Нелюдь в Кэртиане

Я вдруг вспомнила сборник фантастических повестей года 1991 - 93. Сейчас не помню ни имени автора, ни названий, но одна история просто встала перед глазами. Несколько лет назад что-то произошло и часть людей превратила в кровожадных чудовищ, оставшиеся люди ведут с ними отчаянную борьбу. "Год назад мы дрались на побережье, а теперь нам радостно сообщают, что передовые отряды видят море". Но самое страшное то один, то другой из соратников превращается в чудовище - растут когти, клыки, он бросается на товарищей. Таких, конечно, убивают. Но герой с тоской отмечает, что в ходе ожесточенных боёв им всем приходится дважды в день стричь ногти. В общем подводится мысль, что превращение провоцирует запредельный уровень агрессии.
И я чётко понимаю, что бы ни действовало в Кэртиане, оно воздействует на всех - кто-то становится бесноватым, но те, кто эту бесноватость ощущает, они тоже уже не люди.

@темы: "ОЭ"

---

Фанфик по СБ

Благодаря Санта Барбаре я узнала о состязательном судебном процессе. Примерно в то же время я прочла детективы Эрла Стенли Гарднера и определила свой любимый подвид жанра. Обожаю судебные детективы , построенные на юридических уловках! К счастью, англосаксы снимают неплохие фильмы, такие как "Гражданский иск" с Траволтой, "И правосудие для всех" с Аль Пачино, "Мой кузен Винни", телесериалы - мой любимейший "Закон и порядок", "убойный отдел" (этот о полицейской рутине, но столь же внимателен к процедуре. что для меня главное); "Хорошая жена", "Юристы Чикаго. Разумеется, я с наслаждением читаю романы Гришема. А начало всему положила именно Санта Барбара и Мейсон, который покорил меня в роли помощника прокурора. Наверное, самая любимая тема сериала - взаимодействия Мейсона, как работника прокуратуры, и полицейского Круза. Увы. по законам жанра, она осталась недоосвященной. И пытаюсь восполнить недоданное фанфиками.
"Я не стану добычей вороной" - первый макси-гет, который у меня получился. Первые три главы относятся к 100-м сериям сериала (у нас не показывали). В Санта Барбаре некий маньяк убивает светловолосых девушек и оставляет рядом цветок гвоздики. Джо Перкинс, Круз Кастильо и Мейсон Кепвелл догадываются, что это Питер Флинт - бывший жених Келли, который пытался застрелить Джо и пережил клиническую смерть. но доказать не могут. Вероника - бывшая секретарша Питера и бывшая подружка Мейсона - заподозрила его, она попыталась поговорить с Мейсоном, но тот обиженный на ее предательство слушать отказался. Питер понял, что раскрыт, убил Веронику, засветился в кинотеатре, потом позвонил Мейсону и включил магнитофонную запись с криком Вероники. С того момента, как Мейсон и Круз прибывают на место преступления начинается повествование.
Настоящее имя Питера - Антонио Фьорно, он был мальчиком по вызовы в заведении Джинджер. Потом работал учителем физики в школе Санта Барбары. После помолвки с Келли стал управляющим Кепвелл-отеля. Потом попытался убить Джо Перкинса, был тяжело ранен, пережил клиническую смерть, угрожал Мейсону дать против него показания, якобы видел, как тот убил своего сводного брата Ченнинга, но сторговался за снятие обвинений в покушении на Джо и четвертую часть наследство. Ирония была в том, что Си Си Кепвелл уже узнал от Келли об обвинениях Питера и наследства Мейсона лишил. То есть тот передал шантажисту четвертую часть от нуля, а Питер описал убийцу, как незнакомца. М-да, все сложно

Я не стану добычей ворона.

Рейтинг: R
Жанры: Романтика, Ангст, AU
Размер: планируется Миди
Основные действующие лица: Мейсон Кэпвелл, Круз Кастильо, Мэри Дюваль.
Пейринг: Мейсон/Мэри; Круз/Иден

Глава 1. Вероника.

Мейсон не мог оторвать взгляд от мертвого тела. Вероника! Как же так? Почему? Совсем недавно он говорил с ней... Отказался говорить. Она хотела рассказать о чем-то важном. О преследователе? Угрозах? Быть может, выслушай он ее, Вероника была бы жива. Эта мысль полоснула, словно ножом. Собственная обида показалась чем-то мелким и никчемным. Он чувствовал себя одураченным, униженным, злился на нее, не хотел больше иметь с ней дела, но не желал смерти. Ни на секунду. Но она мертва. Вероника погибла, потому что он не захотел ее слушать, лелея свое горькое чувство. Она же надеялась на него! Набрала ЕГО номер. Он подвел ее, опоздал...
Голос Круза заставил очнуться. Мейсон не сразу понял, что сказал инспектор. Осмотр... улики... Ах, да! Они же здесь не просто так, а как представители системы правопорядка.
Точно сомнамбула Мейсон обошел ванную комнату, пересек гостиную и остановился у дивана. Бездумно переложил подушку. Под ней лежали исписанные листочки и конверт. Черновик письма? Глаза Мейсона расширились - он увидел свое имя. Письмо, которое писала Вероника, было адресовано ему. Конверт оказался не заклеен. Он вытряхнул содержимое на диван. Ключ с шифром отеля. Не номер, подсобное помещение. Чистовика не было. Видимо, Вероника не успела его дописать. Листочки исчерканы, густо замазаны корректором, строчки прыгали, сбивались, обрывались на полуслове. И повторялось, повторялось: "Мейсон, я должна рассказать тебе..." Что рассказать? Убийца не дал ей закончить.
Услышав шаги Круза, Мейсон спрятал, ключ, конверт и письмо во внутренний карман.
***
Мейсон в который раз перечитывал незаконченное письмо Вероники, пытаясь сложить разрозненные, путанные фразы в связный рассказ.
Мейсон, я должна рассказать тебе... Я хочу объяснить... Я понимаю, ты не простишь... Я бы не простила... Ты говорил, что самым ужасным считаешь сомнение в том, кто предан. Ты доверял мне, но я... Я тебе не верила. "Чудовище с ледяными глазами" - это твои слова, я тебя таким и считала. Не думала, что у тебя есть сердце, что ты можешь чувствовать, страдать, мечтать... Когда поняла, было поздно... Если бы я узнала тебя раньше... Я не думала... Но я все равно помогала бы Лайонелу! Он спас моего брата. Ты, как никто другой понимаешь, что значит семья. Лайонел - хороший человек, правда. Он не требовал от меня ничего, я сама вызвалась ему помочь. Возможно, если бы я тебя знала, я бы доверилась тебе. Но я не могла. Ты угрожал Лайонелу. Я опасалась тебя, притворялась. Отдала кассету... Я не хотела, чтобы с тобой из-за нее случилось что-то плохое. Потом, когда ты стал мне дорог... Пойми, я не могла сказать, что предавала тебя, но больше не буду этого делать! Я уже знала - ты не станешь мне мстить, если я откровенно признаюсь. Но доверять мне уже не сможешь. Я боялась потерять твою дружбу и продолжала лгать. Я запуталась. Я пыталась остаться другом и тебе, и Лайонелу. Он не хотел заставлять меня выбирать... Мейсон, наверное, только ты можешь понять меня! Ты же знаешь, как страшно довериться кому-то, как сложно быть искренним, как больно потерять доверие из-за собственных проступков. Мне так жаль, что я не знала тебя раньше! Эта кассета... Я отдала ее Лайонелу, но запись делал Питер. Он очень разозлился из-за того, что кассету использовали помимо него и безрезультатно. Он тебя ненавидел, и я его понимала - ты был с ним просто ужасен! Ты ведь и на меня внимание обратил, лишь для того, чтобы подразнить его? Я очень разозлилась тогда... Нужно было отказаться от свидания, ты бы нормально отнесся к этому, правда? Теперь я знаю... Питер казался таким милым, несчастным - мне было жаль его... Мейсон, я же хотела сказать, что Питер меня пугает! Он стал таким странным. Его взгляд... Не могу описать... Когда я заговорила с ним об убитых девушках, у него стало такое лицо... Как неживое. Не понимаю... Мне страшно находиться рядом с ним. Мейсон, я поняла, что совсем не знаю Питера. На что он способен...
Тасуя фразы и так, и эдак Мейсон не мог выжать из письма информации больше, чем в нем было. Вероника не объяснила, почему заподозрила Питера. Возможно, и сама этого не понимала. Почувствовала неладное. Поговорила с ним. Умерла. Ее смерть придавала весомость эфемерным подозрениям, переводила их из сферы воображаемого в реальность. Мейсон не мог отмахнуться от них, как от ничего не значащих фантазий. Вероника погибла после того, как поговорила с Питером Флинтом об убийствах. И, весьма вероятно, в следствии этого.
Убийца с гвоздиками, терроризирующий Санта Барбару... Был ли он еще одной личиной Антонио Фьорно? По причинам личного характера эта версия Мейсону очень импонировала. Ненавидимый им человек оказался не просто беспринципным лжецом, но и кровавым маньяком. Доказательств, к сожалению, не было. Не было! Подозрения Перкинса таковыми не являлись, как и его собственное убеждение. Мейсон знал, что Круз Кастильо, стремясь найти подтверждение правоте друга, буквально перерыл места преступлений. И не нашел ровным счетом ничего. Ничего, что можно было бы привязать к Питеру Флинту. И ничего, что указало бы на кого-то другого. Флинт оставался единственным подозреваемым, и алиби у него не было. Но не было и его следов. В деле Вероники имелись его отпечатки пальцев в квартире, показания свидетелей. Однако у него было алиби, которое обесценивало все косвенные улики. Отпечатки могли быть оставлены раньше, свидетели говорили лишь об изменившемся отношении Вероники. Телефонный звонок позволил установить время ее смерти с точностью до минуты. Как раз тогда Питер Флинт находился в кино, его видели Эми и Марисса Перкинсы. Мейсону было известно, что Джо перепроверил и убедился - невозможно доехать от квартиры до кинотеатра меньше, чем за четверть часа. Флинта видели сразу после звонка. Мейсон уже был готов поверить, что он сам ошибся, однако, его собственный звонок в полицию был зафиксирован в деле. Питер Флинт каким-то образом сумел организовать свое алиби. Быть может, ошиблись Перкинсы?
Был еще ключ от бельевой комнаты отеля. Она располагалась позади президентского номера, и, открывая дверь, Мейсон уже догадывался, что увидит. Небольшое помещение с ровными стопками белья на полках не отличалось от ему подобным ничем, кроме откидной заслонки, похожей на те, что закрывают раздаточные окна. За ней в самом деле было окно с прекрасным видом на номер. Мейсон мысленно перевернул картинку - на этом месте висело зеркало. Как просто! Даже изящно. Флинт обошел его. При мысли, что за ним наблюдали, как за подопытной крысой, его охватывало холодное бешенство. Ненависть к Флинту требовала конкретных действий.
Мейсон сжал гудящие виски. Еще одна бессонная ночь. Скачущие по кругу мысли. Подозрения, улики, алиби, невозможность ареста... Угроза. Вязкая ненависть. Незатухающая, как зубная боль, тревога за сестер. Обжигающее чувство вины. Он не выслушал Веронику... Она надеялась на него, звонила ему, а он не успел прийти на помощь. Позволил ей умереть. Едва не погибла Иден. Если ничего не сделать сейчас, жертвой может стать Келли... Но что сделать? Что? Как опровергнуть алиби Флинта? Алиби, которое он сам подтвердил...

Глава 2. Дело убийцы с гвоздиками.

Круз положил папку на стол.
- Ничего, - подвел итог Мейсон Кепвелл. - Полная, абсолютная пустота.
Он был совершенно прав. За последние сутки Круз опросил добрую сотню свидетелей, облазил на коленях весь кинотеатр, перетряхнул квартиру убитой, до ряби в глазах смотрел на фотографии, но не обнаружил ничего.
- Убийца нанесет следующий удар, - задумчиво произнес Мейсон, садясь на стол. - Возможно он совершит наконец ошибку, - от этих слов Круза передернуло. - Криминалистика утверждает, что серийные убийцы рано или поздно оставляют следы или попадают в поле зрения свидетелей, и тогда их ловят. Или не ловят. Личность Джека Потрошителя не установлена до сих пор, как и...
- Только не нужно статистики! - взмолился Круз.
- Какой процент серийных убийц избегает наказания? На какой по счету жертве обычно прокалываются? - охотно отозвался Мейсон.
- Новой жертвы быть не должно!
- Она будет, если ничего не предпринять. И следующей может стать Келли.
- Так полагает Джо, - похоже в этом вопросе Кепвелл и Перкинс были солидарны. Они оба боялись.
- Если убийца - Питер Флинт.
- Так считает Джо, - повторил Круз.
Он и сам так думал, но...
- У него есть алиби, - Мейсон озвучил его мысли. - Если бы не это, его можно было бы арестовать.
- Мы его допросили, - напомнил Круз, - он от всего отказывается.
- В камере Антонио Фьорно стал бы более покладистым, - хищная улыбка не оставляла сомнений, что сокамерники получили бы исчерпывающие сведения о биографии бвышего мальчика по вызову.
- Его пришлось отпустить.
- Пришлось. Из-за алиби.
- Я не пойму, к чему ты клонишь? - Круз потерял терпение.
- Клоню? - Мейсон удивленно вздернул бровь. - Я жду, когда полиция предоставит мне хоть что-нибудь, с чем можно было бы, если не идти в суд, то хотя бы выдвинуть обвинение.
В общем-то замечание было справедливым. Но Круз не мог принять снобистский взгляд на полицейских, как на чернорабочих, в поту и грязи долбящих горную породу, для того чтобы вручить добытый камешек джентельменам в пошитых на заказ костюмах, которые будут вертеть его холеными пальцами, оценивать, принимать решение. Он отвел глаза - вид Мейсона, который мог служить эталоном холеного сноба в элегантном костюме, мешал успешно бороться с закипающим гневом - и ответил практически вежливо.
- Мы работаем.
- Похвально. Надеюсь, увидеть плоды ваших трудов.
Дверь за ним закрылась. Круз глубоко вздохнул. Общение с Мейсоном хорошо закаляло нервную систему - казалось, Кепвеллу доставляло удовольствие мимоходом задевать болевые точки. Приходилось постоянно быть начеку, отбивать внезапные острые выпады, разгадывать изощренные ребусы. Однако он бы солгал, сказав, что предпочел бы работать с кем-то другим. Нет, Круз с легким удивлением отметил, что в профессиональном плане все складывалось неплохо. По крайней мере, он не замечал саботажа в целях далеких от правосудия, на который регулярно жаловались коллеги. Если Мейсон чего-то не делал, то не из конъюктурных соображений, а вот как сейчас, когда у Флинта БЫЛО алиби. И доказать, что алиби фальшивое - его, Круза, задача.
Он повернулся к столу, намереваясь еще раз просмотреть материалы дела, и застыл на месте - папки не было. Круз глянул на пол - быть может, упала - ничего. Он провел ладонями по поверхности стола, словно мог обнаружить ее на ощупь. Потом выдвинул по очереди все ящики, хоть и помнил, что не открывал их. Остановился. Нужно вспомнить последовательность! Он положил папку на стол, справа, ближе к краю. Потом на стол сел Мейсон, заслонив ее. Они разговаривали. Недолго. Круз глянул на часы - минут десять. Потом Мейсон ушел, и он дошел с ним до двери.. К столу вернулся не сразу, но из кабинета не выходил, и никто не заходил к нему.
Круз еще раз просмотрел содержимое ящиков, заглянул под стол, с отчаянья поднял жалюзи, как будто папка могла чудесным образом переместиться на подоконник. Ее, разумеется, не было. Зато лежал конверт. Незапечатанный. Круз вытащил из него ключ. Конверт был надписан летящим почерком Мейсона: "Бельевая за президентским номером. Сегодня, 18.30".
***
Остаток дня Круз потратил на поиски Мейсона, который словно сквозь землю провалился. К шести часам вечера он смирился с тем, что первый ход в этой партии не за ним, и отправился в отель. Ключ подошел к замку указанной бельевой. В глаза бросался шикарный вид на президентский номер. Кепвеллы! Круз тяжело вздохнул и сел на приготовленный для него стул. Взял стоявший на полке миниатюрный магнитофон, проверил кассету. Минутная стрелка его наручных часов подбиралась к половине седьмого.
В восемнадцать двадцать девять дверь номера открылась. Вошел Питер Флинт. За ним следовал Мейсон.
- О чем ты хотел поговорить со мной, Кепвелл?
- Присядь. - Мейсон обогнул Питера, положил на диван кейс, подошел к бару.
Флинт мельком взглянул на диван, но остался стоять.
- Виски, коньяк? Быть может, бокал вина?
- Из твоих рук? Ну, уж нет, больше ничего!
- Все честно - наливаю у тебя на глазах! - Мейсон жестом ярмарочного фокусника продемонстрировал бокал и бутылку. - Ты же не думаешь, что коньяк может внезапно потерять свои свойства?
- После того, как из моих рук испарилось сто тысяч годового дохода, я думаю, что возможно все.
- Все еще злишься? - удивленно осведомился Мейсон. - Напрасно. Ты согласился на сделку. Я честно выполнил условия - передал тебе четвертую часть своего наследства...
- Четвертую часть от нуля!
- ...И снял с тебя обвинение в покушении на Джо Перкинса. Разве свобода - не самое ценное в жизни? - Мейсон наполнил два бокала и протянул один Питеру. - Разумеется, после самой жизни.
Флинт предложенный напиток проигнорировал. Он скрестил на груди руки и явно ждал продолжения. Мейсон чуть склонил голову к плечу, поставил лишний бокал на стол и сделал долгий глоток.
- Превосходно! Ты зря отказываешься, Питер.
- Твои предложения не внушают мне доверия.
- Ты не ценишь свободу, - печально вздохнул Мейсон, - не ценишь жизнь... Тебя ждет электрический стул, Питер, - неуловимым жестом он вынул цветок белой гвоздики и поставил его в нетронутый бокал..
Круз впился взглядом в лицо Флинта. Он дрогнул! На одно крошечное мгновение дрогнул - в глазах плеснулся ужас, губы искривились... Но тут же взял себя в руки. Прищурившись, посмотрел на Мейсона.
- Опять? Меня допросили, проверили алиби... Это уже начинает походить на преследование, прокурор!
- Ты же не в участке - мы беседуем в лучшем номере прекрасного отеля. Какое преследование?
- Чего ты добиваешься, Кепвелл?
- Я предлагаю тебе сесть, выпить этот великолепный коньяк - или ты предпочитаешь вино? - поговорить... О Веронике.
- Вероника была моей секретаршей, - с готовностью сказал Питер, садясь на диван. - Она была мне предана, а ты преследовал ее, домогался, используя служебное положение. Она ненавидела тебя!
- И рассказала о небольших улучшениях, которые ты внес при ремонте. Да, я имею в виду это сквозное зеркало. Она предупредила меня о кассете и подтвердила мою версию. Ты за это ее убил? - внезапно тон Мейсона стал резок.
- Я не убивал Веронику, - Питер смотрел ему прямо в глаза. - У меня есть алиби.
- Правда? У тебя было достаточно времени, чтобы добраться до кинотеатра и попасться на глаза Перкинсам. Двадцать минут...
- Какие двадцать минут?!
- Так указано в деле. Теперь, - Мейсон достал из лежащего на диване кейса папку и продемонстрировал ее Питеру.
- Вы собираетесь фальсифицировать доказательства?! Кастильо не пошел бы на это!
- Кастильо? Будит лучше хранить секретные документы.
- Ты! - Питер вскочил на ноги, сжал кулаки. - Ты не можешь!
- Почему же? - почти промурлыкал Мейсон. - Я уже это сделал. Я знаю, что ты - убийца, что твое алиби - фальшивое. Нет разницы, каким образом я отправлю тебя на электрический стул.
Взгляд Флинта метался по номеру, его губы побелели, дыхание стало прерывистым. Внезапно он успокоился, так резко, словно кто-то нажал переключатель.
- Зачем ты говоришь мне все это? - без интонаций произнес он.
- Я хочу предложить тебе сделку, - Мейсон очаровательно улыбнулся. - Твою жизнь в обмен на безопасность моих сестер и других девушек. Ты напишешь признание, - на стол лег лист бумаги и ручка, - В том, что убил Ченнинга Кепвелла, а я верну в дело прежние показания.
- Я не убивал Ченнинга, - все также монотонно произнес Питер. - Ты не можешь обвинить меня в этом.
- Я тоже не убивал его. Что не помешало тебе обвинить меня, - парировал Мейсон. - Рассуди здраво, Питер. За убийства девушек тебя казнят. А Ченнинг... Ты можешь написать, что он тебя шантажировал, угрожал, издевался... Напиши, что он набросился на тебя, и ты, защищаясь, схватил пистолет. Напиши, что он набросился с пистолетом, а ты его отобрал... Я не стесняю твою фантазию...
- Я думаю, признание напишешь ты, - голос Флинта оставался спокойным. - И мы, наконец, покончим со всей этой историей.
Мейсон насмешливо поднял бровь:
- Как ты собираешь заставить меня?
- Иначе я тебя убью! - Питер достал из внутреннего кармана пистолет.
Круз выхватил свой и сжался, готовый сорваться в любой момент.
- Плохой блеф, - Мейсон покачал головой. - Как я могу быть уверен, что ты меня не застрелишь, как только я напишу такое признание?
- Это твой единственный шанс, Кепвелл, - Флинт направил на него пистолет. Пиши или я выстрелю.
- До сих пор ты душил, Питер...
- Пиши! Мне уже трудно сдержать себя. Тебя я хочу убить, понимаешь? На самом деле хочу! Всей душой. Их не хотел... я плохо помню, как это было... Только Вероника... Ее я должен был убить - она догадалась, но мне... мне было жаль...
Круз сорвался с места. В одну секунду он достиг дверей президентского номера, рывком распахнул ее. Питер оглянулся на него. В расширенных глазах мелькнуло понимание, он снова повернулся к Мейсону. Два выстрела слились в один. Перескочив через рухнувшего Флинта, Круз успел добежать до Мейсона, который медленно оседал на пол. Он подхватил его, присел под тяжестью обмякшего тела. Крови не было видно. Странно. А лицо заливала смертельная бледность.
- Эй, ты в порядке? Что... - Круз почувствовал, что его ладонь испачкана чем-то липким. Красным. На темной ткани крови не видно! Он рванул пиджак, жилет. Светлая рубашка потемнела, пропиталась насквозь.
- Запись, - Мейсон прошептал едва слышно. - Сотри... лишнее... Признание...
- Конечно! Только молчи! - Круз скрутил полотенце, попытался зажать рану одной рукой, другой нашарил телефон. - Я сделаю.
Черт, черт, черт! Кровь не останавливалась! Он вызвал скорую, и снова попытался соорудить повязку.
- Твоя папка... - Мейсон закашлялся.
- Только молчи! - взмолился Круз. - Не разговаривай!
- Между... столом и стеной... - на губах выступила кровь. - Извини...

Глава 3. Последствия огнестрельных ранений.

Мейсон попытался открыть глаза, но веки показались ему неподъемными. Тела своего он не ощущал, словно оно растворилось в густом вязком тумане. Туман... размывает очертания, гасит звуки, опутывает серой непрозрачной пеленой. Убаюкивает. Уснуть и видеть сны...* Какие сны? Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят? Когда нет зрения, слуха, вкуса, обоняния, осязания... Осязание слабо напомнило о себе нежным прикосновением к пальцам правой руки. С невероятным усилием Мейсон приоткрыл глаза. Сквозь полуопущенные ресницы он видел расплывающееся в сумеречных тенях незнакомое помещение. Тут же обзор заслонило лицо Келли, одновременно, опечаленное, испуганное и растроганное.
- Мейсон?! О, Мейсон!
Он почувствовал, что кисть его слегка сжали тонкие пальчики. Значит, это Келли держала его за руку.
- Ты как?
"Никак", - Мейсон не успел произнести.
Келли вскрикнула:
- Ой! Не говори! Тебе нельзя, у тебя легкое прострелено.
"А-а. Понятно, почему так тяжело дышать, словно через вату".
- Ты можешь кивнуть?
Мейсон кивнул утвердительно.
- Тебе очень больно?
Он повернул голову вправо, на этом силы иссякли. Келли сжимала его кисть двумя ладонями, словно опасалась, что она ускользнет. Милый жест, ужасно трогательный.
- Правда? - недоверчиво спросила Келли.
Мейсон прикрыл глаза, подтверждая. В самом деле, больно не было. "Это еще наркоз не прошел", - охотно подсказал внутренний голос.
- Ты ужасно нас напугал, - Келли всхлипнула. - Не смей больше так делать!
Из ее голоса исчезло отчуждение и ядовитое презрение, ставшее привычными за последний месяц. Тревога и нежность ласкали душу, залечивая - оказывается, все еще кровоточащие - раны.
- Пожалуйста, никогда больше так не делай! - Келли прижала его пальцы к губам.
"Никогда!" - в этом он мог бы торжественно поклясться, но язык не повиновался. Лицо Келли дрожало и расплывалось перед глазами. Веки налились свинцовой тяжестью.
- Мейсон? Мейсон! - ее голос звучал, словно через толщу воды, все дальше, глуше... Его неумолимо затягивало в глубину омута.
***
Холодная тяжесть волны сковала движения, сдавила грудь, не позволяя сделать вдох. Темнота... Беззвучие... Надо открыть глаза... Пошевелиться, вырваться из плена... Открыть глаза... Открыть!
Перед Мейсоном простиралась безмятежная темная гладь, в ней отражалось затянутое серыми тучами небо. Из ртутной глубины выступало бледное лицо. Тонкая ткань, потемневшая, отяжелевшая от воды, клубилась вокруг. И в ее беспрестанном движении еще острее проявлялась неподвижность черт, сомкнутых век, застывших в страдальческой улыбке губ. Мейсон замер, не в силах оторвать взгляд от милого лица.
Белый цветок гвоздики упал на мокрые кудри. Мейсон поднял взгляд и увидел Лайонела Локриджа в белой рубашке с поднятым воротом и черном атласном жилете с целым ворохом гвоздик в руках. Белые, розовые, желтые, алые, почти черные... Он кидал их, и цветы медленно падали, укрывая покойницу.
- Красивые красивой, - четко произнес Лайонел, словно продекламировал со сцены. - Спи, дитя. Я думал, называть тебя невестой и брачную постель твою украсить. А не могилу.
Мейсон не смел пошевелиться.
- Трижды тридцать казней свались втройне на голову твою! - выкрикнул ему в лицо внезапно появившийся из темноты юноша. - Не надо! - прорыдал он, опускаясь на колени. - Погодите засыпать. Еще раз заключу ее в объятья.
Милые, знакомые черты угадывались в его лице, мужественном и суровом.
"Брат, - понял Мейсон, - которого спас Локридж.
- Кто тот, чье горе так выразительно; чья скорбь взывает к блуждающим светилам, и они, остановясь, внимают с изумленьем? - услышал он собственный голос.
- Иди ты к черту!
- Плоха твоя молитва, - зачем он говорит это? Зачем? Разве не разделяет его скорбь? - Ее любил я, как сорок тысяч братьев любить не смогут!
- Меньше, чем один любовник, - прозвучало за левым плечом.
Мейсон стремительно обернулся, но никого не увидел. Чернела землей свежевырытая могила, череп без нижней челюсти пялился пустыми глазницами...
- Прошу прощенья, сэр. Я был не прав. Но вы, как дворянин меня простите. Пусть знают все: я не желал вам зла. Ошибкой я пустил стрелу над домом и ранил брата.
- Простить? Забыть про смерть и ужас, нависший над сестрой? А меж тем - хоть дело не поправить похвалами - свет не видал таких сестер! Месть!
В руках брата сверкнула сталь клинка. Мейсон машинально сжал пальцы... на эфесе шпаги? Он не хотел смерти этого обезумевшего от горя мальчишки, только защищался. И пропустил удар. Клинок вошел в грудь, обжег невыносимой болью.
- Ты умерщвлен, и нет тебе спасенья. Всей жизни у тебя на полчаса. Рапира эта отравлена.
Яд растекался по венам горячей лавой.
***
Легкое прикосновение прохладных пальцев усмиряло жар, возвращало к жизни. Так могла утешать мама. Гладить по волосам, убирать прилипшие к влажному от испарины лбу пряди. Мейсон понимал, что ее не может быть здесь, рядом с ним, но иллюзия казалась такой реальной... Он чувствовал ее нежную руку, слабый аромат духов... Нет, не сирень... Что же? Что-то свежее, утреннее... как морской бриз... Такие духи любила София. Мейсон не интересовался названием, но запах помнил. Как и прикосновение ее руки к своему разгоряченному лбу. Она не была ему матерью, но, когда он болел, лежал с высокой температурой, не в силах оторвать голову от подушки, сидела рядом, гладила по волосам. Как и тогда, в детстве, он позволил себе притвориться перед самим собой, будто не узнает ее, и не отстранился от ласки, которую видел так редко и отвергал так решительно.
- Не уходи, - шепнул Мейсон.
Рука замерла, застыла, и он внутренне сжался.
- Что ты, мой дорогой, не уйду.
Мягкие губы коснулись лба. Холодные... Или он такой горячий? От жара ломило все тело, болела голова, было трудно дышать. Тонкие, гибкие пальцы переплелись с его безвольными, занемевшими от неподвижности.
- Что ты здесь делаешь?! - раздался придушенный голос.
София вздрогнула всем телом. Он сжал ее руку, стремясь удержать, не дать выскользнуть.
- Иден! Дочка...
- Что тебе здесь понадобилось?
- Я пришла, потому что узнала... Я не могла не прийти!
- Тебе прекрасно удавалось не приходить, - произнесла Иден с горечью. - Не стоит это менять. Уходи!
- Я не могу, - не так уж крепко он ее держал, - я нужна...
- Никому ты здесь не нужна! А Мейсону меньше, чем кому-либо. Он тебе никто!
- Это не правда!
- Уходи!
Похоже, Иден распахнула дверь.
- Тебе здесь не место.
- Я не уйду. - в голосе Софии звучала спокойная решимость. - Ты можешь выгнать меня. Вызвать охрану, устроить скандал... Но ты ведь не хочешь этого?
Последовала долгая пауза.
- Надеюсь, когда я вернусь, тебя здесь не будет, - Иден оставила последнее слово за собой.
Дверь за ней захлопнулась. Мейсон почувствовал, что тонкие пальцы Софии выскальзывают, но удерживать не было сил.
- Не уходи, - шепот сорвался на стон.
- Нет, нет! - София погладила его руку. Скрипнула кровать, когда она присела на краешек. - Я буду с тобой.
- Тебя не было... пятнадцать лет, - напомнил он педантично.
Нежная рука гладила его волосы, и не хотелось думать о том, что София давно мертва, а значит, все это сон.
***
Открыв глаза, Мейсон увидел Круза, стоявшего над ним с самым суровым и непроницаемым выражением лица. Он походил на вождя ацтеков, прикидывающего, кого именно отправить на личную встречу с богами.
- Очнулся? Ты как вообще? - в голосе, однако, суровости не было, проскальзывало даже что-то, отдаленно напоминающее участие.
- Нормально, - Мейсон хотел было пожать плечами, но, вспомнив предыдущий опыт, предпочел воздержаться. "Пока обезболивающее действует - хорошо, но его дают с перерывами и дозу сокращают", - этого он произносит не стал, однако Круз, который с подобными ранениями сталкивался, и сам понял.
- Сочувствую, - взгляд его заметно потеплел. - Так вот, - он, как всегда, рванул с места в карьер, - Флинт мертв. На кассете я оставил только его признание, но мы бы и так обошлись. Нашли запись с голосом Вероники. Он убил ее, вернулся в кинотеатр, незаметно вышел к телефону, позвонил тебе, потом сел на свое место и рассыпал перед Перкинсами поп-корн. Все просто. Дело закрывают - его передали какому-то Бассету, - Круз нахмурился и вопросительно взглянул на Мейсона.
- Самородок из Вентуры, - он чуть улыбнулся. - Петерсон его все-таки переманил. Не оставляет надежды воспитать преемника.
Окружному прокурору до конца срока оставалось всего ничего, переизбрание в его планы не входило. Мейсон, как и все в офисе, знал, что Петерсону предлагают должность в Министерстве Юстиции, и он фактически уже дал согласие, а за оставшееся время пытается обеспечить достойную смену. Впрочем, Крузу эти внутриведомственные тонкости были без надобности.
- Нужны твои показания, - Круз достал лист бумаги, ручку и примостился на край кровати. - Продиктуешь?
Мейсон оценил предоставленную возможность - официальной станет та версия, которая устраивает его. Он продиктовал давно сложившийся в голове текст, старательно обходя все скользкие моменты. Круз прочитал записанное, вопросительно взглянул. Мейсон согласно кивнул и откинулся на подушку, чувствуя себя выжатым, как лимон. Говорить, да еще так долго, все еще было тяжело. Легкие горели огнем, словно после бега, голова кружилась. Он взял ручку, с неудовольствием отметив дрожащие пальцы, расписался, как смог.
- Я одного не понял, - Круз убрал документ. - Зачем понадобилось прятать от меня папку с делом?
Мейсон усмехнулся:
- Ты очень громко... искал ее... И меня... А Флинта... пригласили уточнить показания... он слышал...
- И поверил, что ты меня подставил!
- У тебя слишком... хорошая репутация... Он бы не поверил... в сговор.
- Ясно. Выздоравливай, - Круз похлопал его по плечу и покинул палату.
Мейсон прикрыл глаза. Его снова начало лихорадить.
__________________________________
* Здесь и далее в бреду Мейсона обыгрывается текст "Гамлета" Шекспира.

@темы: "СБ", "мои фанфики", "Я не стану добычей ворона", "Лейну Дэвису посвящается

---

Я жгу остатки праздничных одежд - 3.

3. О мистике.
Первые книги цикла приятно удивили меня тем, что в отличии от прочих произведений в жанре фэнтези магия в Кэртиане не является чем-то обыденным, привычным инструментом взаимодействия с миром. Как в хорошем готическом романе или мистическом триллере сверхъестественное остается непознанным, таинственным, ужасающим, чуждым реальности. Даже сами эории не знают, кем были предки - Богами ли, демонами, или просто родоначальниками, которых возвеличили потомки. Магию не принимают в учет, не классифицируют, не используют, о ней сохранились смутные предания, детские сказки, суеверия. Ее проявление это нарушение естественного хода вещей, оно пугает своей неправильностью. Даже безобидное шествие в Лаик оказывается сильнейшее эмоциональное воздействие на свидетелей. Унары ощущает вторжение того, что совершенно чуждо материальному миру. Наиболее яркие проявления сверхъестественных сил - выходцы и Пегая Кобыла - своим присутствием отрицают привычную реальность. Там, где появились они, все уже не так: гниль и плесень, безумие. И тот, кто встретился с ними, уже не будет прежним. Встреча с потусторонним не проходит бесследно, оставляет свой отпечаток. Спасение Робера от Пегой Кобылы, преследующего его небытия, настоящее чудо. Добровольное упокоение Юстиниана - событие экстраординарное. Выходец это не прежний человек в ином агрегатном состоянии, нечто другое, ведомое чужой волей или неким Законом Возмездия, или слепым инстинктом, требующим обратить в себе подобное живых людей. Тем ярче подвиг Юстиниана, сумевшего удержать ускользающие воспоминания своего "Я", понять и объяснить грозящую опасность. Рассказ Валентина о последней встрече с братом приоткрывает настоящую бездну ужаса, отчаяния, любви и самопожертвования. Становится понятной и его отчужденность в Лаик и преждевременная взрослость.
Однако все меняется. Постепенно. Выходцы становятся все привычней, встречи с ними обыденней. Живые уже спокойно общаются с ними, ходят тропами мертвых, прикидывают возможность вернуться после смерти. Сверхъестественное спокойно используется в прагматических целях. Очарование тайны исчезает. Пегая кобыла наводила жуть, бесноватых можно просто перебить. Цилла приводила в отчаяние, Гизелла только раздражает. Клятвы кровью начинают давать направо и налево, причем еще и в шутливой форме. Отблески Этерны скатываются на тот уровень, где толпами шляются команды демонов, орков, вампиров и всевозможных гибридов, магия огня используется для приготовления яичницы, порталы перемещают в любую точку пространства, а смерть - временное неудобство. Так кажется на первый взгляд. Но возможно, все гораздо серьезнее. Потустороннее проникает на ЭТУ сторону. Не потому ли что границы истончаются, защита рушится, сама реальность аннигилируется? И чем больше на этой стороне выходцев, чем чаще эориям приходится пускать себе кровь, тем менее она реальна. Персонажам ОЭ все проще общаться с нелюдью, быть может, они сами постепенно перестают быть людьми? Мир, который описан в Рассвете, это уже не тот мир, который мы видели в первых книгах. скорее он напоминает Рубеж. Тот самый Рубеж, который защищали Стражи.

@темы: "ОЭ"

---

Санта Барбара

Мне было восемь лет, когда по нашему телевидению прошел первый бразильский сериал "Рабыня Изаура". Это единственная мыльная опера, которую я досмотрела до конца. И примерно на середине заподозрила какой-то подвох. Разумеется, в столь юном возрасте, будучи неискушенной, я и не подозревала о существовании такого сегмента массовой культуры и не могла сформулировать, что же не так. Но ощущение, что нарушены какие-то фундаментальные законы построения художественного произведения было четким. Чем я искренне горжусь, "Богатые тоже плачут" я самостоятельно разъяснила в девять лет. Позже я смотрела первые серии других сериалов, отчасти в неистребимой надежде на то, что не все они одинаковы, отчасти из желания определить общую формулу (а главным образом, потому что их смотрела моя бабушка, и деваться было некуда ). В общем, к пятому классу мне стало очевидно: мыльная опера - это такая жвачка, снятая минимальными усилиями, предназначенная для людей с памятью аквариумных рыбок и с такими же способностями к осмыслению действительности. Просто поток образов, да еще и небрежно оформленных, с абсолютно шизофреническими связками. Не могу сказать, что я страдала интеллектуальным снобизмом - я им наслаждалась. Хотя это значительно сокращало количество кинопродукции, которую я могла смотреть без рвотного рефлекса, и еще сильнее количество людей, с которыми я могла поделиться впечатлениями. (В итоге я вышла замуж за человека с похожими вкусами, и навсегда закрыла для себя проблему с поиском единомышленников).
Насчет Санта-Барбары, обрушившейся на мою неокрепшую психику подростка-тинэйджера, я никогда не обольщалась. Мне было неловко ее смотреть. Но там был Мейсон в исполнении Лейна Дэвиса! И я бежала из школы, чтобы урвать кусочек повтора. Потом количество бреда превысило мои способности к его усвоению, все как-то незаметно сошло на нет задолго до окончания показа сериала. А пару лет назад я наткнулась на фанфик с Мейсоном, зашла на форум и пропала. Во-первых, я нашла добротный гет, по которому давно истосковалась. Во-вторых, на меня обрушились воспоминания детства, когда море была синее, трава зеленее, актеры сексуальнее... Я посмотрела первый сезон, который в свое время у нас не показали (к сожалению, не весь переведен) и за короткое время написала несколько фанфиков. Впервые мне удался макси-гет! Увы, повторить такой подвиг в другом фандоме для меня оказалось невозможно. Я подумала, а чем Санта Барбара хуже того же Гарри Поттера? И решила выложить фанфики в дневнике.
Начну с того самого первого пропущенного сезона:

1. Ave, Caesar!

Рейтинг: PG-13
Персонажи: Ченнинг Кэпвелл, Уоррен Локридж, СиСи Кэпвелл, Мейсон Кэпвелл, Лайонел Локридж, Минкс Локридж
Жанры: Драма, AU
Размер: Мини
Описание:
Ченнингу удалось реализовать свой план - обвинить Лайонела в убийстве Софии. Он может насладиться триумфом.
Примечания автора:
София Кэпвелл погибла в 1969 году и не явилась на торжественный прием в 1979, не застрелила Ченнинга.

I Славься, Цезарь...
Ченнинг окинул зал торжествующим взглядом. Сегодня его день! День его триумфа. Все эти люди собрались здесь ради него. Ради того, чтобы восславить чемпиона, прикоснуться к его успеху! Их глаза горят восторгом, восхищением, вожделением. Женщины в вечерних нарядах с оголенными плечами, сверкающие драгоценностями - прекрасные, надменные - жаждут его любви. Мужчины в элегантных смокингах - богатые, знаменитые, могущественные - мечтают о его дружбе. Успех притягивает людей, как магнит. Все хотят быть причастными к нему. Не в силах сами добиться победы, желают быть рядом с победителем, вместе с ним, заодно. Греться в лучах его славы. Ченнинг улыбнуля. Любой хотел бы оказаться на его месте. Любой! Но мало то способен. Им остаётся наблюдать за его триумфом, поздравлять, восхищаться, завидовать
Завидовать... О, да, Ченнинг прекрасно знал, что ему завидуют. Его спортивным достижениям, блестящим перспективам, успеху у женщин. Зависть не пугала, напротив, бодрила и вдохновляла на свершения. Он знал, что выйдет победителем из схватки. Если бы завистники были способны побеждать, они бы добились успеха, оттеснив его. Но они уже проиграли. Проиграли из-за собственной слабости, глупости, малодушия, и любые попытки взять реванш обречены.
Ченнинг нашёл взглядом Мейсона и усмехнулся про себя. Тот, кто не сумел воспользоваться преимуществами старшего сына, уступил статус Наследника, ввязался в заведомо провальную авантюру и попался, не представляет для него угрозы. Мейсон, видимо, ощутил его взгляд и отсалютовал бокалом. Он улыбался. Как мило! Только тяжёлый холодный взгляд не гармонировал с "милой" братской улыбкой, обнажал ее неискренность. Но и холодность взгляда была фальшива. Ченнинг знал, что под напускным равнодушием Мейсона трясет от ярости. Совсем недавно он видел, как слетела привычная маска высокомерного безразличия - Мейсон был потрясен, напуган, унижен - в его глазах плескалось отчаяние, кулаки непроизвольно сжимались. Казалось, он сейчас набросится - Ченнинг напряг мускулы, готовясь отразить удар, - но ничего не произошло. Мейсон отступил. Как всегда. Он отступал и уступал, сколько Ченнинг себя помнил. Ни разу не схватился с ним по-настоящему, не дал по рукам. Даже когда Ченнинг переходил границы - и знал это - Мейсон избегал прямого столкновения, отделывался язвительными замечаниями и презрительным молчанием. Поле боя оставалось за Ченнингом, несмотря на разницу в возрасте. Даже в игре. Мейсон мог сколько угодно твердить, что не любит поло, на самом деле он не выкладывался, не рвался к победе на пределе возможностей, и победа ускользала от него. Она доставалась другому, достойному. Тому, кто не жалел ни себя, ни соперников, тому, кто готов был на все! Вот и сегодня успех, как всегда, сопутствовал Ченнингу.
Мейсон очень удачно вляпался именно сейчас. Удачно? Удача любит сильных и целеустремленных! Ченнинг столько наблюдал за сводным братом, собирал все его промахи и просчеты, коллекционировал высказывания - рано или поздно Мейсон должен был попасться. Вот он и попался, теперь не отвертится! Отец не простит такого предательства. Последнее, окончательное поражение Мейсона украсит сегодняшнее торжество. Ченнинг уничтожит его. А заодно откроет отцу глаза на Келли. Глупая девчонка не думает о репутации семьи. Ее нужно приструнить, пока совсем от рук не отбилась!
Келли, это позже, в семейном кругу. Мейсон... Его будет приятно уничтожить публично, на виду телекамер... Но не сейчас... Локриджи - вот главная цель! Лайонел Локридж, негодяй и развратник, который соблазнил Софию Кепвелл и убил ее, будет разоблачен. Ченнинг разрушит его репутацию, добьётся ареста. Отец получит все состояние Локриджей и никогда не забудет, кому он этим обязан!
Ченнинг глубоко вздохнул. Он ещё раз оглядел зал, как Сулла свои верные легионы перед воротами Рима. Он был предельно собран. Сердце мощными толчками гоняло кровь, насыщающую мозг кислородом. Ченнинг ясно видел цель, разумно оценивал возможные препятствия. Лайонел Локридж ему не соперник. Он, как и Мейсон, не боец, оба только говорить горазды. Уоррен - другое дело. Этот бешеный может и наброситься, но справиться с ним не составит труда. Думать головой он не умеет, лишь навредит себе и Лайонелу. Странно, Уоррена не было видно. Ченнинг нахмурился, вглядываясь в зал. Светлая шевелюра мелькнула у входа. Уоррен, похоже, пытался пробиться ближе к Ченнингу, но это было не так просто - гости толпились, перемещались, болтали, не обращая на его стремление никакого внимания.
Отец тронул Ченнинга за плечо и высоко поднял бокал. Он собирался произнести тост и требовал внимания. Через несколько мгновений многоголосный шум смолк, все взгляды обратились на них.

II ...идущие на смерть...

"Не успел! Не успел", - пульсировало в висках. Уоррен не слышал, что говорит Кепвелл - расписывает своего сына, конечно. Ченнинг сияет улыбкой, словно ему заплатили за рекламу зубной пасты. Глупо надеяться, что он не исполнит своей угрозы. Уоррен и не рассчитывал на внезапный приступ милосердия - Ченнинг чётко следовал принципу: "Лежачих не бьют, их добивают. Ногами". А Локриджи твёрдо стоят на своих двоих. Пока стоят. Уоррен отыскал взглядом отца, он не казался поверженным. Может ли он хоть что-то противопоставить Ченнингу? Вряд ли. Если до сих пор ничего не предпринял... Уоррен покачал головой.
Ах, если бы он успел раньше! Если бы успел перехватить Ченнинга! Он сжал холодную рукоять пистолета. Продолжение мысли Уоррен не додумывал. Не знал, смог бы выстрелить, если бы другие способы убеждения не подействовали?
Кепвелл закончил свою речь. Ченнинг смотрел на него обожающим взглядом.
- Спасибо, отец! - его голос был хриплым от волнения. - Я... - Ченнинг запнулся, но справился с собой, - я оправдаю доверие. Я верю, для нашей семьи наступают великие времена! Мы пойдём вперёд, не останавливаясь на достигнутом, к новым свершениям, новым победам! И никто не сможет остановить нас. Наши враги будут повержены, - Ченнинг в упор посмотрел на Лайонела, улыбка исчезла с его губ, глаза сверкнули холодным блеском стали. - Лайонел Локридж, я обвиняю тебя в убийстве моей матери Софии Вейн Кепвелл!
- Ложь! - выкрикнул Лайонел.
Потрясенный вздох прокатился по залу.
- Вы познакомились в Голливуде на съемках фильма, ты соблазнил ее, сделал своей любовницей. Вскоре она вышла замуж, но вы продолжали тайно встречаться. Во время одного из свиданий... романтических свиданий на яхте... произошла ссора, и ты сбросил ее в море...
- Ложь! Я не убивал Софию!
- Ты убил ее!
- Нет! Я никогда не причинил бы ей вреда! - Лайонел оглянулся, словно призывая окружающих поверить его словам. - София не была моей любовницей.
Ченнинг расхохотался:
- А ты не был консультантом фильма, в котором она играла главную роль? Я нашёл свидетелей вашего романа, они готовы повторить свои слова на суде.
- Это было давно, до ее замужества! СиСи, ты же не веришь, что София изменяла тебе?
Уоррен понял, что Кепвелл до сих пор не произнес ни слова. Он застыл, будто парализованный, только глазами вращал. Призыв Лайонела, похоже, заставил его очнуться.
- Не смей произносить ее имя!
- Ты лжешь, Локридж! - выкрикнул Ченнинг. - Вы были любовниками на протяжении десяти лет! И в знак вашей любви она подарила тебе это кольцо, - он высоко поднял руку, демонстрируя улику. - На нем ваши инициалы. Есть и чек. Есть и живые свидетели. А монеты, которые подарил ей ты, украл твой сынок, покрывая убийство. Он - твой сообщник...
- Закрой свой поганый рот, ублюдок! - услышал Уоррен собственный голос.
- Ублюдок? - Ченнинг повернулся к нему с улыбкой ласковой акулы. - Я законный сын и наследник Ченнинга Крейтона Кепвелла. А вы преступники - убийца и вор!
Уоррен рванулся к гаденышу, но охранники, которых он до сих пор не замечал, ловко скрутили его. На пол упал пистолет.
- Вор, сообщник убийцы, - Ченнинг подошёл ближе и дотронулся носком ботинка до пистолета. - Похоже, ты готовил убийство - видимо, это у вас в крови. Вызывайте полицию, - бросил он охранникам.
Уоррена потащили из зала. Он слышал, как Ченнинг пообещал предоставить полиции все собранные доказательства, выразил надежду на скорый и справедливый суд.
***
Ченнинг ликовал - все получилось даже лучше, чем было задумано. Своей дурацкой выходкой Уоррен сыграл ему на руку. Он ещё и пистолет притащил! Это уже покушение на убийство. Лайонел помчался вслед за сыночком - вот и славно, там в участке ему и предъявят обвинения! Ченнинг и не рассчитывал, что Локридж признается - кто бы признался? - главное, его вопли никого не убедили. Он видел, как отшатнулись гости, и вокруг Лайонела образовалось свободное пространство. Также от Локриджей отвернутся деловые партнёры. Они потеряют все ещё до приговора суда. Отец отберет у Локриджей всю их собственность - земли, бизнес, дурацкие коллекции - а он поможет ему.
Ченнинг улыбнулся отцу, но тот, как будто не заметил его улыбки. Наверное, ещё не полностью осознал открывшиеся перспективы - слишком был поражен. Лицо у отца было странным, такого выражения Ченнинг никогда прежде не видел. А вот Мейсон усмехался ехидно - вообразил, что о его фокусах речь теперь не пойдёт? Напрасно! Ченнинг ничего не собирался откладывать.
- Лайонел Локридж - убийца, он получит по заслугам. Но нашей семье угрожают не только явные враги, - Ченнинг с удовлетворением отметил, что при этих словах с лица Мейсона сползла улыбка. - Тайные враги вредят исподтишка, прикидываются добрыми друзьями, членами семьи, вкрадываются в доверие, а сами готовят удар. Скажи, Мейсон, что вы задумали с Памелой? Как ты посмел обмануть отца, пойти против семьи?
- Я не делал этого.
- Ты обманул доверие отца!
- Ложь, - Мейсон не повышал голоса. - И ты напрасно пытаешься приплести мою маму.
- У меня есть доказательства...
- Те, что ты сам сфабриковал?
- Я предоставлю доказательства! Отец! - Ченнинг обернулся к СиСи. - Он обманывает тебя, он ненавидит нас! Мейсон называет себя твоим сыном, но он не настоящий Кепвелл! Он - предатель!
- Не я ославил отца рогоносцем, а мать шлюхой.
- Хватит! - рявкнул СиСи.
***
Слышать все это было невыносимо! Особенно сейчас. Сейчас, когда весь его мир рушился. Два сильнейших чувства - любовь к Софии и любовь к Ченнингу - вот уже двадцать лет определяли его жизнь, теперь они схлестнулись, грозя разорвать сердце.
София! До встречи с ней он словно и не жил. Не жил, не дышал... Не любил. То, что СиСи считал любовью к Памеле, в сравнении оказалось мелким и незначительным. Даже не страсть - страстишка, замешанная на похоти и тщеславии! От нее остался скверный осадок, как от той первой (и, по сути, единственной) вечеринки, на которой он по-настоящему перебрал. Смутное недовольств собственным дурацким поведением, тягостное чувство неловкости перед свидетелями и соучастниками пьяных выходок, невозможность, да и нежелание, вспомнить подробности совершенного в хмельном кураже. Сама мысль о Памеле с некоторых пор вызывала у него почти физическое ощущение похмелья - тошноту, гадостный привкус, раздражение. СиСи задыхался в липкой влажной духоте, словно надвигающаяся гроза сдавливала грудь. Встреча с Софией ослепила его, подобно вспышке молнии. С небес грянул гром, и налетевшая бурь смела все хрупкое, непрочное, ненужное, смыла все лишнее, освободила его от прежних привязанностей.
СиСи ожил, как оживает после грозы природа. Он чувствовал себя обновленным, и мир представал перед ним во всей красоте и свежести первых дней творения. Небо было ясным, зелень сочной, воздух упоительным... София прекрасна и желанна, как ни одна женщина! СиСи казалось, он достиг предельной полноты чувств - больше сердцу не вместить. Он желал Софию, восхищался ее красотой и грацией, наслаждался ее речами, благоговел перед нею, был благодарен Богу за дарованное ему чудо, и был благодарен Софии за каждую ее улыбку, ласковый взгляд, за ночи, полные блаженства. Любовь его росла с каждым днем росла, обретала все новые краски и оттенки*.
Любовь к Софии естественным образом трансформировалась в любовь к детям. Ченнинг - их первенец, солнечный мальчик, плод самых первых страстных ночей - завладел сердцем СиСи еще до своего рождения. Любуясь округлившейся фигурой Софии, ее новой мягкой грацией, СиСи познавал ее уже не как Возлюбленную, но как Жену и Мать, и себя ощущал Мужем и Отцом. Он любил крошечное существо, растущее в животе супруги, и любовь его росла вместе с ним. Когда Ченнинг родился, СиСи готов был поклясться, что ничего прекрасней в жизни не видел. Любовь преображала красное, сморщенное, орущее создание с мутными расфокусированными глазками и беззубым ртом в статного улыбчивого красавца, достойного потомка великих Кепвеллов, надежного помощника и будущего преемника. СиСи знал, что этот ребенок будет его гордостью, его счастьем, и он им был. Был именно тем сыном, о котором мечтал СиСи, и любовь к Софии не в последнюю очередь была любовью к матери Ченнинга.
Если бы о ее неверности сообщил кто-то другой, СиСи Кепвелл возненавидел бы негодяя, уничтожил бы его. Но эти слова произнес Ченнинг. Ченнинг! Возненавидеть его - все равно, что убить все свои надежды, уничтожить будущее. Поверить ему и возненавидеть Софию - отречься от прошлого, от любви, которая породила и самого Ченнинга и любовь к нему. Чем бы не завершилась бушевавшая в его душе битва, СиСи должен был потерять то, без чего не мыслил себя. Он больше не мог быть счастливым отцом, хранившем светлую память о горячо любимой и слишком рано покинувшей его жене. Отец, преданный любимым сыном... Рогоносец, обманутый шлюхой... Жестокие слова Мейсона удивительным образом вернули СиСи точку опоры, направив злость по привычному руслу. Хоть в чем-то можно было не сомневаться! В коварстве Памелы, натравившей на него сына, в двурушничестве Мейсона... С этим нужно было разобраться немедленно!

III ...приветствуют тебя!

Ченнинг вздохнул с облегчением. Его, оказывается, не на шутку встревожило странное выражение лица и непонятная пассивность отца. Но вот он привычно нахмурился и обратил грозный взор к Мейсону:
- Я жду твоих объяснений. В подробностях.
- Извини, - Мейсон развел руками, - я Лайонелу и Софии свечку не держал - сам только что узнал.
Кажется, лишь присутствие телекамер удержало СиСи от удара. Если бы взглядом можно было испепелить, от Мейсона остались бы одни угли. Ченнинг улыбнулся про себя - все шло как надо.
- Прибереги свое остроумие, - процедил сквозь зубы СиСи, - пригодится в поисках работы и жилья.
- Ты собираешься меня выгнать из-за голословных обвинений?!
- У меня есть доказательства! - счел нужным вмешаться Ченнинг.
- Я знаю. Я верю.
Взгляд отца, полный доверия и любви, как всегда согрел сердце Ченнинга. Мейсон, конечно же, не мог не разбить трогательного момента:
- Веришь всему, что он наговорил сегодня?
- Мой сын, - с нажимом произнес СиСи, - не лжет!
- Твой сын? В свете его сегодняшних высказываний, я бы воздержался от подобных утверждений.
У Ченнинга даже дыхание перехватило от чудовищности такого предположения, но отец мгновенно осадил Мейсона:
- Твои грязные инсинуации не помогут тебе избежать объяснений.
- Зачем что-то объяснять, если ты уже принял решение?
Несмотря на это гордое заявление, Мейсон не покинул праздника вместе с приглашенными. Он остался и маячил перед глазами, пока СиСи изучал предоставленные Ченнингом документы. По счастью, молча.
***
Вечер плавно перетек в ночь. К удивлению Ченнинга доказать участие Памелы в афере оказалось крайне затруднительно - ведущие к ней ниточки были оборваны. Вероятно, Мейсон постарался. Совершенно бессмысленная трата времени и сил, решил Ченнинг. Отцу не нужны были подтверждения. Он счел предположение о ее причастности правдоподобным, и других доказательств ему не требовалось. Да, и не это было главным - значение имело предательство Мейсона, и то, что он покрывал сообщников подтверждало умышленность его действий. Мейсон пошел против семьи, тем самым он вычеркнул себя из ее состава. Семья - самое важное...
- Отец, - Ченнинг заметил, что СиСи закрыл папку и отложил ее в сторону, - ты должен знать еще об одном происшествии...
- Публика разошлась, а спектакль продолжается! - Мейсон отделился от стены, которую подпирал последние два часа. - О каких еще преступлениях желает поведать Эдмон**?
Ченнинг проигнорировал это высказывание.
- Мейсон вредил нам умышленно, а вот Келли едва не совершила ошибку по глупости. Я случайно узнал, что она собирается сбежать с Джо Перкинсом...
- Ченнинг! - Мейсон казался удивленным и раздосадованным. - Ты еще расскажи о двойках и пропущенных уроках! Мы же говорили с Келли, все решили. Никто никуда не сбежал, нечего и обсуждать.
- Это ты решил! Я с самого начала думал, что папа должен знать обо всем! Ты пообещал Келли скрыть от него ее фокусы... Думаешь, я не знаю почему? Ты рассчитывал, привлечь ее на свою сторону!
- Бред.
- Ты все правильно решил Ченнинг! - прогремел голос СиСи. - Я должен знать обо всем, что происходит в моей семье. В том числе, о двойках и прогулах. Я сам поговорю с Келли и разберусь с Перкинсом. А ты, - он смерил Мейсона взглядом, который был тяжелее гранита, - ты мне не сын. Я не желаю видеть тебя в своем доме. Я вообще не желаю видеть тебя и слышать! Будет лучше, если ты покинешь город!
- Этого ты требовать не можешь! Санта Барбара тебе не принадлежит.
- Я советую тебе исчезнуть...
- И не надейся!
Внезапно входная дверь распахнулась, прервав разгоравшийся скандал.
- Мистер Кепвелл, - начальник охраны прижимал ладонь к левому уху, - миссис Локридж настаивает на встрече с вами. Сэр, - он развел виновато руками, продемонстрировав красное распухшее ухо, - я не мог применить силу...
Минкс Локридж, едва доходившая ему до локтя, стукнула своей тростью по его мощной шее и вышла вперед.
- В отличии от этого джентельмена, Кепвеллы вполне способны подраться с дамой, - произнесла она надменно, - но сперва они кое-что услышат, - негромкий голос старушки звучал резко и четко. - Моего сына арестовали сегодня по обвинению в убийстве. Моего внука обвиняют в краже. Весь вечер транслировали репортаж с вашего "праздника", - последнее слово оно выплюнула, как шелуху.
- Локриджи - преступники, они понесут справедливое наказание! - возразил Ченнинг.
- Они заплатят за все! - отрезал СиСи.
- За то, что Лайонел спал с твоей женой? - прищурилась Минкс. - Спал с твоей драгоценной Софией, которая никогда не была твоей? Эта актрисулька влюбилась в моего сына, как кошка. Она притащилась за ним в Санта Барбару и крутила хвостом перед тобой, чтобы вызвать его ревность. Но у Лайонела была жена, он не собирался разрушать семью. Я наблюдала за этой девчонкой - и не зря! Она была беременна - призналась на исповеди. Когда поняла, что Лайонела ей не видать, решила заполучить своему ребенку подходящего отца - богатого, знаменитого и достаточно тупого, чтобы проглотить любую сказочку о сроках и сходстве...
- Ложь!
- Ты лжешь! - голоса Ченнинига и Сиси слились в один крик боли.
Раздались негромкие мерные хлопки - Мейсон аплодировал.
- Я был прав, спектакль продолжается и становится все интереснее. Прошу вас, мадам, продолжайте.
- София Вейн успешно окрутила подходящего богача и родила мальчика. Я не могла позволить Кепвеллу воспитывать моего внука - и теперь вижу, насколько была права! Я поменяла младенцев. Сын Лайонела рос в хорошей семье и стал славным юношей. А этот... кукушонок... вырос мерзавцем.
- Не верю ни единому слову! Ченнинг - мой сын!
- Если тебе приятней считать такого выродка своей плотью и кровью... - Минкс презрительно пожала плечами. - В чем-то ты безусловно прав - он твое порождение, твой сын по духу - слепок черной, грязной, насквозь прогнившей души.
Ченнинг хватал ртом воздух, не в силах придумать достойной отповеди старой ведьме. Ему хотелось схватить ее, швырнуть на пол, колотить изо всех сил. Почему она не мужчина?! Прикрываясь своим полом и возрастом, злобная карга терзала его, жалила своим ядом!
- Мой сын отстаивал бы мою добродетель, даже если бы лично застал меня с десятком голых мужиков, а твой, Кепвелл... Ты все слышал сам. Все же я была совершенно права, спасая от тебя своего внука.
- Убирайся! - рявкнул СиСи. - Вон из моего дома!
- Я уже закончила, - Минкс направилась к выходу.
У самой двери она обернулась:
- Барнаби Уоллес. Возможно тебе захочется проверить. Впрочем, это сделают и без тебя - я оповещу прессу.
- Проклятая старая ведьма! - не выдержал Ченнинг.
- Не слушайте его, мадам, он вульгарен, - сказал Мейсон. - Конечно, у Софии Вейн, даже ставшей Кепвелл, не могло быть такого сына.
Он с поклоном открыл дверь:
- Прошу вас, мадам.
Кивнув ему с видом королевы, Минкс оперлась на предложенную руку.
- Убирайтесь из моего дома немедленно!
- Я уйду, - Мейсон на мгновение обернулся, - а с кем остаешься ты?
Дверь захлопнулась.

Конец

2. Скажи мне: "Да", или Поездка в Вегас

Рейтинг: R
Персонажи: СиСи Кэпвелл, Келли Кэпвелл, Мейсон Кэпвелл, Иден Кэпвелл.
Пейринг Мейсон Кепвелл/Сантана Андрадэ
Жанры: Драма, AU, Любовь/Ненависть
Размер: Мини
Описание:
Когда Мейсон узнал, что Брендон сын Ченнинга, он был взбешен и, угрожая рассказать мальчику правду, потребовал от Сантаны выйти за него замуж. На самом драматическом моменте появился СиСи, и Сантана ускользнула. А вот как бы могла разрешиться ситуация без его вмешательства?

Не везет в картах - повезет в любви.

СиСи Кепвелл прослушал очередную серию гудков и положил телефонную трубку. Сантана не отвечала на звонки, и это вселяло в него тревогу. Днем с ней был Мейсон, а от своего старшего сына он ожидал всего, чего угодно - от безобразной шутовской выходки до настоящего преступления. Тот, кто застрелил собственного брата, не остановится ни перед чем!
- Я должен ехать к Сантане.
- Ты думаешь, что-то случилось? - спросила Келли.
Ее голос звучал слабо, как у смертельного уставшего человека. С болью в сердце СиСи отметил болезненную бледностью дочери, синие тени, залегшие вокруг глаз, страдальчески опущенные уголки губ.
- Тебе нездоровится? - спросил он, не слишком надеясь на правдивый ответ.
- Все в порядке папа, - Келли вымученно улыбнулась. - Просто голова болит.
- До сих пор?! Голова не может "просто болеть" весь день! Ты должна обратиться к врачу.
- Мне уже лучше, папа, - это была ложь!
СиСи ясно видел, что Келли пытается принять непринужденный вид. Она отбросила волосы с лица привычным изящным жестом, но тонкие пальчики задержались на виске.
- Тебе лучше прилечь, котенок, - он постарался смягчить тон, чтобы не напугать ее.
Келли слишком рано покинула больницу. Его девочка не могла оставаться в бездействии, узнав правду о преступлении! Она хотела, чтобы Мейсон признался... Опять Мейсон! Из-за него Келли не долечилась и мучится от головной боли!
- Мне пора идти.
Келли пошатнулась, СиСи едва успел подхватить ее.
- Доченька!
Слабый стон слетел с ее губ. Келли была на грани обморока.
- Роза, вызывай врача! Немедленно!
Страх за дочь вытеснил все прочие мысли.
***
А между тем, в доме Сантаны Андраде...
Сантана загнанно огляделась. Выхода не было! Мейсон заслонял дверь, и сдвинуть его не представлялось возможным. Сантана не могла и предположить, что окажется в подобной ситуации. Только не она! Только не с ним! Мейсон даже в детстве бесился, молча... Ему можно было твердить: "Нет", можно было играть и обламывать, можно было предложить провести ночь вдвоем, обнимаясь, и не опасаться, что он не сдержит обещания обойтись без секса. А теперь, теперь... Сантана с ужасом осознала, что он сильнее физически и не слышит сейчас ничего, кроме голоса своих желаний. Столь же ясно она понимала, что не подчинится ему, даже не изобразит покорность. Его настойчивость всегда пробуждала у нее яростное неприятие. "Нет, нет, нет!" - твердила она в детстве, будь Мейсон хоть тысячу раз прав. "Нет, нет, никогда! Ни за что!" - стучало у нее в висках сейчас.
- Нет! - выдохнула Сантана.
- Да! Ты скажешь: "Да!". Ты будешь твердить: "Да, да, да!", умолять...
- Никогда! - она вложила в крик всю свою решимость.
Молнией Сантана метнулась к столу и схватила нож.
Признаться, она плохо представляла, что будет делать с ним - кинется на Мейсона или поразит себя, если он попытается ее коснуться - поэтому держала нож двумя руками на уровне груди острием вниз.
- Положи нож, - Мейсон сделал шаг к ней и слегка отодвинулся от двери.
- Ни за что! - отчеканила Сантана, судорожно сжимая рукоять.
Мейсон сделал еще шаг по направлению к ней. Ее сердце бешено колотилось о ребра - кажется, у нее появился шанс! Расширенными глазами Сантана следила за своим противником, который медленно приближался к ней, а значит, отходил от двери. Вот сейчас, сейчас! Она рванулась к выходу, но ошибка Мейсона оказалась хитрым маневром - он ждал ее броска и перехватил прежде, чем Сантана достигла цели. Нож выпал из выкрученных рук. Она вскрикнула от боли и отчаяния. Мейсон заломил руку ей за спину, дернул к себе и плотно обхватил, прижимая локоть. Вырваться из его стальной хватки не было никакой возможности. Сантана лишь теряла силы, тщетно напрягая мускулы. Мейсон не оставил ей ни малейшего шанса ударить его, поцарапать, укусить. Она могла только наступить ему на ногу, но без каблуков такое действие не производит должного эффектна. Мейсон, похоже, не заметил ее усилий расплющить ему ступню.
Сантана изнемогала в этой дьявольской пародии на объятия. Всей кожей она ощущала жар его разгоряченного тела - двойная преграда ткани ничуть не умеряла его. Сердце Мейсона тяжело бухало в груди, и его удары мучительно отдавались в ее нервных окончаниях.
- Ты полюбишь меня, - горячее дыхание обожгло шею.
- Ненавижу! - страстно выкрикнула Сантана.
- От ненависти до любви... - его губы касались мочки уха так нежно - и это бесило больше, чем безжалостные пальцы, сжимающие запястье до синяков!
- Никогда, никогда...
- Ты будешь моей! Сегодня, сейчас... Всегда! Ты полюбишь меня! - горячие губы скользнули по ее скуле.
Сантана резко вздернула голову, и они стукнулись лбами.
- Никогда я не буду твоей! - ее голос был хриплым от ненависти. - Ты можешь изнасиловать меня... Ты мужчина, ты сильнее. Но ты не заставишь полюбить тебя! Я не скажу: "Да".
- Скажешь! - в глазах Мейсона появился ледяной блеск. - Скажешь: "Да", станешь моей женой... Верной, любящей женой... Или я расскажу Брендону правду о его родителях. О том, как они избавились от него, потому что он мешал им...
- Это неправда!
- О том, как его мать бросила его сразу после рождения и не вспоминала пять лет. Как она развлекалась, путешествовала, делала карьеру... А потом увидела такого славного малыша и захотела отнять его у той, которая заботилась о нем, любила... Он возненавидит тебя, Сантана! Будет бояться тебя. Ты не сможешь даже подойти к нему.
- Нет! Мейсон, нет! Ты не сделаешь этого!
- Сделаю, - его голос звучал спокойно и уверенно. - Если мне достается лишь ненависть и презрение, вы все сполна нахлебаетесь ими!
"Мама была права!" - на глазах Сантаны закипали слезы. "Она предупреждала меня. Предупреждала, что Мейсон будет мстить за свою боль".
- Пожалуйста, не надо, - прошептала она. - Не делай этого... Я прошу... - Сантана душила рыдания, рвущиеся из груди, голос прервался всхлипом.
- Выходи за меня замуж, - Мейсон поцелуем снял слезинку. - Скажи: "Да" , и я сделаю тебя такой счастливой, какой ты не бывала даже в мечтах. Обещаю. Ты будешь счастлива со мной.
Безнадежно! Он не слышит ее, не понимает... Не хочет понимать!
- Мейсон, - взмолилась она, - не разрушай то хорошее, что было между нами! Наша дружба...
- Не было никакой дружбы! - Он схватил ее за плечи и развернул к себе. - Я люблю тебя, люблю много лет, и ты должна полюбить меня!
Сантана помотала головой. Из ее глаз брызнули слезы, побежали по щекам. Мейсон убрал прядь волос, упавшую ей на лоб, очертил пальцем лицо. Сколько она себя помнила, он не выносил слез, но сейчас смотрел холодно и безжалостно. Неумолимо, как воплощение Немезиды.
- Брендон получил мою долю наследства, - сказал он тихо. - А я заберу у него детство. Ты можешь не допустить этого, Сантана. Ты можешь...
Можешь защитить своего сына. Сантана прикрыла глаза не в силах видеть ледяное лицо. Брендон - ее мальчик, ее дорогой мальчик! Как же она виновата перед ним!
- Пять лет прекрасный возраст, чтобы познакомиться с реальностью. Брендон уже знает о смерти - умер его отец - пора узнать о предательстве.
- Ты же спас ему жизнь! - прошептала Сантана.
- И спасу от будущих разочарований.
Он еще может насмехаться! бессердечное чудовище! Как она могла хоть на миг счесть его человечным? Нельзя было подпускать его к себе - нужно было гнать, отталкивать! А она... Как она допустила саму мысль, что Мейсон способен стать ей другом! Она же знала, какой он! Знала о его жестокости и мстительности. Мама предупреждала, что Мейсон опасен, но она не боялась. За себя не боялась! Но под ударом оказался Брендон. Ее мальчик! Он не должен страдать.
- Все в твоих руках, Сантана, - вкрадчиво произнес Мейсон. - Твоя жизнь... Моя... Брендона...
Ничего подобного она не ощущала. Напротив, Сантана чувствовала себя совершенно беспомощной. Как тогда в Акапулько на родильном столе, когда твердая уверенная ладонь медсестры закрывала ей глаза. Она теряла своего ребенка. Теряла его вновь! Нет, она не допустит его страданий! Она защитит Брендона любой ценой!
- Ладно, - пусть, даже такой, - я выйду за тебя замуж.
Мейсон молчал. Он убрал руки с ее плеч, но его лицо сохраняло прежнее упрямое выражение.
- Я говорю: "Да", - силы оставили Сантану, она опустилась на диван.
- Ты выйдешь за меня замуж, - Мейсон наконец прервал затянувшуюся паузу. - Сегодня.
- Почему сегодня? - Сантане было все равно. Лишь бы этот кошмар скорей закончился.
- Чтобы отец не вмешался - с него станется.
Только сейчас ей пришло в голову, что можно было согласиться для вида, а потом тянуть время. Можно было обратиться к СиСи - чтобы ни происходило между ними, такого он бы не допустил. Но уже поздно. Слишком поздно.
Сантана безучастно смотрела на проводимый в ее комнате профессиональный обыск. Много времени это не заняло - Мейсон спрятал обнаруженное удостоверение во внутренний карман и обернулся к ней:
- Идем. Вегас ждет нас!
***
Самолет взлетел и взял курс на Вегас. Мейсон откинулся на спинку кресла. До сих пор он рвался к заветной цели, как десятиборец к олимпийской медали, последовательно пересекая финишную черту каждого этапа. Найти документы, доставить Сантану в аэропорт, купить билеты, пройти регистрацию, посадить ее в самолет... Все! Можно выдохнуть. Никуда она теперь не денется! До приземления... А там, возможно, придется выдержать еще один раунд.
Внутренности скрутились в тугой узел. В горле пересохло. Сегодняшняя эмоциональная встряска далась ему тяжело. Чувства, желания, так долго сдерживаемые, смиряемые, вырвались наружу, сметая все его так долго и старательно возводимые крепостные стены. Душа без их привычной защиты сжималась в комок, пытаясь спастись от рвущих ее ледяных ветров. Хотелось замереть, не шевелиться, застыть. Любое движение причиняло физическую боль, словно не осталось не вывернутых сустав и не порванных сухожилий. Мейсон даже дышал через раз - воздух обжигал легкие.
Ангел милосердия в облике улыбчивой стюардессы предлагал напитки. Он взял коньяк, с трудом сделал первый глоток - обжигающий напиток побежал по пищеводу, притупляя ощущения. Второй пошел легче. Мейсон наконец смог вздохнуть.
Он искоса взглянул на Сантану - она смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. Даже в измятом платье с растрепанными волосами она была невыносимо хороша. Его любовь, его боль, его греза! Никогда еще он не был так близок к исполнению своей заветной мечты и отступить не мог... Отступить?! За шаг до победы? Нет! Эту битвы он выиграет во что бы то ни стало! Пусть вся его жизнь летит под откос - отец отрекся, сестра поверила клевете, со дня на день ему предъявят обвинение в убийстве - Сантана сказала: "Да!"
"Серьезно?" - съехидничал внутренний голос. "Думаешь, Ченнингу она с таким лицом "Да" говорила? И в постель шла, как на эшафот?"
"Лицо, как лицо, - отмахнулся Мейсон от непрошенного критика, - серьезное. Главное, я доказал..."
"Доказал, что любовь, которую Ченнингу дарили от всего сердца, ты можешь получить только обманом и насилием. Блестяще!"
"Хватит! Сантана будет моей..."
"И чем же это отличается от банального изнасилования? Тем, что ты не ей нож к горлу приставил, а угрожаешь разрушить мир пятилетнего ребенка?"
"Я же не стану ее принуждать. Буду терпелив, нежен... Она поймет..."
"Как только ты ослабишь хватку, она сбежит. А с выкрученными руками, поймет лишь то, как сильно тебя ненавидит".
Милосердная стюардесса с коньяком прекратила шизофреническую беседу. Голоса в голове смолкли, по венам побежало приятное тепло, ощущения притупились. Затуманенное сознание отметило тот факт, что он как-то слишком быстро опьянел. Мейсон попытался вспомнить, когда он спал? А лучше, когда он ел в последний раз? Точно не в эти сутки.
Сантана сидела все так же прямо. Христианка, брошенная на арену к диким зверям на потеху праздной римской толпе. Бросьте жертву в пасть Ваала, киньте мученицу львам...* Отступать поздно. Того хорошего, что все-таки было между ними в последние недели, уже не вернуть. "Она мне больше не поверит". А самолет - не поезд, за стоп-кран не дернуть, на ходу не спрыгнуть... Значит, вперед! Прямо к цели, не замечая препятствий. "Она полюбит меня, - пообещал себе Мейсон, - наверное".
***
Сантана горько усмехнулась Вот она и выходит замуж за Кепвелла! Не за Ченнинга, о котором мечтала, не за СиСи, которого могла полюбить. За человека, которому всегда говорила: "Нет" и не могла сказать ничего другого. Кстати, где он?
Мейсон играл в блэкджек, а точнее, проигрывал - кучка фишек рядом с ним таяла на глазах. Правильно, чем еще заняться перед бракосочетанием? Постараться избавиться от лишней наличности и остатков трезвого рассудка! Возможно, это ее шанс... Ни денег, ни документов... Можно обратиться к охраннику... И что сказать? Правду? Или лучше соврать? Боже, как стыдно!
Поздно. Мейсон уже подошел к ней. В руках он держал бутылку шампанского, перевязанную пышным бантом.
- Подарок казино за сделанную суточную выручку? - она постаралась вложить в голос максимум презрения.
- Не везет в картах... - пьяно ухмыльнулся Мейсон. - В любви же мне повезло!
Сантана резко развернулась и пошла к выходу.
- Подожди... Минуточку, я, кажется...
- Что?! - она обернулась.
Мейсон шарил по карманам.
- Кажется, у меня вытащили бумажник...
- Как?
- Профессионально! - он развел руками. - Ни денег, ни документов.
- Этого не может быть!
- Можешь меня обыскать, - он растянул губы в похабной клоунской улыбке.
- А билеты?
- Они были в бумажнике.
- Мы что - застряли здесь?!
- Хуже, мы не сможем получить лицензию, - печально сообщил Мейсон. - Зато у нас есть шампанское, - он аккуратно скрутил проволоку с горлышка.
- О, Боже!
- Знаешь, дорогая, я очень рад, что необходимость отложить нашу свадьбу так тебя огорчает, но, если посмотреть с другой стороны, у нас появилась прекрасная возможность организовать самую великолепную церемонию, какую видела Калифорния. Ты же наверняка думала и о фасоне свадебного платья, и об украшении зала, и о первом танце. Ты устроишь свадьбу своей мечты, Сантана!
- Как мы вернемся в Санта Барбару?!
- Не расстраивайся. Нас ждет сказочное будущее! За это нужно выпить, - Мейсон протянул ей бутылку.
- Прекрати! - в ее голосе зазвучали истерические нотки. - Мейсон, я хочу домой! Завтра утром мне нужно быть на работе!
- Какое совпадение - мне тоже, - пробормотал он, отхлебнув шампанского. - Нам нужно лишь найти монетку... И телефон.
***
Сантана сгорала от стыда, пока Мейсон звонил Иден. Он нес какую-то невероятную чушь, в реальность которой просто невозможно было поверить. Что должна думать обо всей этой истории Иден! Что она подумала о ней?!
Потом они ждали самолета. Мейсон допивал шампанское. Сантана дрожала от холода, гордо отвергнув предложенный пиджак. Наконец прилетела Иден. В ее глазах плясали веселые чертики, а тон, которым она предложила взять выходной, был нарочито деловым и серьезным.
***
Они возвращались в Санта Барбару. Сантана осталась в салоне с Мейсоном. В настоящее время этот Кепвелл бесил ее гораздо больше, но он спал, а значит, молчал, тогда как Иден за штурвалом бодрствовала. Оказаться под прицелом ее насмешливых глаз было уже слишком!
Мейсон пошевелился. Взгляд Сантаны зацепился за черный уголок, выглядывающий из внутреннего кармана пиджака. Смутное подозрение заставило ее подойти ближе и вытащить... Бумажник! У Сантаны тряслись руки, когда она открывала его. Билеты из Вегаса, права... наличных, правда, нет, зато кредитная карта на месте!
- Мерзавец, - с чувством прошептала она, пряча свои права. - Какой же ты мерзавец!
Бумажник она небрежно запихнула в карман и села на свое место. Самолет начинал снижаться.
________________________
*Это строки религиозного гимна, но я его знаю по роману Дюма "Три мушкетера".

@темы: "СБ", "мои фанфики"

---

И о Матильде

С удивлением прочитала, что Матильду обсуждают, как умную женщину. Меня поразило, что такой вопрос вообще может ставиться.
Если честно, я даже предположить не могла, что кто-то считает Матильду умной. Она очень... эффектна. Раскованна, эпатажна, в общем впечатление на окружающих производила, особенно, в молодости, особенно по контрасту со своим супругом и окружению. Но в этом же и подвох - рядом с Матильдой нет людей думающих, толковых, а ведь Агарис - аналог Рима, значит крупный административный и культурный центр, там должны быть анклавы эсператистов разных стран, в том числе ее родного Алата, кружки ученых, литераторов, светских интеллектуалов. Но Матильда об их существовании, такое ощущение, даже не подозревает. В ее репортаже окружение составляют дураки и подонки, что в Агарисе, что в Ракане (и о тех, кто остался в Алате она отзывается столь же пренебрежительно), а подобное всегда тянется подобному. Алкоголик в любом месте найдет собутыльников, игрок - игроков, забияка - бретеров. Рядом с Матильдой нет умных, думающих людей, в лучшем случае, пройдоха Хогберд. Примечательно, что братья Борн, по своим нравственным и интеллектуальным качествам отличающиеся от прихлебателей Раканов, в ближний круг не входят (Робер - отдельная история, в большей степени характеризующая его). Все интересы Матильды сведены к чувственным ощущениям - еда, выпивка, секс, спорт (кони, охота, стрельба). И когда она общается с людьми умными, например, Левием разговор все равно не переходит на иной уровень осмысления действительности. Думает она о нем исключительно в плане плотских утех "Сколько не тасуй Левия с Ласло, Адриана не получится". Ей в голову даже не забредает мысль, ЧТО значит для Агариса воцарение Раканов в Талиге, на какие меры пойдет церковь для того, чтобы насадить в государстве эсператизм, как это отразится на династии... Крайне примитивное, одноактное мышление. Неудивительно, что Альдо проникся идеями деда, бабушке нечего было ему предложить. Матильда с юности запомнила легенды о героическом прошлом Алата, она восхищается яркостью образов, но не осознает, что за ними стоит - восторгается тем, как отважно бился искалеченный витязь, но вопрос: "За ЧТО он бился?" - ей не приходит в голову.
Матильда интеллектуально не развита. это очевидно, но она и на житейском уровне умом не блещет. Как говорится, любой может нечаянно сесть на муравейник, однако, только дурак останется на нем сидеть. Эта женщина всю свою жизнь просидела на муравейнике, ничего не пытаясь изменить. Она, прежде всего, глупа. Ее ума не хватает на то, чтобы осознать реальность, поставить цель изменить ситуацию, наметить способ, найти средства для реализации и выполнить задуманное. Матильда способна только распознать негативные ощущения и определить источник дискомфорта. На этом все. Примечательно, как взрослой, много повидавшей женщиной крутит юная Этери, всю свою жизнь проведшая в тепличных условиях. Матильда даже не догадывается, что ее используют. Она принимает все сказанное и показанное за чистую монету. И опять же неспособна подумать о чем-нибудь кроме самого примитивного, плотского. То, что Этери нужен Алва для качественного изменения своего положения. Что алве не нужна еще одна политическая проблема на окраине, когда у него страна рушится (а может быть и мир в целом) - ей даже не приходит в голову.
Отблески Этерны меня изначально привлекли яркими многомерными персонажами. Это были не куклы с функциями, а живые люди. Наши родственники, соседи. коллеги - они же не однозначны, не укладываются в простую формулу, что-то в них бесит, что-то восхищает, с чем-то приходиться мириться, потому что "других людей у меня для вас нет". И Матильда вполне узнаваема - потасканная вульгарная тетка с запасом житейских историй и неизжитой наивностью, добродушная, нелепая, шумная. К ней можно завалиться среди ночи, одолжить деньги - даст последнее, постелет на полу и оставит жить, сколько вам надо. Но она устроит пьянку с танцами за стеной, и вы не убедите вести себя тише, ее живность загадит весь подъезд, ее обнесет молодой любовник, и она придет плакаться к вам, и в будете бегать , восстанавливая ей документы. Матильда была абсолютно на своем месте, но ее роль себя исчерпала бегством из Раканы. Дальше идет накрутка текста, абсолютно бессмысленная.

@темы: "ОЭ"

---

А за моим окном рассвет

Шла я и мурлыкала романс Валентина в Багерлее. У меня на ходу такие песенки импровизируются простынями, а потом я пытаюсь собрать и упорядочить - там где образно, нет рифмы, там, где рифма - нет смысла. В этот раз все остановилось на первой же строчке:
А за окном цветет сирень...
Я вдруг сообразила, что это у нас сирень цветет в августе, в нормальных широтах - в мае-июне. И на дворе не весна... вот к весне мое подсознание и выдало Высоцкого:
Весна еще в начале, еще не загуляли,
А уж душа рвалась из груди...
Но тут приходят двое, с конвоем, бл..., с конвоем,
"Оденься, - говорят, - и выходи"
Тут, я захихикала, потому что вспомнила продолжение:
До мая пропотели, все расколоть хотели,
Но, нате вам - темню я сорок дней,
И вдруг, как нож мне в спину - забрали Катеарину,
И следователь стал меня главней.
Я понял, понял, что тону.
Покажьте мне хоть в форточку весну.

В общем, остановилась я на:
"А за моим окном рассвет..."
И больше ничего не придумывается.

---

Давенпорт и...

Я бы хотела почитать о Давенпорте и Валентине, но ни в каноне, ни в фанфиках они практически не взаимодействуют. Давенпорты вассал Рокслеев, Чарльз, похоже, дружен с младшими представителям семьи, а Валентин - оруженосец маршала Генри, они знакомы и должны были пересекаться в обществе, во дворце. То есть, какое-то суждение друг о друге у них имелось. Позже они не только служат в одной армии, физически находятся рядом, но существуют совершенно параллельно. И это дразнит любопытство - что будет если совместить несовместимых персонажей? Взаимодействие Лионеля с Давенпортом получилось впечатляющим и вызвало к жизни потрясающие фанфики. К сожалению, ВВК накалила напряжение, но ни к чему его не привела. Момента истины не случилось, персонажи просто разошлись, оставшись каждый при своем. На мой взгляд взгляд, крайне неправдоподобно прописано восприятие окружающими этих двух персонажей. Еще более неубедительна трансформация Давенпорта из решительного умелого офицера в глуповатого нытика.
Я позволю себе небольшой оффтоп. Мне противостояния Лионеля и Давенпорта очень нравилось. И я была на стороне Лионеля.
Мне нравятся такие персонажи с холодной нечеловеческой логикой, парадоксальным мышлением, жестоким чувством юмора. Из них получаются восхитительные антагонисты, которые реально способны победить и, возможно, их победа в долгосрочной перспективе была бы наилучшим исходом, что оставляет простор для интерпретаций. Но и как протагонисты они хороши своей неоднозначностью. Конфликт между Лионелем и Давенпортом - конфликт между беспощадной эффективностью и личным восприятием, между воплощением системы и конкретным человеком. Лично мне ближе первое. Я люблю обобщать, я спокойно отношусь к статистическим погрешностям и неизбежным потерям. Мне полностью подходит описание из какого-то психологического теста: "ситуация, когда работа выполняется, но половина сотрудников не разговаривают друг с другом, все еще нормальна" Я на стороне Лионеля и наслаждаюсь тем, как он шокирует Давенпорта. Однако, когда ВВК расписывает понимающее общество вокруг Лионеля, всецело его одобряющее, я не верю. К таким людям не тянутся, их способностями пользуются, но их общество мало кому доставляет удовольствие. Организовав Лионелю группу поддержки, Камша убила его очарование одиночки, взирающего на мир, который он не чувствует, лишь анализирует. Чарльза Давенпорта она просто уничтожила,настойчиво подчеркивая его несостоятельность в роли сверхчеловека, что является просто абсурдом. Он именно человек, очень чуткий и восприимчивый, он не всегда может объяснить свои ощущения, но четко понимает, каково живым людям вокруг. Лионель же этого не чувствует. ему нечем, он просчитывает и манипулирует, добиваясь нужного эффекта. Его глубокое равнодушие к окружающим, полное отсутствие интереса к жизни и чувствам других людей, не могли не вызывать отчуждения. так же как эмоциональная отзывчивость Чарльза не могла оставить его без сочувствующих. С точки зрения художественного произведения такой конфликт мировоззрений просто обязан должен был завершится каким-то прорывом - либо открытым столкновением, в котором останется только один, либо объединением лучших качеств персонажей на некой точке соприкосновения.
В общем, Камша уничтожила линию противостояния Лионеля и Давенпорта, объявив первого всегда и во всем правым, а второго мальчиком для битья. Это скучно. Мне хочется взаимодействие двух абсолютно различных нервных систем. Вынужденное сотрудничество в условиях недоверия, непонимания, ложных истолкований. Когда то, что "для одного комфорт, для другого пневмония". У Давенпорта к Валентину может быть шикарный список предубеждений. Плюс реакция на слишком высокий чин в слишком юном возрасте. К тому же в исполнении маршала Ли отправка офицера для поручений под начало полковника Придда может выглядеть весьма унизительно. Я размечталась, прикидывая душевное состояние персонажей, и вдруг столкнулась с проблемой - взаимодействовать они отказались. Валентин вообще вещь в себе, безупречен и официален. А Чарльз человек довольно замкнутый, он сам на контакт не идет - его тормошил Марсель, потом Бертольд, дразнил Лионель. Валентин просто так втыкать в подчиненного иголки не будет, к тому же он слишком сосредоточен на том, чтобы наилучшим образом выполнять свои обязанности. Похоже, эти двое будут взаимно вежливы в рамках устава, сохраняя личное мнение при себе. если не произойдет чего-нибудь экстраординарного. Валентин мог бы отбросить ледяную невозмутимость, если Давенпорт каким-то образом подвел бы его, бросил тень на имидж безупречного полковника. А вот Чарльз... Чарльз мог бы заподозрить предательство, возмутиться спорным с его точки зрения решением.

@темы: "ОЭ"

---

По мотивам древнего фанфика

Был такой фанфик "Медуза и Ворон", написанный в те далёкие годы, когда не был известен цвет волос Приддов и о проделках мэтра Шабли никто не подозревал, потому Валентин белокур и является Сузой-Музой, убийство Джастина отцом - общизвестный факт. Алва берет Валентина оруженосцем, и вскоре получает от Суза-Музы объявление войны. Покрашенный в розовый цвет Моро, взрывчатка в кобуре, снотворное командующему перед смотром (сам Рокэ подумал "хорошо, что не слабительное"), Алва отвечает с фантазией, внимательно приглядываясь к оруженосцу. В финале - откровенный разговор и начало дружбы. Я долго к этой идее присматривалась, мне хотелось длинную историю, без стеба и ближе к канону ЗИ. Потом я какое-то время обдумывала мысль: Юстиниан говорил с Алвой о младшем брате, и Рокэ не отверг идею, но гибель Юстиниана напомнила ему о проклятии, и он перестраховался. Я представляла сотрудничество Валентина и Алвы уже после его освобождения, в армии. В минуту откровения Рокэ признаётся, что не взял Валентина, потому что к брату погибшего друга не смог бы относится таким образом: "меньше чем оруженосец, мне нужен только духовник". Однако теперь после рассветных открытий моё воображение рисует совсем иное.
Прежде всего Алва относился к Юстиниану примерно также как и к Ричарду. Сын человека когда-то пытавшегося убить его с помощью женщины, эмоциональный, нестабильный (попытка самоубийства), внушаемый (привязался к нему). Рокэ понимал, что Юстиниана будут использовать против него, и ожидал предательства. А Юстиниан не предал, он пытался "друга" прикрыть (я деталей не продумывала, только общую схему эмоционально-пихологическую). В общем, Алва Юстиниана подставил каким-то образом, ожидая от него определённых действий в интересах Штанцлера, но ошибся. Юстиниан погиб и пришёл к Валентину, потому что хотел защтить "друга"- невольного виновника своей смерти. Но Валентин не понял о ком речь. Брата он освободил от жуткого посмертия. Позже Рокэ взял Валентина оруженосцем, либо освобождение после суда было успешно реализовано до совместного отъезда, либо они озде встречаются в армии, и Первый Маршал приближает полковника Придда. Ну и при тесном общении Валентин начинает многое о монсеньоре понимать. В частности то, что он мог бы сделать многое, если бы не плел хитрых кружев, а просто выполнял свои непосредственные обязанности. В общем я хочу постепенное прозрение и сожаление в финале. Жаль, что нет того человека, в которого так верил брат, жаль, что настолько одаренный человек зациклился на личных переживаниях и вместо серьёзных дел мается дурью, жаль...

@темы: "ОЭ"

---

не совсем о любви, но рядом

Была у меня мысль о Мэллит, к которой привела довольно запутанная цепочка. Попытаюсь восстановить ее.
1. В обсуждении пейринга Ли/Мэллит (оказывается, это лилит) привели цитату, где Лионель, думая о желательности секса, не вспоминает о Мэллит. Действительно, не вспоминает, даже в плане: "Женщину бы сейчас... рыжую... с тяжелыми косами... тонкую, хрупкую... чтобы на руки подхватить..." Ничего подобного, ему до конкретных характеристик женщины дела нет. (Ага, "ведь для солдата главное: не ум, ни обаяние, ни красота, а пол!"). Но Мэллт о нем думает и много. Похоже, опять тонет в любви безоглядно.
2. А вот интересно, если она его любит, а он, как и говорил, уделяет одну ночь из трёх, остальные посвящает не только Талигу, но и другим женщинам. В один прекрасный момент появится новая графиня Савиньяк, и Лионель предложит Мэллит все ту же треть ночей. Не выйдет ли как с Альдо? Нет! Альдо же был с ей груб... Но ведь убежала она не из-за этого!
3. Мэллит жёсткий секс в вину Альдо не ставила, она вскинулась, когда он упомянул о своём браке и ее будущей роли содержанки. Вопрос, а что же ее так задело? Она, правда, думала, что он женится на ней? Это же бред. Пусть бред, но если Мэллит думала, что у них взаимная любовь, и Альдо будет только с ней, а он ее мечты разрушил, было ли принципиальным качество секса? В самом деле, что бы изменилось, если бы Альдо оказался умелым любовником, и секс девушке понравился - она бы согласилась стать содержанкой?
4. А если бы Мэллит не ворвалась к Альдо так не вовремя, а появилась, когда он был в благодушном настроении и занялся с ней сексом на трезвую голову, на кровати, и все было не так уж плохо? Как бы тогда Мэллит реагировала на сообщение о своей роли при короле Альдо и его будущей королеве? Я полагаю, была так же потрясена. То есть, плохой секс в той ситуации был вишенкой на торте.

Проблема в том, что ВВК, описывая душевную травму Мэллит, переплела два мотива, которые не зависят друг от друга: удовольствие от секса (точнее, его отсутствие) и взаимность чувств. Мэллит было больно и неприятно, но она ни в чем не упрекала Альдо и намеревалась продолжить отношения, которые без всяких на то оснований считала взаимной любовью. Крушение мечты о любви стало для нее катастрофой, именно это она переживала настолько мучительно, что сочла свое сердце пропавшим. Неудачный сексуальный опыт может травмировать, но я не уверена, что метод "клин клином вышибают" поможет даже в простой ситуации, когда об обманутых чувствах речи нет. По-моему, здесь более полезен был бы разговор с кем-то умным и понимающим (священником, врачом, опытным человеком), который помог осознать, что случившееся - не ее вина: Альдо сделал ей больно, а не она неправильно реагировала. Но болезненным опытом переживания Мэллит не исчерпываются - Альдо бросил ее не по причине сексуальной несостоятельности, она понимает, что обманулась в нем, в его чувствах. Эта проблема серьезнее, и ее точно сексом не вылечить. Мне кажется, Мэллит нужно учиться строить доверительные отношения. Сперва общение, взаимное внимание, забота, умение говорить о своих проблемах и слышать собеседника. Мэллит нужно увидеть живого человека рядом с собой, а не цепляться за воображаемый образ. И вот когда будет взаимное доверие, совместные интересы, симпатия, свобода обращения - близость душевная, близость физическая станет естественным продолжением. Напротив, физическая близость, даже в форме самого великолепного секса, к душевной может и не привести. Мэллит и ее любовник останутся друг другу чужими людьми, она будет жить мечтами и жестока страдать, когда реальность эти мечты разрушит, а она разрушит, потому что воображение не может воспроизвести реальность.
Основную проблему Мэллит метод предложенный Селиной не решает, он ее консервирует. Если раньше Мэллит могла списать свое несчастье на сексуальную несостоятельность (собственную или Альдо), то теперь она удовлетворена физически, но ее чувства могут остаться безответны. Лионель дал ей ровно то, что обещал. И если Мэллит захочет большего (а она захочет!), жаловаться ей не на что.

@темы: "ОЭ"

---

Езжай на огонь, моя радость...

Были вчера с сыном на концерте памяти Булата Окуджавы. Потрясающее впечатление!
Я, признаться, думала будут песни военные, но ошиблась, программа оказалась философски-лиричная. Мне понравилось, но для двенадцатилетнего ребенка все же должно было быть тяжеловато. Однако он был впечатлен. Меня поразило, как он услышал. Затаив дыхание, полностью погрузившись в атмосферу. Вышел с крыглыми глазами.
Одна песня, прямо этерновская:

— Мой конь притомился. Стоптались мои башмаки.
Куда же мне ехать? Скажите мне, будьте добры.
— Вдоль Красной реки, моя радость, вдоль Красной реки,
до Синей горы, моя радость, до Синей горы,

— А как мне проехать туда? Притомился мой конь.
Скажите, пожалуйста, как мне проехать туда?
— На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь,
езжай на огонь, моя радость, найдешь без труда.

— А где же тот ясный огонь? Почему не горит?
Сто лет подпираю я небо ночное плечом...
— Фонарщик был должен зажечь, да, наверное, спит,
фонарщик-то спит, моя радость, а я ни при чем.

И снова он едет один без дороги во тьму.
Куда же он едет, ведь ночь подступила к глазам!..
— Ты что потерял, моя радость? — кричу я ему.
И он отвечает: — Ах, если б я знал это сам...

@темы: "ОЭ"

---

Любовь и сила... самовнушения

Если необыкновенной сексуальной притягательности Алвы способствует сама Кэртиана, то Матильде приходится справляться своими силами. И она справляется, успешно убеждая себя в неотразимости. Этот персонаж, интересный и симпатиный в первых книгах, при более длительном знакомстве начал вызывать у меня неприятие. Чем больше Матильды было в тексте, тем ярче становилась ее зацикленность на сексе. У меня такое впечатление, что она рассматривает окружающий мир исключительно с точки зрения, а с кем бы переспать? Она постоянно вспоминает, кто ее любил, как домогался, и задним числом делает удивительные открытия. Оказывается, эсперадор был в неё влюблен долгие годы. Правильно, покойнику можно приписать, что угодно, и Матильда рассуждает о любви человека, который ничего подобного никогда ей не говорил, как об установленном факте. Влюбленным сочла она и Дьегаррона, который по возрасту моложе ее сына. В это я поверить не могу - не настолько же сильно ему голову повредили! Скорее всего, воспитанный кабальеро проявляет такт и учтивость по отношению к пожилой особе взбаламошного нрава, а привыкшая к хамству и базарным манерам Матильда навооброжала пылкие чувства. Это и смешно , и грустно, когда тётка за 60, схоронившая сына и внука, изображает из себя своевольную красотку, эдакую Кармен. Не исключено, что Бонифаций женился на ней дабы обезопасить молодых офицеров от поползновений престарелой нимфоманки. Принёс себя в жертву.

@темы: "ОЭ"

---

Любовь и вороны

Одна из причин, почему Рокэ Алва никогда не был моим героем, это всеобщее обожание женских персонажей цикла. Мой внутренний Станиславский вопит: "Не верю!" - так не бывает. Ни один человек не может быть сексуально привлекательным абсолютно для всех лиц противоположного пола. Физическая красота много значит, но и ее воспринимают по-разному даже в одной культурной среде. Положение в обществе, богатство, слава - дают плюс много, а зачастую компенсируют любые недостатки внешности. Но восприятие сексуальности сугубо индивидуально. Разумеется у единоличного правителя Кэналлоа, Первого Маршала Талига, признанного красавца, знаменитого фехтовальщика, известного легким отношением к деньгам есть богатый выбор окошек, в котором его с радостью примут. Но не в любом же! Залезая в произвольно выбранное окошко, Алва должен столкнуться с разными вариантами: а)женщину привлекают мужчины другого типа, например, крупные блондины; б)она любит конкретного человека; в)она признает только постоянные отношения и не заинтересована в случайном сексе; г)она добродетельна и считает подобные связи грехом; д)именно сегодня она не может заняться сексом по физиологическим причинам; е)она фригидна. Однако Алва лазит в окошки так, словно одного его появления достаточно, чтобы распалить любую женщину до полной потери самоконтроля. Объяснить такой эффект можно лишь магическим вмешательством. Вероятно, Сила Ракана настойчиво стремится продолжить род и воздействует на всех женщин с тем, чтобы они быстренько зачинали наследника. Непонятно, как же избежала подобной участи Эмильена? Но одно исключение лишь подтверждает правило. Вполне возможно, феномен Эмильены объясняется визитом в Кэртиану Ринальди, при наличие двух Раканов Сила не нуждалась в продолжении, и Рокэ, выбравший такое неудачное время для любви, девушку не впечатлил. Интересно, что животные реагирует на Ракана - Котик возлюбил спервого нюха, лошадь, к которой Рокэ равнодушен, првязалась так, что будь женщиной, плакала бы по ночам и жгла портреты Моро.
Впрочем, самое поразительное не то, что все женщины хотят Алву. Удивительно, что они хотят его бескорыстно. По идее, он должен быть самым завидным женихом Талига, но мы не видим вьющихся вокруг него потенциальных невест и претенденток на роль содержанок. Ни одна из девушек в окошке не таскается за Алвой с требованием продолжить отношения, поспособствовать карьере папы, дяди, брата, мужа. Такое впечатление, что всем хватает ночи (нескольких ночей), никто не хочет быть рядом, встречаться, переписываться, проводит время вместе. Возможно, Сила Раканов возбуждает у женщин чувственность, но когда после сексуального акта не происходит зачатия, не только снимает морок, но и производит какую-то эмоциональную заглушку. По крайней мере, я другого объяснения придумать не могу.

@темы: "ОЭ"

---

Просто война. Хочу фанфик.

Получив повестку, Бельфайр говорил, что пойдет на войну. Он же не трус! Он не боится погибнуть. Похоже, Бей забыл - на войне не только можно умереть, на войне нужно убивать. Я хочу фанфик, в котором Румпельштильцхен затянуло в портал за сыном, и они оказались в мире без магии. В Германии 16 века или времен Тридцатилетней войны. Разоренная земля, голод, эпидемии... Единственная возможность заработать на пропитание для никому неизвестных пришельцев завербоваться в армию. Бей становится солдатом. Румпельштильцхен со своей искалеченной ногой вынужден остаться в какой-нибудь деревне (возможно, при монастыре).
Сперва дела у Бея идут хорошо. Командир у него умелый и удачливый, коллектив дружный и веселый. Бей чувствует себя своим, его поощряют за храбрость, угощают вином, помогают приобрести опыт с женщиной. Однако в ходе боев отряд редеет, при отступлении приходиться бросать раненых, кто-то дезертируют - его вещают. Бей видит, как обирают погибших и добивают раненых. Он не хочет в этом участвовать, но ему буквально впихивают куртку покойника, потому что его собственная разорвана. Жалованье не выплачивают, и солдаты вынуждены идти по деревням, крестьяне не согласны отдавать продовольствие, у них забирают силой, сопротивляющихся убивают. Капитан принимает решение покинуть неплатежеспособного работодателя, отряд переходит на другую сторону. В следующем бою Бей сражается с теми, с кем совсем недавно воевал плечом к плечу. Жалованье по-прежнему не платят, отряд мародерствует. Так проходят годы, и однажды Бей со своими сослуживцами гуляет в захваченном селе. Они отбирает все мало-мальски ценное, насилуют женщин, поджигают дома. Им пытается воспротивится какой-то хромой старик, и Бей закалывает его.

@темы: "ОВС"

---

Румпельштильцхен форева!

Я неизбежно прихожу к тому, что встраиваю персонажа в свою систему координат, и это заставляет меня задуматься о собственных критериях правильного, допустимого, терпимого, неприемлемого. Мне необходимо объяснить себе, почему именно этот герой вызывает у меня живой отклик. В процессе я узнаю много интересного о собственном мировоззрении.
С самых первых серий меня восхитил мистер Голд, а вот историю Румпельштильцхена уместить в сознании было сложно. Я выросла на произведениях о войне, я с трудом сдерживаю слезы, когда читаю сыну "Последний день Матвея Кузьмича", когда смотрю "В бой идут одни старики". Для меня защита Родины - это долг, трудный, тяжелый, опасный, когда речь уже не о твоей жизни, не о твоей семье, а о народе, как социо-культурной общности, о будущих поколениях, и о поколениях предков. Я не понимаю ту храбрость, которую Авторы Однажды в сказке показывают в Героях, по мне так это - невежество помноженное на самодовольство и отлакированное скудостью воображения. Настоящая храбрость - "надо просто помнить долг от первого мгновенья до последнего". Для меня правильно: "когда на смерть идут поют, а перед этим можно плакать, ведь самый страшный час в бою - час ожидания атаки...", и "подтащил на тросах и поставили в кустах, все ушли, а я остался, и со мной остался страх. Не подумайте чего, не боюсь я никого, но один с такой вот дурой не управится никто. Выстрелить лишь раз смогу, ладно если попаду, а потом взорву машину, не досталось, чтоб врагу...", "все братушки полегли, и с патронами напряжно, но мы держим рубежи, мы сражаемся отважно..." - я могу очень много цитировать. Так вот ,"высшей мерой наградил его трибунал за самострел" - для меня тоже правильно. Тот, кто спасает свою жизнь, подставляет остальных - им будет труднее выжить, труднее защищать землю, свои семьи и семью дезертира тоже. Я убеждаю себя, что это другая эпоха, в феодальных войнах (тем более сказочных) ни о каком патриотизме и воинском долге никто не подозревал, а крестьян в армию загоняли... Но стоит мне посмотреть "А зори здесь тихие" все эти логические построения рассыпаются. Я уважаю тех, для кого война - трудная работа, которую необходимо сделать. Кто говорит себе: "Делай, что должно, и будь, что будет". Оправдать трусость Румпельштильцхена, искалечившего себя, чтобы вернуться к своей семье, наплевав на всех остальных, я внутренне не могу. Важно то, что изначально он собирался честно служить, доказать свое мужество, но испугался. Испугался, что потеряет жизнь, не только физическое существование - потеряет жену, сына, будущее - то, за что и должен воевать. Наверное, услышав предсказательницу, Румпельштильцхен осознал, что от его доблести ничего не зависит - он может не вернуться, даже став героем. Единственное, что было в его власти - не воевать вовсе. Румпельщтильцхен дезертировал. Он заслуживал наказания, и получил его. Увечье, презрение окружающих, физические и душевные муки - стали его искуплением. Раскаяние привело от эгоистичного желания спастись любой ценой к идейному пацифизму. Получив Силу Темного, Румпельштильцхен не ограничивается спасением сына, он прекращает войну. Его счет оплачен и закрыт.
Обретя могущество, Румпельштильцхен не набирает армий, не ведёт войн - не делает того, что когда-то счел неприемлемым. В отличии от персонажей, заявленных положительными, он выстрадал свои убеждения и не меняет их.

@темы: "ОВС"

---

Однажды в сказке - 4. Познай самого себя (продолжение)

Я собиралась писать о персонажах Однажды в Сказке с позиции "нравится/не нравится", как о пресловутых "островах в океане", однако, оказалось, для меня такой подход невозможен. Когда я смотрю сериал, я принимаю отсутствие морально-этической системы и наслаждаюсь процессом. Но, когда я начинаю, размышлять об увиденном, то соотношу с собственными критериями хорошего и дурного. Не получается оценить исключительно "красоту игры". Внешними проявлениями красота не исчерпывается, суть ее глубже. Так Бельфайр неприятен мне не тем, что он делает и говорит. Я вижу в нем фальшь. Фальш в его правильных, прочувствованных словах, экспрессивных жестах, потому что он сам не придерживается тех норм, соблюдения которых требует. Для меня такой человек хуже откровенного негодяя, потому что предает прежде всего самого себя. Я бы гораздо менее негативно относилась к Киллиану Джонсу, если бы он просто прибил жалкого калеку, имевшего наглость прийти за своей сбежавшей женой. Это было бы... нормально: пират поступает по-пиратски. Но он разыграл омерзительный фарс, предлагая драться. Он изображал героя, ничем не рискуя в сражении с заведомо слабейшим соперником и самое отвратительное, кажется, так и не понял, что героем не был. А Мила предпочла спрятаться за пирата, который якобы увез ее - не она приняла решение и бросила постылого мужа, ненужного сына - слабый, ничтожный муж не смог ее отбить. Это настолько запредельный уровень трусости и подлости, что у меня просто нет слов. Два откровенных мерзавца удовлетворяют свои желания, тешат самолюбие, измываясь и глумясь над беззащитным человеком, и просто заходятся в экстазе самолюбования - ах, какие же мы яркие, независимые личности. не похожие на жалкое быдло нас окружающее! По мне так Румпельштильцхен получил на них карт-бланш и имел полное моральное право сделать все, что угодно.

@темы: "ОВС"

---

Рост персонажей ОЭ.

Я перечитываю замечательный фанфик Большой Брат по-Кэртиански. Никогда бы не подумала, что меня заинтересует фанфик по реалити-шоу, но этот написан чудесно. Только заморожен. С одной стороны это плохо, с другой - я догадываюсь, какой приз в Игре и боюсь того, на что должен выйти сюжет, так что может быть и не плохо, что окончания нет. Некоторые персонажи ООС (история семьи Вальдесу переписана чуть ли не на прямо противоположную), других лично я вижу иначе - Валентина, Руперта, Рокэ - хотя по сравнению с тем, как характер последнего интерпретирован в Рассвете, этот вариант лучше.
Однако я хотела написать о другом. Первое задание Большого Брата встать для зарядки по росту. Вот что получилось у Автора: Рамон, Вернер, Робер, Олаф, Ротгер, Альдо, Фридрих, Рупперт, Ричард, Арно, Валентин и Рокэ.
Любопытно, но в фанфиках Рокэ Алва часто невысокий, хотя в книге четко сказано, что он выше среднего роста. Я сама удивилась этому, когда стала перечитывать КНК. Видимо, недостаточно один раз написать "выше среднего", если потрм постоянно подчеркивать тонкость, хрупкость, изящество. Не воспринимается он высоким. Возможно, в сравнении с окружающими его Савиньяками и Марселем. Отчетливо ощущается, что они выше, а Марсель просто крупнее. Сам Рокэ небольшой, тонкий и гибкий, стремительный - даже не клинок, плеть. Так что здесь мое восприятие совпало с фанфиком. Но вот Валентина я представляю высоким, в первых книгах длинным и почти субтильным, по-мальчишески узкоплечим - слишком резко вытянулся; после Багерлее он высокий, очень худой, в меру плечистый, в армии постепенно добирает мышечную массу. Вторым с конца я бы его не поставила, он выше Арно, Ричарда, Вальдеса, примерно одного роста с Альдо, который в первой тройке по росту. Ричард был мелковат для своего возраста в Лаик, после начал активно расти и должен стать довольно высоким и крепким, с возрастом даже массивным (конечно, не по меркам Валмонов). В общем у меня получилось так: Рамон, Вернер (под впечатлением от фанфика ), Альдо, Фридрих, Валентин ( трое практически одного роста), Робер, Олаф, Руперт, Ротгер, Ричард, Арно, Рокэ.

@темы: "ОЭ"

---

ОЭ. Я жгу остатки праздничных одежд, я струны рву, освобождаясь от дурмана - 2.

2.
Когда я начинала читать отблески Этерны, то была совершенно очарована отсутствием приевшейся темы - борьбы Добра со Злом, когда граница проходит по условному Андуину, и на правом берегу собираются красивые, благородные, храбрые рыцари без страха и упрека, а на левом злобные орки, убежденные садисты и тупые слуги Мордора. В первых книгах разворачивался совершенно естественный для земной истории 17 века конфликт: борьба старой региональной знати за свои привилегии и централизованного национального государства, обусловленная сменой общественного строя. Пикантность ситуации придавало то, что высшие государственные и военные должности занимали, как правило, представители знати. Если же высокого поста добивался человек более скромного происхождения, он усиливал свое положение среди аристократов земельными владениями, титулами, брачными связями. В исторической перспективе старую знать ожидало поражение независимо от личных качеств ее представителей - централизованное государство, опирающееся на бюрократический аппарат, разрушало феодальную систему, несмотря на отчаянное сопротивление. Дело Людей Чести было обречено, это очевидно с самого начала. Просто их победа означала бы фактический раздел страны, консервацию экономических и социальных отношений, экспансию соседних государств. Все это было в нашей земной истории, достаточно посмотреть на Францию 17 века, где победил абсолютизм, и Германию, то есть Священную Римскую Империю германской нации, чья раздробленность закреплена по итогам Тридцатилетней войны. Собственно, германский вариант то, что ожидало бы Талиг, в случае успеха Людей Чести. (Не нужно обольщаться, в случае победы централизованного государства, его ждали изнурительные войны с соседями за ресурсы, обезземеливание крестьян, формирование армии рабочих, необходимых для промышленного производства и так далее). В этом историческом контексте действуют живые люди, они РАЗНЫЕ по психо-физиологическим особенностям, по характеру, по убеждениям, жизненному опыту. Они преследуют разные цели и считают приемлемыми разные средства, и у каждого своя правда. Мне было интересно читать о них, о людях, которых можно понять и посочувствовать, даже если они сражаются не на "нашей" стороне. Мне кажется именно с этой целью Вера Викторовна тратила время и силы на то, чтобы прописать казаронов, бириссцев, гайифцев, дриксенцев. Оппоненты внешнеполитического процесса получились живыми, казалось бы, прекрасно, но нет! - вместо них появляются "бесноватые", нахлебавщиеся "зеленой скверны". Они признаны ЗЛОМ! Абсолютным, ужасным, не подлежащим исправлению. Вот зачем это нужно?! На Земле люди прекрасно справляются с задачей дойти до полной потери человеческого облика без мистического вмешательства. Варфоломеевскую ночь, Магдебургскую резню, якобинский террор устроили не бесноватые. Возможно, такой поворот необходим для наиболее простого решения конфликта - перед лицом всеобщей опасности происходит замирение прежде воюющих сторон, все симпатичные (Автору) персонажи собираются в одну компанию и истребляют "бесноватых" физически. Получается какой-то диковинный гибрид зомби-апокалипсиса и комикса о команде супергероев. Вся этическая проблематика сливается - есть Зло-о-о, его надо уничтожать, не рассуждая. Спасти никого нельзя - точка! Инстинкт неподверженных скверне персонажей, требующий немедленно убить зараженного не ошибается - точка! Допустим. Но вот собирается отряд ликвидаторов расправится с корпусом Заля. Трое из офицеров Заля не поддержали, попытались достичь регулярной армии, и одному это удалось. Они не были заражены. Вероятно, не только они. Однако отделять бесноватых от незараженных никто не собирается. "Бей всех, Господь отличит своих!"? Симон де Монфор в сравнении выигрывает - согласно его вере, все в руках Божьих, а Кэртиану Создатель покинул, и посмертного воздаяния не предусмотрено.
Я не знаю, что меня больше расстраивает: грядущая бойня а ля "От заката до рассвета" или утраченная глубина произведения. В середине цикла было подмечено, что бычий цепень не желает зла быку, а древоточец дому, они просто удовлетворяют свои нужды, а потом бык дохнет, а дом рушится. Все хотят хорошо для себя, не желая знать, кому от этого будет плохо, и совокупность эгоистических желаний умножает количество бедствий, пока не перейдет в качество - тогда разражается катастрофа. К сожалению, книгу об этом мы не прочитаем.

@темы: "ОЭ"

---

Однажды в сказке - 3.

2. Познание самого себя.
При отсутствии этической системы координат, все персонажи сериала существуют сами по себе, действуют во благо себя любимого, как они это благо сами понимают, и оцениваются исключительному по субъективному восприятию. Она так страдала из-за смерти возлюбленного, ей было так больно - ничего, что родного папу (любимого!) убила, кучу непричастного народу извела, лгала, манипулировала, мучила, зато приемного сына любит! Он та-а-акой гламурный красавчик с крюком, абсолютно обезбашенный, ничего, что морским разбоем профессионально занимается и в людей стреляет, зато нашел свою настоящую любовь и л-ю-юбит, и на самом деле тоже страдалец, обижали его в детстве, родной папа душевную травму нанес, такую, что даже убийство оного папы не помогло, только истинная любовь спасла. И вот здесь становится интересно, какой персонаж наиболее впечатлит? И почему именно он? Если убрать мировоззренческую составляющую и оставить только личную симпатию/антипатию?
Мой любимый персонаж Румпельшпильцхен, ему я сочувствую, за него болею. Одна из причин - более чем невнятное окружение. Сейчас, спустя пару лет после просмотра. я не могу даже точное назвать число положительных принцев, настолько они одинаковы и унылы. Помнится, когда смотрела пыталась отличать их по прическам, но все равно путала. Они словно из инкубатора - стандартная внешность без особых примет, похожая одежда, а главное, с одинаковыми характерами, точнее не имеют характера вовсе. Они выдают однообразные типовые реакции, изъясняются одинаковым языком, даже в манере поведения, жестах, мимике никакой вариативности. Их могла быть сотня, мог быть один, зацепиться нечему даже глазу, не то, что сознанию. От этого общества слегка отличается Бельфайер своим нытьем, инфантильностью, ну и авторской подачей, которая раздражает больше всего. Из него так старательно ваяли лучик света для Темного, а получился мелкий самовлюбленный жуликоватый трусишка, убежденный в том, что плохой папа виноват во всех бедах здорового лба под сорок. Он меня просто выбешивал при каждом появлении. Я долго не могла поверить, что Крюка официально переведут в герои. Пират, то есть, по сути, профессиональный бандит, главарь ОПГ, жил тем, что грабит и убивает, не сказать, что раскаялся - профессию сменил. Теперь на побегушках у сильных женщин. Понты, понты, понты и подведенные глазки. Чему там сопереживать, если у персонажа эмоциональный диапазон петуха? Вот в качестве антагониста он мне нравился, очень хотелось посмотреть, как его наконец убьют. Ну, а в мистера Голда я влюбилась при первом же появлении . Все играло на образ - жесты, мимика, взгляд, интонация - сразу стало понятно "Это ж-ж-ж не спроста!"). Окончательно я поняла, что Голд - мой герой, какую бы позицию он не занимал в сериале (тогда я еще верила, что персонажи будут отстаивать какую-то свою правду, свое понимание мира), когда он пропихнул Эмму в шерифы. Это было... красиво! Многоходовка, в которой Эмма, искренне считая, будто бросает вызов, выполняет именно то, что он задумал. Насколько безлики принцы, настолько выразителен Голд. Его трость... даже не сама трость, манера опираться на нее, неровная походка, стильные костюмы, волна волос - создают яркий визуальный образ, но все это не цепляло бы меня, если бы не было характера. Голд завораживает своим рассудительным спокойствием, изысканной речью, цинизмом, холодной отстраненностью и мгновенным преображением - змеиным броском. Его хочется понять. Румпельштилцхен оказался не менее притягательным и еще более загадочным. Золотисто-чешуйчатый, экстравагантный, неуловимый, ядовитый, как ртуть - я была покорена им сразу и навсегда. Чтобы не сотворили Авторы сериала, я буду желать ему выкрутиться, буду лелеять образ в своей душе.
Так, что же меня привлекает в персонаже? Интересный вопрос. Перебирая своих любимцев, я понимаю, что среди них почти нет главных героев. Мне даже в сказке про Жар-птицу больше всех нравился Серый Волк. Когда-то я сформулировала для себя - в отличии от героев и злодеев он сам выбирает за какую сторону играть. Он может быть злодеем, а может не быть им. Но этого мало.

@темы: "ОВС"

---

ОЭ. Осторожно Бармаглот!

Да, что ж меня так накрыло-то! Из глубин подсознания вдруг полезли подавленные воспоминания о том, что меня задело в начале эпопеи.

Не помню прочла об этом в самой книге или в обсуждении, но была очень разочарована тем, что из-за проклятия Ринальди Рокэ Алва не может умереть (пока не пройдет через все мытарства "древнего страдальца"). Его отвага, пусть бесшабашная и выпендрежная, оказалась пшиком. Оказывается, ни на дуэлях, ни в атаке, ни в самоубийственных эскападах Алва ни чем не рисковал. Более того, каждый раз, когда он вылезал на линию огня, подставлял других. Спасибо, дорогой ПМ за то, что встали в полный рост и позволили схватить за вас пулю!

Четверная дуэль. Алва не вынимает шпагу из ножен, ожидая атаки противника. По идее, они стояли, пока не ослабли от голода/заснули/приспичило отлить. Потому что дуэль не может начаться, пока оба участника не готовы (а готовы они, когда стоят со шпагами в руках). Это же дуэль - поединок, в котором соблюдаются формальности и правила хорошего тона, а не уличная драка с поножовщиной. Для того там секунданты и толпятся в количестве, страшно сказать, аж десяти человек, чтобы не допустить нарушений.

Эта дуэль - моя боль! Яркая, эффектная. Кульминация интриги, развязка истории эра и оруженосца. Мне казалось, Рокэ на самом деле сорвался. Потому что предательство БЫЛО, и окончательно убедило его в проклятии. Эх, я так гордилась, вычислив поддельного гонца! Было понятно, что Окделла специально заманили к королеве в определённое время. Но кто организовал представление для него? Я была уверена, что сама Катарина, раскрутившая Алву на секс. И Рокэ, увидев ошарашенного Дика, это понял, поэтому высказался столь уничижительно. Он разозлился, на самом деле разозлился и намного сильнее, чем заметил Ричард. Мне представлялось, за годы тесного общения он невольно привязался к Катарине. Когда-то давно, в районе восстания Окделла король просил своего Первого Маршала защитить ее, юную, ни в чем не виноватую, такую одинокую и преследуемую, просил стать ее верным другом, ну и так далее... Эта "дружба", навязанная королём зашла несколько дальше. По инициативе ли Катарины, по спонтанному порыву Алвы, по расчету отвадить таким образом недоброжелателей от любовницы первой шпаги Талига - не важно. Рокэ был уверен, что эта женщина для него ничего не значит, что ничего личного он в эту вязь не вкладывает. Он ее не любил, по-человечески она ему не нравилась, но... со временем он к ней привык, Катарина незаметно проникла в его личное пространство - заботясь о ком-то, мы поневоле сближаемся. Рокэ был уверен, что держит ситуацию под контролем и никогда не окажется во власти Катарины. Но она его использовала для демонстрации сексуальной сцены - обманула, подставила! Алва был взбешён, унижен и... как ни странно напуган. Оказалось, ему не все равно. Оказалось, ложь Катарины задевает его. Возможно, Алва потребовал объяснений, получил невнятный лепет, обморок, слёзы. (Я готова поверить, что Катарина прошептала нечто-то вроде "Это все Штанцлер! Он меня заставил... Он страшный человек" длинный список претензий, среди которых упомянуто украденное мамино кольцо.) Когда Ричард пришёл с ядом, Алва понял, в чем была цель интриги. Мне казалось, отраву он все-таки выпил. (Что прекрасно согласуется с тем, что к яду его приучил отец). И на следующий день во дворце Рокэ колотило по-настоящему. Лихорадка + застилающая все злость. Алва вычисляет своих несостоявшихся убийств по вдруг обнаружившемуся желанию сразиться и прихватывает за компанию одного из Приддов. Утром напряжение достигает апогея. Опоздание Алвы накалило обстановку. Такая драма! И вдруг сама дуэль, словно снятая с какого-нибудь анимэ. Неправдоподобно. И я остаюсь в недоумении. С одной стороны, сцена вышла эффектной, с другой - неверибельной. Однако точка в истории с оруженосцем для Рокэ была поставлена. Одновременно началась история преображения Марселя. В Нохе он вызвал противников Алвы, если тот не явится, сделав серьёзную заявку на то, что он не только тот легкомысленный щеголь, каким кажется. Меня слегка насторожило то, что проклятие Рокэ не позволяет ему умереть - это все же обесценивает и победу, и саму готовность драться до конца. Я как-то смирилась.А вот в Рассвете весь мой хэдканон оказался поставлен на голову: Катарина обо всем рассказала Алве, он все знал, ничуть не удивился, яд не пил, все было разыграно. Чёрт! А как же его внушающее ужас лицо, от которого даже Марселю стало не по себе. Я-то думала, горечь от двойного предательства, боль от понимания, что проклятие есть - его будут предавать, будут умирать. Значит, ни с кем нельзя сближаться. Никак! Ведь привязанность вползает в самые недружелюбные отношения. А, нет, все фигня. Театр одного актёра. Как теперь забыть Рассвет и вернуть прежнюю книгу?

Ойген Райнштайнер, представленный как крутой профи, пролюбил в Эпине начало бунта. Продолжает считаться крутым профи, об этом косяке ни он сам, ни кто-либо другой не вспоминает.

Зачем Рокэ Алва вызвал в дуэньи Айрис Луизу Арамону - женщину сомнительного происхождения, которую он видел один раз в жизни? Он же Первый Маршал, у него огромный штат, бывшие и настоящие сослуживцы, а у них жены, сестры, дочери. Не было никакой проблемы в том, чтобы сделать фрейлинский патент женщине, с которой он знаком лично, чью семью знает хорошо и доверяет. Однако Алва предпочитает положится на абсолютно неизвестного человека.

Пьетро внезапно оказался суперкрутым законспирированным охранником. У него УЖЕ убили патрона - отца Оноре. У Пьетро задание охранять Катарину, и... ее убивают. Он продолжает считаться суперкрутым профессионалом.

Освобождение Рокэ после суда. Я так и не сумела сложить ВСЕ маршруты, несмотря на прочитанные темы на ЗФ. Откуда Валентин заранее знал, где ставить засаду, если Дик проспал нужный поворот, убаюканный Пегой Кобылой, и выбирал дорогу спонтанно?

Ричард Окделл поклялся кровью Раканам, считая таковым Альдо, и был ему верен. Однако на самом деле Раканом был Рокэ Алва, о чем Дик не знал. Он приговорил бывшего эра к смерти тем самым клятву нарушил, в следствии чего провалился Надор, погибли Окделлы и Лараки,а также остальные обитатели замка. Не м огу я принять такую логику! Если бы Ричард пострадал за нарушенную клятву оруженосца, за то, что нарушил долг судьи (судей ведь приводят к присяге? - в Древней Греции точно приводили), это было логично и ПРАВИЛЬНО. Но ему прилетает именно за то, что он совершил по неведению. В таком контексте бесит и кривая система защиты кровных клятв, и Раканы, находящиеся под защитой, а также Рокэ Алва, забывший сообщить , что Альдо не Ракан.
Параллельно возникает множество вопросов, каким образом личность нарушителя привязана к местности: если клятве изменит Эпине, накроет Эпине или Марикьяре? если Жермон - Ариго или бывшие владения Борраски?. А за измену Валмонов, Лараков, Манриков, что подвергнется уничтожению - они же получили земли много позже их распределения по Повелителям и вассалам (возможно, ничего и не случится - они же не эории)?

По-настоящему сквикнуло то, что Робер спасался за счет жизней других людей. Столько страдал из-за братьев - "ты живешь, потому что они умерли", и на самом деле стал жить за счет других. Как вампир. Только он не виноват - это все астера!

Пока все. буду пополнять.

@темы: "ОЭ"

---

Памятка

oe-fest.diary.ru/p213984316.htm
Шикарный фанфик - список Создательницы

Просто для памяти. Надо куда-то прицепить, чтобы не потерять.

@темы: "ОЭ"