя с неожиданной для Дика стороны, он отказался прятаться:

– Нет… У тебя и так слишком много гостей. И потом я должен найти эра Августа и предупредить… Он в Тарнике, я поеду к нему.

В Тарнике? Если Дорак задумал избиение, то он начал его с королевской резиденции.

– Будь осторожен.

– Кому я нужен? – вздернул подбородок кузен. – Я не герцог, не маршал, я – толстый чиновник в заплатанных сапогах. Я проберусь.

Ах. Дикон, Дикон! Что ж ты так мало своего родича ценишь? Ну, не красавец, не задира -
он совсем не походил на героя, но он был им.

Что ж Ричард так быстро забыл об этом?

Неожиданно вернулся Рокэ и отогнал толпу от особняка. Епископ умолял его остановить погромы, но Алва медлил. Почему? Этот вопрос мучил Дика, его задавал Штанцлер и обвинители на суде. Еще при беглом прочтении я решила. что Рокэ ждал подхода Эмиля Савиньяка. Отправилась искать доказательства.
Итак, вечером Первый маршал выступил, отстранил бездействующего коменданта и вывел гарнизон, остановил грабежи и насилие, потом занялся идейными погромщиками. особняки тайных эсператистов (Людей Чести) поджигали, однако хозяева их покинули заблаговременно и вывезли ценности. Безумного фанатика - предводителя, а по сути болванчика в чужом заговоре, Рокэ запер в горящем дворце.
А потом:

Мимо промчался всадник, обогнал идущих и ловко осадил коня перед возглавлявшими колонну факельщиками.

– Монсеньор, мы подходим!

«Мы»… Мы – это Эмиль Савиньяк, с генералом все в порядке, и он подходит к городу! Но как он узнал?

– Спасибо, Роже. – Эр помнил по имени всех, с кем единожды говорил.

– Мой генерал ждет приказаний.

– Где вы?

– Сейчас, – Роже на мгновение задумался, – должны быть около Ларрины.

– Прекрасно. Ваше дело – промыть город от предместий через Верхний город к Данару и дальше к Нижнему. Мародеров – на фонари. Переусердствуете – не беда, но к полудню должно быть тихо. Отправляйтесь.

Видимо, Алва приступил к решительным действиям, рассчитывая на подход Савиньяка.

Ну и разговор с Сильвестром. Рокэ рассказал о том, что увидел, вернувшись в Олларию.

– Дальше я лег спать.

– Так сразу и легли?

– Нет, сначала пообедал, смыл дорожную пыль, послал в летние лагеря за Савиньяком и отправил пяток человек погулять по городу.


Насчет Савиньяка я права, плюс Алва собирал сведения, чтобы знать, как действовать.

В городе кого-то жгли и били, хотя я об этом уже говорил, а я пытался понять, кто все это затеял. С одной стороны, вы завели себе этого Авнира, позволили ему собрать стаю ревнителей веры, выпроводили меня – и не только меня – из Олларии, пригласили эсператистского епископа, назначили время диспута и заболели…

– Когда вы так излагаете, создается впечатление, что погромы затеял я.

– Именно. Но в таком случае вам бы доложили, что я вернулся и пристрелил одного из божьей стаи. Я ждал весточки, а ее не было. И я решил прогуляться.– Что было дальше?

– А ничего, – Рокэ пробежал глазами корешки лежащих на столе книг, – взошло солнышко, подошел Савиньяк. Я оставил Ансела разбираться с черноленточниками, а мы с Эмилем прочесали сначала Старый город, а затем – Нижний. На том все и закончилось.

На мой взгляд, очень важное суждение проповедника:

- Рокэ Алва из тех людей, что прикрывают добро грубостью и насмешками. Это – гордыня, но на весах Создателя доброе сердце перевешивает злой язык. Опаснее укрывающие яд в меду и сталь в бархате, они Создателю отвратительны

К Снейпу это тоже относится.

Просто мудрая мысль:

– Сомнения дарованы нам Создателем, ибо лишь Он непогрешим. Лишь Ему ведомо: кто бел, кто черен. Тот, кто не ведает сомнений, даже вознося молитвы Создателю, служит Чужому.

Ну и просто прелесть, что такое. Фанатик Алве:

– Отродье Леворукого! – изрек тот. – Пособник еретиков! Изыди!

– Не хочу.



Сильвестр встал с одра болезни и начал разбираться. Меня интересовало, был ли замешан в заговоре Придд. однозначного ответа я не нашла.
Итак, разбирательство:

Первый маршал Талига Рокэ Алва задумчиво изучал потолок, тессорий [33] Манрик шептался с адмиралом Альмейдой, братья Ариго изображали из себя соляные столпы, кансилльер читал какие-то бумаги, супрем [34] Придд разглядывал свои ногти, экстерриор [35] Рафиано светски улыбался, а геренций [36] Гогенлоэ-ур-Адлерберг красноречиво покашливал, прикрывая губы платком.

Король многословно и с выражением расписывал зверства толпы и доблесть Первого маршала, подавившего бунт. Разумеется, Его Величество вещал с чужих слов. Сам он ничего не видел и ничего не знал – сидел в летней резиденции и любовался на фиалки, и вместе с ним любовались Штанцлер, Ариго, Придды, Карлионы и прочие Рокслеи. Бедные фиалки, они от такого внимания наверняка покраснели.

Похоже Придд был в курсе (не Валентин, который все еще граф Васспард, а его отец)

Валентина Придда графа Васспарда Ричард Окделл не видел с Лаик. Юноша знал, что однокорытник в Олларии, но судьба их свела только один раз – в доме Капуль-Гизайлей во время приснопамятного карточного вечера. Тогда наследник Приддов «не узнал» оруженосца герцога Алвы, а теперь настаивает на срочной встрече. Зачем?

Ричард перечитал вежливое холодное письмо – Придды вообще славились воспитанием и выдержкой. Их уважали, но, в отличие от Эпинэ, не любили. Потомки убитого Рамиро Алвой маршала Эктора хранили верность Раканам и старым традициям, а судьба хранила их. Многие некогда многочисленные и сильные фамилии за четыреста лет либо вымерли, либо утратили влияние и значимость, а «спруты» держались, опровергая старую примету о том, что глава Великого Дома одинок, как дуб в степи.

Приддов хватило бы самое малое на рощу, потому они и пожертвовали оступившимся Джастином. Теперь наследник – Валентин, и у него четверо братьев, не считая толпы дядюшек и кузенов. Что графу Васспарду понадобилось от него, Ричард не представлял, но Валентин просил герцога Окделла быть в полдень в таверне «Белая гончая», что на улице Лодочников.

В Лаик граф Васспард держал герцога Окделла на расстоянии, теперь герцог Окделл отплатит той же монетой. Придды полагают себя выше всех, но убивший предателя и спасший наследника и королеву Алан Святой сделал для Талигойи больше, чем проигравший войну маршал Эктор Придд. Да и пять лет назад… Эгмонт Окделл поднял восстание и погиб, а Вальтер Придд промешкал и уцелел.

В «Белую гончую» Ричард вошел с двенадцатым ударом колокола на ближайшей башне. Герцог не обязан мчаться, высунув язык на зов графа, он точен, как и положено Окделлу, но не более того. Васспард, одетый в цвета Рокслеев, ждал, сидя в углу у окна. При виде Ричарда он поднялся, как и следовало по этикету. В ответ Ричард слегка наклонил голову, произнеся загодя приготовленную фразу:

– Рад вас видеть, Валентин. Чем могу служить?

– Рад вас видеть, Ричард, – в больших светлых глазах радости не было, – я принес вам письмо. Особа, его написавшая, доверилась нашей с вами Чести. Я намерен сохранить доверенную мне тайну любой ценой.

– Я понял, сударь, – на самом деле Дик не понимал ничего, но так в затруднительных случаях говорил Эмиль Савиньяк, а этот случай обещал стать затруднительным.

– Я рад, что мы понимаем друг друга.

Ричард не сомневался, что Валентин готов схватиться за шпагу. Отчего-то юноше стало очень весело, так, словно он выиграл пари или победил в поединке.
– Разделяю ваши чувства, Валентин. Где письмо?

Граф вынул узкий , запечатанный алым воском. Коронованный леопард и роза! Святой Алан, Ее Величество!

Если б Валентин не обдал Дика горным холодом, юноша не утерпел бы и вскрыл письмо немедленно, а Придд стал бы лучшим другом, но теперь о братании не могло быть и речи. Ричард, беря пример с Первого маршала Талига, нарочито медленно поднял голову и посмотрел собеседнику в глаза:

– Говорила ли известная нам особа что-либо относительно ответа?

– Нет, – Валентин зол и обижен. Ему не хотелось отдавать письмо, но пришлось.

– В таком случае благодарю вас за оказанную услугу. Вы очень любезны.

– Не стоит, – Придд поднялся, – вы мне ничем не обязаны.

– Повелители Скал сами решают, кому и сколько они должны, – неторопливо произнес Ричард и тоже поднялся. – Надеюсь в ближайшем будущем отплатить вам любезностью за любезность.

Они холодно поклонились друг другу и разошлись, к явному огорчению трактирщика, впрочем, утешившегося брошенным Диком таллом. Слова благодарности и восхваления щедрости молодого господина убедили Ричарда в том, что Валентин не счел уместным порадовать хозяина хотя бы суаном. Спруты всегда слыли скупцами, причем заслуженно.

Это последняя встреча не врагов. Друзьями или, хотя бы единомышленниками, они никогда не станут

@темы: "Валентин Придд", "ОЭ"

---

Страшная тайна Люпина

ГП и УА я, честно говоря, читала не очень вдумчиво и слова Люпина о том, что Снейп раскрыл его секрет, а потому он вынужден покинуть Хогвартс приняла на веру. Меня несколько покоробило, что Люпин подливает масло в огонь вражды Гарри с учителем (от которого зависит его поступление в Аврорат). По сути, он подтолкнул ребенка к мести, которая ударила бы по нему, хотя бы тем, что он не получил необходимых знаний. Дать Снейпу в нос лично было бы как-то более по-мужски. Если же Люпин верит, что Снейп завистливый, мстительный негодяй и, в действительности, верен Волдеморту, было бы мудрее предостеречь Гарри от конфронтации.
Позже я наткнулась на заявление Роулинг, что Люпин жил на деньги Джеймса, так как из-за ликантропии не мог найти работу. Вот тут я задумалась и стала вспоминать его рассказы. Он говорил, что Фенрир Грейбек выбрал его неслучайно, из-за конфликта с отцом Ремуса. Ребенком он долго лечился, видимо, официально, следовательно факт нападения и заражения был зарегистрирован. Ремус думал, что письмо из Хогвартса не придет, но Альбус Дамблдор, только что назначенный директором, принял его в школу. Здесь очень любопытный момент - почему из всех жертв Фенрира АД заинтересовал только Ремус? Не был ли Люпин -старший - человеком Дамблдора в МинМагии, каким позже стал Артур Уизли? К сожалению ответ на этот вопрос мы вряд ли узнаем.
В Мунго, в Отделе по надзору за темными тварями, в организации, рассылающей письма (будь это отдел образования или канцелярия Хогвартса) о болезни Ремуса знали, скорее всего не было это тайной и для Попечителей. Похоже, Ад, согласившись занять пост директора выторговал себе карт-бланш. В частности, он отменил физические наказания и карцер, ну и оборотня принял. Учителя Хогвартса и мадам Помфри были в курсе (для Люпина не придумано убедительной легенды, он врал друзьям так неумело, что 12-летние мальчишки не поверили, однако учителя вопросов не задавали). Далеко не все были людьми АД, в частности, Гораций Слагхорн вряд ли держал рот на замке, а учитывая семерых преподавателей защиты, к окончанию Хогвартса тайна Люпина стала секретом Полишенеля. Видимо. была достигнута договоренность, что детям о ликантропии одного из учеников не сообщалось, хотя, возможно, чистокровные рассказали своим отпрыскам, на всякий случай, а в неведении остались магглорожденные, да живущий среди магглов Снейп. Хотя он, как раз, мог знать правду о Люпине, но его источник информации не имел авторитета в глазах Лили, а потому он и полез в туннель - добывать доказательства.
Итак, Люпин закончил Хогвартс, но работу найти не смог. Странно, когда он преподавал, учителя от него не шарахались, хотя, по его же словам, все знали. и в Ордене Феникса к Люпину относились без предубеждения, так, неужели, если бы выпускник попросил помочь в трудоустройстве, никто бы не откликнулся? Я полагаю, Люпину предлагали такие места, которые его не устраивали - недостаточно престижные, с определенными требованиями, возможно. неофициальные. А вот сокурсники, скорее всего, не хотели иметь с ним дела - помнили, каким он был старостой! Джеймс Поттер другу помог, но он не ссудил ему деньги на открытие собственного дела, не организовал совместное предприятие, не нанял его управляющим - он взял Люпина приживалкой. Сложно сказать. устраивало это Ремуса, или он попросту смирился, как мирился со своей ролью карманного старосты, но никакого желания участвовать в судьбе сына своего друга и благодетеля не проявлял.
Волдеморт не мог не знать о ликантропии Люпина. Помимо источников в Министерстве, он имел сведения непосредственно от Фенрира, а позже от Петтигрю. Будь пребывание оборотня в Хогвартсе тайной, он раскрыл бы ее для дискредитации Дамблдора, чего не случилось.
Похоже, до приглашения в Хогвартс Люпин перебивался случайными заработками, но как могли пригласить оборотня преподавать? А давайте вспомним. чем закончилась вторая книга - Дамблдор вернулся в школу победителем, Люциус Малфой потерял место в Совете Попечителей, те, кто его поддерживал умоляли АД простить их, потому что их семьям угрожали. Может быть, кому-то и угрожали, но других просто купили, а кто-то наверняка был солидарен с Малфоем. В общем, спорить с Дамблдором никто на тот момент не мог, вот Люпин и стал преподавателем. Я думаю, от Снейпа потребовали определенных гарантий, что его Зелье обеспечит безопасность учащихся. (Эх, написать бы фвнфик, как Снейп клянется честью Мастера Зелий, и, когда Люпин пренебрегает приемом лекарства, сообщает в Гильдию Зельеваров, дабы обезопасить себя от ложных обвинений и потери звания Мастера!)
Люпин не только подверг всех учеников опасности, он подставил Снейпа, которому не удалось бы доказать, что он сварил Зелье и сварил правильно, это оборотень поступил безответственно. Я думаю, Снейп потребовал увольнение Люпина, нарушившего контракт, но АД, как всегда, вступился, и тогда Снейп через его голову сообщил Совету Попечителей, а до кучи рассказал ученикам, чтобы они надавили на родителей.Ну, в самом деле, если бы ликантропия Люпина была тайной, неужели, дело удалось бы замять его увольнением? Дамблдора обвинили бы в том, что он незаконно принял на работу опасное существо. Его недоброжелатели раздули бы великолепный скандал. Если же Люпина приняли на работу законно, с согласия Совета Попечителей, при условии соблюдении определенных норм безопасности. которые он не выполнил, тогда, понятное дело, оказалось достаточно его увольнения.

@темы: "ГП", "гербарий"

---

ОЭ. Поразмыслить.

Повелители Скал (Окделлы) - дети Закаты и Полуночи, стражи Северо-Запада;
Повелители Ветров (Борраска, Алва) - Восхода и Полудня, стражи Юго-Востока; тогда
Повелители Молний (Маррикьяре, Эпинэ) - Заката и Полудня, стражи Юго-Запада;
Повелители Волн (Придды) - Восхода и Полуночи, стражи Северо- Востока.
А по карте Надор - северо-восток, Придда - северо-запад; Кэналлоа - юго-запад, а Эпинэ - юг. Не поняла.

Вот оно что! Сейчас мало кто помнит, что до принятия эсператизма Вараста принадлежала Повелителям Ветров, затем давшие провинции свое имя герцоги Борраска вымерли от морового поветрия, а их земли были заброшены и прокляты. (От войны до войны) Вараста - юго-восток, Эпинэ - западнее, следовательно, юго-запад.
Север завоевывали и перетасовывали, видимо.

Наш великий предок Франциск в память о крови, пролитой за него Первым маршалом Талига Рамиро Алвой, учредил ритуал вступления преемников Рамиро в должность. Пять лет назад ты перед лицом Создателя поклялся кровью быть щитом Талига и отдать жизнь за жизнь короля.
А вот и упоминание о клятве Рокэ!

– Государь, моя кровь и моя жизнь принадлежат Талигу и его королю!

небо, вернее, солнце сошло с ума. Низкое, предзакатное, оно оказалось внутри двух радужных кругов, сверху и снизу к которым примыкали блестящие полукружия. Ровно посредине солнечный диск прорезала странная белая полоса. Там, где она пересекала круги, сияли еще четыре солнца, их бока, обращенные к главному светилу, были красны, как раскаленное железо, над бо?льшим кругом виднелись туманные очертания короны, а внизу проступало что-то, напоминавшее сверкающий щит.Солнце медленно склонялось к кромке дальнего леса, становясь по-вечернему алым. Из-за ложных солнц протянулись длинные и узкие световые столбы с поперечными перекрестьями, напоминающие гигантские рыцарские мечи. Их лезвия наливались кровью, постепенно разворачиваясь кверху, а само небо становилось льдисто-зеленым, радуги выцветали, превращаясь в слепящие снежные кольца.

Сотни людей зачарованно смотрели на чудовищный закат. Первым за горизонт ушел щит, затем наступил черед ложных солнц, украшавших рукояти закатных мечей. Остались лишь клинки, неудержимо стремившиеся друг к другу. Мечи столкнулись, когда погасло настоящее светило, разрубив слепящее, украшенное короной полукружие. На мгновение над темнеющими далями вспыхнуло истекающее кровью сердце, вспыхнуло и исчезло, осталась лишь багровая пламенная стена, и почти сразу же на башне Франциска отзвонили восемь раз.


Клинок был совсем простым, но рукоять украшал довольно грубый узор из странного вида завитков, в центре каждого был вставлен отшлифованный самоцвет, а навершие венчал тусклый лиловатый кристалл, похожий на покрытый бельмом глаз какого-то животного. Маленьких камней изначально было двадцать – четыре побольше и шестнадцать размером с горошину; осталось двенадцать, семь, судя по тому, как потемнели оставшиеся от них лунки, исчезли в незапамятные времена, а один выпал совсем недавно.
Так, навершие - Ракан, четыре камня побольше - Повелители Стихий, 16 размером с горошину - их кровные вассалы (?) - вместе Совет эориев. К приходу Оллара их, по-моему оставалось 13.

Рокэ о камнях на мече:

- У каждой Силы было четыре ипостаси – Рассветная, Полуденная, Закатная и Полуночная, или, если так тебе больше нравится – Весенняя, Летняя, Осенняя и Зимняя. Потому у нас и месяцев шестнадцать, по четыре на каждую силу, а значит, на каждый дом.
Выпал карас - камень Скал, неудивительно, что Дик его нашел. Почему снова потерял? Быть может, потому что утаил?


Безумно люблю вот это:

– В первый раз я увидел Моро случайно, – герцог протянул юноше бокал, – ему было четыре месяца. Парнишку собирались убить, чтобы он со временем не стал убийцей. Так, на всякий случай… Я его взял, хотя меня усиленно отговаривали. Мы вместе шестой год, и пока оба живы.

Это ведь и о Дике, а он не понял.

@темы: "ОЭ"

---

Снейпотонкс.

Пусть придет что-нибудь.

Глава 6. Аудиенция у Оза (часть 1 - ретроспектива).

«Оз, великий и ужасный! Отправил маленькую девочку на войну с могущественной колдуньей,» - Тонкс негодующе фыркает, погасший камин остается безучастным. Она – не маленькая девочка! Она – аврор, боец Ордена Феникса! Борьба с Мраком – ее долг, ее судьба! Она выбрала Путь и не свернет с него!
Тонкс торопится на встречу с Главой Аврората, по совместительству Министром Магии. Коридор плавно загибается влево, вызывая легкое головокружение и нехорошее подозрение о бесконечном блуждании вокруг некой недостижимой точки. Мягкий, густой ворс ковра глушит звуки, не слыша привычного цокота каблуков, Тонкс все ускоряет шаг, почти бежит. Ее огненная шевелюра проносится в зеркальных отражениях хвостом кометы.

На самом деле, зеркала на стенах – не элемент декора, а чувствительные артефакты, они улавливают магию, и в Министерство теперь не проникнуть под заклятием или с зачарованным предметом. Тонкс частенько застревает в коридоре, наблюдая, как в отражении размывается личина и проступает настоящий облик. Но не сегодня! Сегодня она обижена и разозлена! Сколько можно выставлять ее маленькой девочкой?! Она не маленькая! И не девочка! Тонкс останавливается, вспыхивает и сердито топает ногой – в ушах явственно звучит ехидная реплика о непорочном зачатии.

Она – не девочка, а боец! Она едва не погибла, потеряла мужа, отца, счастье! Ее жизнь распалась на две неравные части. Первая залита солнечным светом, наполнена смехом, движением, полетом. Там шутит отец, мама прячет улыбку за напускной строгостью, Ремус робко касается ее руки… Там осталась беспечная, смешливая девчонка. Она погибла в Битве за Хогвартс. Пусть, через месяц ее тело вернулось к жизни, но ее радость, ее любовь, ее душа умерла вместе с мужем! Отныне мир Тонкс сер и уныл, как пасмурное небо за окном больничной палаты.

Очнувшись, она не могла вспомнить, как ее ранили, как проходила Битва. Ей сказали, что война закончилась, Гарри Поттер победил, и теперь все будет хорошо. Про Ремуса не говорили. Тонкс догадалась сама. Если бы он не мог прийти из-за ранения, ей бы сказали, а раз молчат – значит… Значит, его больше нет.

Она бездумно смотрела в окно на нескончаемый моросящий дождь, куда-то спешащих людей. Они наклоняли головы, пряча лица, ежились под тонкими летними куртками, шарахались от летящих из-под колес брызг… А Тонкс не могла встать с койки, не могла поднять руку. Слова давались ей с трудом, и эти усилия выматывали почти до обморока. Она проваливалась в зыбкий ненадежный сон без сновидений, и незаметно выплывала из него. Зелья, которыми ее накачивали притупляли не только физическую, но и душевную боль. Тонкс затягивала вязкая трясина безразличия, мысли и чувства гасли, не успев оформиться, сопротивляться не было ни сил, ни желания.

Сырое, пасмурное лето сменилось холодной дождливой осенью. Ее выписали из больницы, отменили обезболивающее, и Тонкс поняла, что вялое безразличие вовсе не так уж плохо. Болело все, кажется, даже ногти и волосы. Она перебиралась из кровати в кресло и, сцепив зубы, отдыхала прежде, чем рискнуть добраться до дивана. Она училась самостоятельно есть, с трудом удерживая столовые приборы в дрожащих руках, училась ходить, говорить…

Тед реагировал на нее с безличной доброжелательностью благополучного ребенка, он забыл ее, отвык. Глядя на него, Тонкс не могла удержаться от слез. Все должно было быть не так! Она, Ремус и Тед были семьей. Они должны были быть вместе! Но Ремус мертв, Тед прижимается к бабушке, а сама Тонкс не может удержать на непослушных руках сына. Малыш выпячивал нижнюю губу, кривился и разражался ревом. Андромеда поспешно уносила его, а потом долго выговаривала дочери. Тонкс кивала – мать была права, конечно, права. Сама она держалась, значит, это возможно. Как в детстве, Тонкс чувствовала себя нелепой, бестолковой, нескладной... Она не может взять себя в руки, собраться, подумать о будущем. Не может сходить на могилу мужа и проститься с ним!
На кладбище Тонкс попала только на годовщину. Пришла, несмотря на запреты целителей, стояла, пошатываясь, смотрела на могилы детей, так и не закончивших Хогвартс. Она поклялась себе, что у Теда будет другое будущее, ему не придется выходить на битву из-за школьной парты. Они очистят Британию от всякой мрази! Тед будет жить в мире без насилия, без войн. Это ее долг!

Тонкс с остервенением занялась восстановлением, она покорно пила зелья, соблюдала диету, режим, тренировалась до изнеможения. Вернуть физическую форму оказалось нелегко, но добиться официального признания сложнее. Тренировки перемежались бесконечными осмотрами и тестами, наконец, комиссия, выдала заключение, и Тонкс восстановилась в Аврорате. Вот только к оперативной работе привлекать ее никто не спешил. Бывший коллега по Ордену Феникса Кингсли Шеклболт, ослепительно улыбаясь, плел словесные кружева и заваливал административной работой. Друзья-авроры расписывали восхитительные перспективы карьеры пресс-секретаря и архивариуса. Только Эд, возглавивший к тому времени Отдел, безоговорочно поддержал Тонкс и взял к себе.
Эд Браун – настоящий друг! Надежный, искренний, понимающий, он ужасно похож на Ремуса, на того Ремуса, которого не кусал оборотень. Тонкс уверена, что он бы мог также открыто улыбаться, легко заводить разговор, мог бы, не будь того полнолуния. Но полнолуние было, были рваные раны, были мучительные трансформации, годы притворства, и лицо Ремуса избороздили ранние морщины, волосы подернулись сединой, улыбка стала несмелой, взгляд печальным, движения нерешительными. Тонкс неловко, что она будто бы осуждает Эда за его благополучие, представляя Ремуса таким же, как он, поэтому ей легче беседовать с шефом через зеркало. Сейчас он ее связной, единственный, кроме Шеклболта, кто знает о ее задании. По крайней мере, в одном Тонкс уверена – Эд всегда ее поддержит и прикроет.

Жаль только, Кингсли взял охрану Снейпа под свой непосредственный контроль, будто у Министра Магии и главы Аврората мало проблем и избыток свободного времени! Почему же он предложил именно ей выполнять обязанности телохранителя? После того, как два месяца отказывался привлекать к оперативной работе, неожиданно осчастливил миссией важной и опасной?

@темы: "Снейпотонкс", "мои фанфики"