Потоп. Польский фильм 1972 года. Огнем и мечом.

Досмотрели "Потоп". Отличный фильм по хорошей книге. Не шедевр, не открытие. Добротная история, рассказанная внятно и красиво с привлечением уместных средств художественной выразительности. Абсолютно прозрачная идея, легко читаемые ходы, никаких условностей, скрытых смыслов и двойного дна. Однако впечатление сильное и очень приятное. по сравнению с таким фильмом современные киноподелки со всей изощренностью, вымученной неоднозначностью, технической оснащенностью смотрятся бледно. Похоже, киноискусство умерло вместе с двадцатым веком. Это становится очевидно при просмотре обычных фильмов ушедшего столетия. Сегодня экраны захватила армия сериальных зомби и нелепых громоздких киборгов-блокбастеров.
Под впечатлением "Потопа" хотели найти "Огнем и мечом! 1969 года. Не нашли, попадается фильм 1999 с Домогаровым. Начали смотреть - очень заметна разница. Появляется какая-то вычурность, нарочитость. "Потоп" 1972 был искренним, а "Огнем и мечом" 1999 тщетно пытается эту искренность воспроизвести, выглядит это столь же фальшиво, как накрашенные ботексные губки героини. Просто для сравнения. Оленька (Александра Биллевич) из "Потопа".

Оленька и Анджей.

Княжна Елена в "Огнем и мечом"

Домогаров, конечно, хорош.

Но этого маловато.

@темы: "фильмы", "исторические эпохи"

---

Там на Оэголике началось обсуждени е Рассвета.
Зря, конечно. Там перед этим Ирэна спрутьими намеками внушает Луизе, что Габриэла убила Джастина. И мама-Ангелика от этого так страдала, что аж сникла.
Незабываемый пассаж.
А-а, эта же моя идея, что Габриэлла убила Джастина! Неужели, правда, в книгу попало?!

Выложен отрывок - язык нечитабелен. Не осилила. Судя по донесениям чтецов, усиленно гнобят Ноймариненов. Грустно.

@темы: "ОЭ"

---

Потоп. Польский фильм 1972 года (продолжение).

Вчера до конца не досмотрели, осталось наверное полчасика, но атаку крылатых гусар мы дождались, собственно, ради нее фильм и скачивали.

Это не из фильма, просто картинка. Я заметила, мне понравилось ставить картинки! Еще пара-тройка лет я и фотографии начну, пожалуй, вставлять.
Боевые сцены великолепны, выучка коней, мастерство наездников - просто загляденье. Легко, уверенно, красиво! А как жеребец танцевал - сказка! Рукопашный бой поставлен изумительно.
Разумеется, историческая действительность подчищена согласно идеологической линии - за всю переметнувшуюся к шведом шляхту отдуваются одни литовцы Радзивиллы (да эпизодический мерзавец, из тех, что "и канарейку задушил, и бабушку убил"). Поэтому центральный персонаж Анджей Кмитиц, обманутый Радзивиллом, потом мучается, не зная к кому приткнуться - его имя стало символом предательства. В реальности таких была тьма-тьмущая, магнаты то шли под шведов и выступали против Яна Казимира, то порывали с ними и возвращались к королю, соответственно и их хоругви ходили туда-сюда, сегодня дрались со шведами против поляков, а завтра наоборот.
Шведы представлены злобными бесчувственными захватчиками, и это еще можно понять, но союзные татары изображены просто карикатурно, словно "поганые" в былинах. Дикие, грязные с рабской психологией, сперва бычат, но, получив по морде, лижут бьющую руку. Орда, в общем. Что-то мне подсказывает, что татары, которые уже не одну сотню лет живут в соседстве с поляками (входят, между прочим, в состав Великого княжества Литовского), воюют в союзе с ними еще с Грюнвальда, прекрасно знают их обычаи и вполне адекватно общаются. Во всяком случае на уровне командиров точно. Не могло быть никакого почесыванья голого пуза и таскания за волосы. Ну, да ладно, это так придирки. Как и тюль в виде воротника на европейском костюме.
Что мне понравилось очень и очень, так это наглядность сюжета. Каждая деталь в кадре на своем месте, она о чем-то говорит. Вот трапеза в доме панны Биллевич - чинно, благопристойно, традиционно, с уважением к гостю и чувством собственного достоинства. И Анджей ест аккуратно, вежливо вытирая руки о скатерть. А вот он приезжает в завещанное ему имение со своей боевой ватагой, и они буквально набрасываются на еду - рвут руками мясо, заливаются хмельным, очень быстро доходя до скотства. Вот обед у Радзивиллов на европейский манер - иначе накрыты столы, другие блюда, и люди иначе сидят, иначе взаимодействуют. По-европейски. Видно, что для кого-то это естественно, а кто-то пыжится, изо всех сил стараясь соответствовать. Красивая работа, вдумчивая, кропотливая.
Очень показательно противопоставления Анджея Кмитица и любимого героя Сенкевича пана Володыевского. Не знаю, как в книге, не дочитала пока, но в фильме очень ярок контраст. Анджей высок, строен, красив как античный бог.

Он очень молод, храбр и горяч. Горячность его и подводит, потворствуя своей ватаге, он настраивает против себя местную шляхту, мстя за перебитых в драке товарищей устраивает смертоубийство с поджогом. Володыевский уже опытный боец, умелый военачальник, ему доверяют подчиненные, уважает шляхта, он храбр и рассудителен, добродетелен, как бы старомодно это ни звучало.

В фильме они сталкиваются, когда Анджей, натворивший всякого разного похитил отказавшуюся от него невесту, а оправившийся от полученных в походе ран Володыевский по просьбе шляхты пришел ее выручать. Он старше, ниже ростом, полноват с простецким лицом. По сравнению с красавцем Анджеем выглядит нарочито непримечательно.

По-моему, здесь разница в росте не просто подчеркнута, но даже утрирована.

Но Володыевский объективно круче. Анджею не удалось продержаться на молодости и здоровье.

Володыевский обезоружил противника.

Позволил поднять саблю, продолжил бой и вырубил. Это было реально красиво.

@темы: "фильмы"

---

Испанская терция уходит в историю

При Рокруа была остановлена гордая поступь испанской пехоты. И католической контрреформации.

Так они сражались.

Так все закончилось 19 мая 1643 года.

А герцог Энгиенский, которому не исполнилось еще и 22 лет стал в этот день Великим Конде. И славу победителя при Рокруа не смог запятнать ни участием в междоусобице Фронды, ни службой Испании.

вот еще один герцог Энгиенский при Рокруа. Что мне здесь нравится - световое решение. Победитель словно светится, озаряя центр картины. Белый плюмаж - исторический факт, отмеченный в источниках, возможно, дань памяти великому представителю династии Генриху Бурбону - он приходится герою двоюродным дедушкой. Светлый камзол, ну, допустим. Белая лошадь, опять-таки могла быть, и прорезавшие облака и пороховой дым солнечные лучи падают на принца, он оказывается в снопе света, превращаясь в сказочное существо, в ангела.

Я думаю при просмотре картин нужно слушать "Я не вступаю в безнадежный бой"
www.youtube.com/watch?v=fSfjtoFuMoU&t=6s

@темы: "исторические эпохи"

---

Потоп. Польский фильм 1972 года.

Муж нашел очередной клип и заинтересовался боевыми сценами из фильма Потоп. Скачал, начали вчера смотреть. Четыре часа сорок минут продолжительность, так что за вечер посмотрели чуть больше трети. Потрясающее впечатление! В юности я бы не оценила, но с возрастом восприятие меняется - я наслаждалась великолепной работой. Начиная с самых первых кадров возвращения войска после разгрома. Сдохла последняя лошадь, спешенный воин снимает седло, кладет его на голову, бредет. Идут перевязанные, один на деревяшке, на носилках несут раненого. Раскисшая грязь, островки первого снега, низкое серое небо. Потрясающе сняты крупные планы и массы людей, реалистично изображена грязь, выношенная одежда, детали быта. Очень достоверно выглядят длинные низкие дома с высокими покатыми крышами, крестьянские хаты, внутреннее убранство. Национальный польский костюм радует глаз, а вот кружево на европейском платье напоминают тюль, с другой стороны, возможно, оно адекватно отражает особенности моды на северо-востоке Европы. Отличная верховая езда. Шикарная постановка драк. Без компьютерной графики и спецэффектов все более чем убедительно. Что меня поражает, так это то, что в 70-е годы ухитрялись не запихивать современные ценности в исторические картины. Ни в польской, ни в шведской армии нет ни одного негра и трансгендера, никто не призывает спасать собачек и лошадок, охранять детство, проявлять толерантность. Это середина 17 века, это суровый мир, где война обыденность, где не жалеют себя и еще меньше ближних своих и уж тем более никто не собирается "понять и простит" захватчиков. Александра Биллевич не знакома с феминистскими идеями, она не доказывает своего превосходства мужчинам, не показывает чудеса владения холодным оружия (ага, людям, которые не просто тренируются с детства, а живут этим в режиме 24/7), не знакома с кунг-фу и не строит окружающих мощью своей харизмы. У нее твердые убеждения, но она взывает не к гуманистическим идеалам и общеевропейским ценностям, а к рыцарскому кодексу чести, требует от жениха благородного поведения. Это же просто восторг, после того потока белиберды, который льется с экранов последние годы. Для мня загадка, почему для современных борцов за права так непереносима мысль, что в разные эпохи и в разных странах люди жили по-разному и мировоззрение у них было соответствующее условиям существования. Большинство современных исторических фильмов просто невозможно смотреть из-за назойливого впихивания взглядов абсолютно несообразных изобрважаемой эпохе.
Пару слов о Генрике Сенкевиче. Я очень любила Камо Грядеши, не обращая впрочем внимания на основную любовную линию и христианскую проблематику, мне был интересен Петроний и интриги императорского Рима. В надежде на что-то подобное я героически прочитала Крестоносцев и была разочарована. Удивительно нудное произведение без единого сколько-нибудь занимательного персонажа. Огнем и мечом я забросила на первых главах - непреодолимым оказался идеологический барьер. Для меня Богдан Хмельницкий герой, а казаки молодцы (даже когда Тарас Бульба "гуляет" по польскому краю), шляхте же следует платить и каяться. У Генрика Сенкевича взгляд прямо противоположный. Но со временем я научилась читать, абстрагируясь от эмоциональных пристрастий, (по крайней мере Олега Соколова о наполеоновских войнах я осилила, несмотря на то, что кардинально расхожусь с ним в симпатиях), возможно, поэтому Потоп мне вполне зашел. К тому же эта часть трилогии описывает противостояние со шведами. (В общем сейчас у меня открыта статья по польско-шведской войне 1654-1659 года, так называемый Шведский потоп, Роман Потоп Сенкевича и до кучи Война в Средние Века.)
Разумеется, художественное произведение расходится с исторической действительностью. Шведы представлены чуть ли не орками - они уродливы, циничны, лишены рыцарских чувств, которые присущи даже самым опустившимся представителям польской шляхты. Януш Радзивилл, изображенный в фильме тяжело больным стариком, в действительности был 43-летним мужчиной в расцвете сил. Его сговор со шведами в реальности не являлся внезапным предательством ради мечты о польской короне. Радзивиллы изначально были против унии Литвы с Польшей, они боролись за независимое Литовское королевство (с собой во главе, конечно) и будучи протестантами естественно обращались к протестантской Швеции. Януш Радзивилл вел переговоры с королем Швеции еще до вторжения его войск, так что их соглашение не было чем-то неожиданным. В реальности многие магнаты Речи Посполитой искали защиты у иностранных государей и к концу 1654 года вступили в активные переговоры о "протекции" со шведами. На сторону шведского короля перешел коронный канцлер и уже в июле Посполитое рушение (ополчение шляхты) . Магнаты и шляхта Великой Польши признали протекторат. В Литве не только Радзивилл принял сторону шведов, его поддержали, хотя часть шляхты ушла в оппозицию.
О персонажах напишу позже, пошла досматривать.

@темы: "фильмы", "исторические эпохи"

---

Вспомнилось, что когда-то давно я придумывала сюжет Фэнтези, переворачивающий штамп о Пророчестве, Избранном. Скорее всего, я тогда уже была знакома с Поттерианы, вероятно, прочитала первую-вторую книгу (с литературной точки зрения мне произведения Роулинг абсолютно не нравятся - скучные, легко просчитываются, прямо-таки пестрят грубой авторской правкой сюжетной линии, но они представляют общепринятый шаблон, к которому вольно или невольно тяготеют большинство представителей жанра). С Фэнтези у меня очень сложные отношения. Я люблю сам псевдоисторический антураж, люблю приключения и романтическую героику, но я ненавижу Пророчества, Избранных, вмешательство Высших Сил и пафос Спасения Мира от немотивированного Зла. Такой вот когнитивный диссонанс. Ну и собственную историю я придумывала, обозлившись на Избранных младенцев, Мудрых Старцев, которые все знают, но ничего не говорят, и аморфную массу статистов, ожидающих развязки великой битвы.
Итак было у меня псевдосредневековое королевство с магией, в которую в общем-то верят, но для приготовления яичницы не используют. Магия там высокое искусство, требующее долгого обучения, медитаций, особого образа жизни (на самом -то деле ее, конечно же, нет, просто научная мысль не разобралась пока в законах природы, вот и пытаются создать философский камень, панацею и, окурившись особым веществом, прозревают будущее. Есть в этом королевстве Школа, где проходят обучение отпрыски высокородных семейств, и учатся в ней три мальчика. Сын короля - неуклюжий увалень, сын знатнейшего вельможи с говорящим прозвищем Черный Герцог - высокомерный, резкий, злоязыкий мальчик и сын народного героя, трагически погибшего - благородный, чистосердечное, честный, открытый, прямодушный... И однажды великий белый маг изрекает Пророчество о трагической будущем королевства: принц станет плохим королем, ленивым и слабовольным, марионеткой в руках нового Черного Герцога, который подведет страну к краю гибели, но Избранный (понятно кто) всех спасет. Избранный естественно серьезно отнёсся к своему предназначению, попереживал сколько полагается, произнес приличествующее количество речей на тему "Я обычный мальчик" и "Я не просил этого Долга!". А вот потенциальный злодей возмутился тем, что какие-то левые силы навязывают ему образ действий и стал поступать назло. То есть действовать во благо, оберегать принца, а потом короля от неосмотрительных решений. Ну а Избранный, твердо веря в Пророчество, искал тайное коварство и старался противодействовать, в результате обеспечил королевству ряд серьезных бедствий.
Эта история существовала на задворках моего сознания долгие годы, и внезапно я задалась вопросом, а с Принцем, который стал Королем так ли все просто? Когда я придумывала схему, он был абсолютно инертных существом, флегматично принимающий, как данность и собственную убогую роль и печальный финал правления. Но сейчас я задумалась, а вдруг он просто не торопится озвучивать свои мысли? Быть может, он обладает медлительный, но методичным умом, и, в отличии от двух других мальчиков докапываться до самой сути Пророчества, приходит к выводу, что никакой предопределенности нет, есть закономерности, которые "ясновидцы" улавливают, интерпретируют, и само озвучивание варианта будущего моделирует последующие события. Что обидно, историю и персонажей я придумала сама, ни с кем не делилась, теперь даже не посоветоваться
Интересен еще один сугубо личный момент. Изначально мне нравится персонаж со зловещей аурой. Тот, кто может быть злодеем, но не хочет. Черный Герцог в черном плаще - резкий, язвительный, безжалостный, циничный. Но... Налюбовавшись на него, я начинаю разглядывать персонажей не столь эффектных и, всматриваясь в кого-то не броского, не яркого, сознательно держащегося на заднем плане, я обнаруживаю, что именно он и представляет интерес.

@темы: "из ненаписанного"

---

Прежде чем перейти к собственно мятежам в правление Фердинанда Оллара и Людовика XIII соответственно, я хочу подчеркнуть один очень важный аспект. Социальная напряженность во Франции первой половины 17 века была обусловлена объективными экономическими причинами. Уровень развития материальных сил уже позволял организовать товарное производство, но для этого необходим был капитал и рабочие, продающие свой труд. Подмастерья и ученики постепенно теряют возможность стать мастерами и превращаются в наемных работников, мастера становятся хозяевами производства, обладающими собственностью на средства производства и произведенный продукт. Крестьяне разоряются, теряют землю и пополняют армию рабочих. Вместе с ними разоряются мелкие и средние дворяне, их земельный надел уже не может обеспечить их доспехом, вооружением и лошадьми, они вынуждены служить за жалованье, превращаясь из феодального ополчения в профессиональную армию. Именно поэтому мятежные принцы так быстро набирают войска - на рынке переизбыток военных профессионалов, согласных наняться на службу кому угодно вне зависимости от национальности и религиозных убеждений. Буржуа стремятся расширить свои права, привести их в соответствие с возросшей экономической мощью. Формально они остаются третьим сословием, но фактически отделяются от массы крестьян и наемных работников, превращаясь в отдельную категорию, верхушка которой сливается с обедневшим дворянством. Для развития капиталистических отношений необходимо устранить внутренние таможенные барьеры, установить порядок и законность по всей территории государства, ввести вменяемое налогообложение, другими словами устранить пережитки феодальной раздробленности. Для этого необходима централизация власти, единообразие законодательства, бюрократический аппарат, органы принуждения (полиция, спецслужбы), постоянная армия, что обеспечивается налогообложением. Возрастающее бремя налогов провоцирует бунты крестьян и городской бедноты.
В ОЭ напряженный взрывоопасный фон эпохи игнорируется. Складывается впечатление, что в Кертиане установился тот самый консенсус, о котором мечтали средневековые мыслители Европы: дворянство служит, духовенство молится, третье сословие работает и содержит первые два. Можно сослаться на то, что это репортеры Камши не обращают внимания на какую-то чернь, сталкиваясь с ее представителями лишь в роли обслуживающего персонала, и в первых книгах это не вызывает вопросов, но, начиная с третьей, Автор выводит на сцену народные массы и замалчивание их чаяний и целей уже подозрительно.
Еще более интересный вопрос о религии, животрепещущий в 17 веке. Религия была единственной формой осмысления мира, оспаривались частные положения, но не сама суть. Действенность крещения, реальность Благодати, существования Рая и Ада было столь же очевидно, как для нас вращение земли вокруг Солнца, наличие гравитации и атомарное строение материи. Скептики, разумеется, существовали всегда, но они не играли сколько-нибудь заметной роли для общественного сознания. Пожалуй, кардинал Левий считался бы в Европе 17 века человеком очень широких взглядов, балансирующим на грани ереси. В Отблесках Этерны два религиозных человека - Мирабелла и святой Оноре, все остальные по меркам эпохи радикальные скептики, которых на Земле пришлось бы искать с фонарем Диогена. Понятно, что для современного невоцерковленного человека сложно представить, а тем более отобразить сознание человека 17 века, однако, есть куда более важный момент: церковь это еще и общественная организация. Церкви принадлежат земли и другое имущество, на нее работают крестьяне и ремесленники, общины верующих содержат приходы и выплачивают определенную подать, церковная иерархия представляет собой неплохой социальный лифт, который позволяет качественно изменить свое положение. В результате Религиозных войн во Франции гугеноты не только добились свободы вероисповедания (тут есть нюансы), но и получили несколько крепостей, в частности пресловутую Ла-Рошель, что позволяло им организовать государство в государстве, неприемлемое для курса на централизацию. Все это в ОЭ отсутствует, противоречия эсператизма и олларианства дивным образом не касаются земельного и денежного вопроса, священослужители мелькают на заднем фоне невнятными фигурами. Религия вроде бы и существует, и даже напоминает католичество с англиканством, но никакой практической роли не играет, проявляясь только в виде сектантских образований Авнира и позже Агния.
Ну и вишенкой на торте оказывается территориальный вопрос. В 17 веке национальные государства в Западной Европе только оформляются, их границы весьма размыты и буквально пестрят родимыми пятнами феодальной раздробленности. Франш-Конте (графство Бургундское) принадлежит испанским Габсбургам, как и Испанские Нидерланды, населенные франкоговорящими валлонами и фламандцами. Чехия находится в личной унии с австрийским королем, но не входит в состав Священной Римской Империи, а Швейцария, добившаяся независимости от Австрии, входит. Пруссия является вассалом Польши, но ее король одновременно курфюст Бранденбургский, а значит один из князей Священной Римской Империи. Аристократия интернациональна, владеет землями в разных регионах и связана родственными узами. Единственный опознаваемый след в ОЭ - принадлежащий Савиньякам Сакацци. если в реальной европейской истории мы видим, что мятежный герцог Буйоннский уезжает в принадлежащий ему имперский Седан, а принц Оранский - в родное имперское княжество Нассау, Гизы обращаются к своим Лотарингским родственникам, французский вельможа Шарль де Невер наследует герцогство Мантую... В ОЭ нет и намека на что-то подобное. Единственная спорная территория Марагона представлена жертвой экспансии Дриксен. Казалось бы разное произношение имен ясно указывает на наличие региональных диалектов, но наличие центробежных устремлений отрицается.
В контексте ОЭ бунт Эгмонта Окделла выглядит откровенным безрассудством. У него нет экономических причин, социальной опоры, идеологического обоснования. Повелитель Надора не обращает к традиции независимости или сотрудничества с иным сюзереном, он совершает прямую государственную измену. Откуда в Кертиане взялись на данном этапе национальные государства мне неизвестно, но описаны именно они, а не позднефеодальные образования с запутанной системой подчинения и космополитичной элитой.
Если перейти к конкретике, то сразу бросается в глаза кардинальная разница Франции и Талига: Мария Медичи интриговала в обстановке социальной напряженности и разгорающейся европейской войны; Алиса Дриксенская действовала на идиллическом фоне сословного мира. Французское правительство занималось ликвидацией обособленности гугенотов, а те сопротивлялись с оружием в руках и сговаривались с англичанами. Одновременно Ришелье оказывал поддержку протестантам в их борьбе с католическими Габсбургами, не желая вступать в войну, спонсировал шведскую армию, и только после гибели Густава-Адольфа, Франция объявила войну Испании. На просторах Кертианы никакого серьезного конфликта в тот период не наблюдалось, лишь и вялотекущая борьба в Торке слегка оживляла жизнь талигойских и дриксенских военных, но не оказывала никакого влияния на политические процессы Золотых Земель. Главным смутьяном в правление Людовика XIII, выступал его брат Гастон Орлеанский. Он устраивал заговоры с целью убийства Ришелье, уезжал в Лотарингию (то есть на территорию Империи), женился без разрешения короля, вступал в переписку с испанцами... С ним входили в контакт, уговаривали, прощали, возвращали ко двору, одаривали и даже назначили на высшие военные должности. Его нельзя было тронуть, потому что вплоть до 1638 года он оставался единственным наследником, приходилось терпеть. Зато менее значительных лиц прекрасным образом арестовывали. сажали и казнили. Так в 1626 году был арестован, осужден и обезглавлен Анри де Талейра-Перигор граф де Шале, примечательно то, что все подробности заговора раскрыл Гастон Орлеанский, стоило его слегка припугнуть (у меня есть подозрение, что его не трогали еще и потому, что этот человек чудесным образом ухитрялся развалить любое предприятия и выдавал всех соучастников, очень был полезный заговорщик), для него участие в этом предприятии закончилось браком с мадемуазель де Монпансье, похоже, это было наказание. Побочные братья короля Вандомы и принц крови граф де Суассон наказания избежали, герцогиня де Шеврез была выслана в Пуату (но уехала в Лотарингию). Этот эпизод ярко демонстрирует наличие иммунитета у членов правящей династии и лояльное отношение к таким представителям аристократии, как герцогиня де Шеврез - дочь герцога де Рогана, жена Клода Лотарингского. На таком фоне даже Талейран-Перигор смотрится бледно и илдет в расход.
В ноябре 1630 года в результате ссоры с королевой-матерью Ришелье получил полную поддержку короля. Мария Медичи была удалена, ее ставленникам пришлось отдуваться за свою покровительницу. Канцлер Мишель де Марильяк был отстранен и посажен в крепость, где умер через два года, его брат маршал Луи де Марильяк, недавно назначенный главнокомандующим в Италии, арестован, вывезен под охраной и осужден на казнь. Все друзья и приближенные королевы подверглись преследованиям: сосланы в свои поместья или арестованы. Самым опасным из всех был Бассомпьер. Он оказался в Бастилии, откуда выйдет только через 12 лет после смерти Ришелье. Мария Медичи покинула Францию и обосновалась в Испанских Нидерландах, Людовик объявил, что считает отъезд матери окончательным. Овдовевший Гастон Орлеанский сбежал в Лотарингию, сочетался тайным браком с сестрой герцога Лотарингского, переехал в Брюссель и заключил союз с Испанией. Параллельно началось движение на юго-западе Франции. В течение двух лет в Гиени, Пуату, Провансе, Лангедоке возникали волнения: недовольство парламентов, народные бунты, сопротивления сбору налогов. Особенно недовольство налоговой системой проявлялось в Лангедоке, где раньше налоги распределялись штатами, а теперь Ришелье пытался подменить их системой королевских депутатов, которые сами бы определяли размер и распределение налогов. Часть знати этой провинции попыталась разжечь волнения и использовать их в пользу Марии Медичи и Гастона Орлеанского. Во главе заговора стоял губернатор Лангедока герцог де Монморанси, маршал Франции, крестник Генриха IV, шурин принца Конде, очень многим обязанный Людовику XIII и Ришелье. Однажды он не колеблясь предложил Ришелье убежище в своем губернаторстве, когда Людовик заболел и все ожидали его неминуемой смерти, а следовательно, отставки министра. Но просьбы его жены — родственницы Марии Медичи, дружеское давление епископа Альби, чей брат был одним из самых верных слуг Гастона Орлеанского, а главное — желание получить шпагу коннетабля, принадлежавшую его отцу, которую Ришелье не торопился ему отдать, заставили герцога переметнуться в лагерь Марии Медичи. Заговор был составлен в первые месяцы 1632 года. Монморанси договорился с братом короля, что из Трира Гастон со своими войсками отправится в Лангедок через Бургундию. Он надеялся, что это вызовет волнения, с которыми должны были совпасть вступление в кампанию Гастона Орлеанского, сдача Кале его губернатором, отвлекающий маневр испанского флота у Атлантического побережья Франции из этого порта и нападение герцога Лотарингского на Шампань. Однако эти прекрасные планы были расстроены Ришелье, который предпринял первентивные меры. Начался суд над маршалом де Марильяком. Он уже около года был под арестом, но вменить ему в вину, в общем-то, было нечего. Однако этот умный и деятельный человек в один прекрасный день мог бы оказаться полезным Марии Медичи: его советы были мудрыми и он имел опыт в политике. Узнав об этом, Мария Медичи, как и ожидал Ришелье, забеспокоилась. Из Брюсселя она пишет возмущенные и угрожающие письма, которые имели совершенно противоположный эффект на судей, нежели она ожидала: Марильяк был приговорен к смерти и обезглавлен. Мария решила ускорить военное вторжение в безумной надежде, что его успех опередит вынесение приговора и позволит спасти Марильяка. Но поспешность оказалась для заговорщиков роковой: Ришелье знал все, что замышлялось в окружении Марии Медичи и Гастона Орлеанского. Прежде всего была решена проблема Кале: должность губернатора была выкуплена для абсолютно преданного королю человека. Сразу же была отведена угроза отвлекающего маневра испанцев, лишившихся надежного морского опорного пункта. В мае по приказу Ришелье войска маршалов Ла Форса и д’Эффиа захватили Лотарингию. (Что меня особенно умиляет в этом эпизоде, необходимость выкупать должность губернатора Кале. Вот если бы Вера Викторовна Камша прописала в своей эпопее систему покупки должностей, ни у кого бы и не возникало вопросов, почему же на ключевых должностях оказываются некомпетентные лица. Но тогда бы претензии к чину полковника у герцога Придда выглядели бы крайне глупо).
20 июля Монморанси приказал арестовать королевских уполномоченных и архиепископа Нарбоннского, верного Ришелье. 22 июля штаты Лангедока, обработанные его агентами, просят присоединиться к ним, чтобы усмирить провинцию и принять военные меры. Это бунт. Часть епископов становятся на сторону Монморанси — Альби, Лодева, Юзеса и Сен-Понса. Главные города разделились: Безье, Альби, Алес присоединились к бунтовщикам, а Бокер, Ним, Монпелье остались верны королю. Неловкий призыв Гастона к испанцам о помощи задел патриотические струны большинства населения.
Тем временем король начал действовать: капитулировал Карл IV Лотарингский, подписав 26 июня 1632 году Ливерденский договор, что позволило высвободить две армии маршалов Ла Форса и Шомбера, которые атаковали Лангедок с запада и востока.
В битве при Кастельнодари 1 сентября маневренность войск и хладнокровие Шомбера помогли ему разгромить гораздо более многочисленные силы мятежников. Монморанси сам участвует в бою, он ранен и взят в плен.
Гастон Орлеанский отступил. Людовик XIII, будучи в Лионе, узнал о битве при Кастельнодари и прибыл в Безье с многочисленной армией, решительно настроенный образумить своего брата. Не имея выбора, Гастону пришлось принять условия короля и 29 сентября 1632 года подписать договор в Безье, по которому он отказывался от любых отношений с Испанией, Лотарингией и королевой-матерью; соглашался жить там, где будет угодно королю; должен был удалить всех, кто неприятен Его Величеству; а Пюилоран должен был уведомить короля обо всем, что замышлялось вместе с иностранцами против короля.
Таким образом Гастон Орлеанский оставил герцога де Монморанси и отмежевался от Марии Медичи. Восстановленный во всех своих титулах и званиях, 1 октября он уехал из Безье в Тур, где ему предписано жить.
Обезглавлены сторонники Гастона, среди них и герцог де Монморанси, несмотря на его знатность. Перед смертью Монморанси поручил рассказать королю о браке Гастона Орлеанского, и принц сбежал в Брюссель, где соединился с женой. Гастон вел переговоры с испанцами и с Ришелье. Мария Медичи требовала у короля вернуть ее врача Вотье, одного из тех, кто поплатился свободой за близость к ней три года назад.
Мария Медичи приходит к мысли, что за неимением других средств она может избавиться от кардинала, организовав покушение на его жизнь в Шалоне, где Ришелье должен остановиться, возвращаясь из Лотарингии. Это поручили осуществить Шантелубу и подкупленному им уроженцу Шалона Альфертону. Но неловкие заговорщики использовали любимого коня королевы-матери во всех поездках, что привлекло внимание полиции. Они были арестованы, преданы суду и приговорены к смертной казни. Еще две попытки покушения тоже провалились. В декабре оставалось обратиться к колдунам, которые извели бы Ришелье наведением порчи. Ожидая смерти кардинала, Мария Медичи возобновляет переговоры с Людовиком XIII о примирении, к которому она не стремится, чтобы сбить короля с толку и облегчить свое возвращение на следующий же день после смерти кардинала. Свои намерения она изложила в письме к своей дочери Кристине: оно было перехвачено и стало основным документом по делу Марии Медичи, составленному для заседания Совета короля 18 декабря 1633 года. Правительство сочло возвращение королевы опасным, потому что оно поставило бы под угрозу внутренний мир в королевстве.
Как видим, полиция работает. письма перехватывают, знатные заговорщики находятся под наблюдением.
Французские эмигранты в Брюсселе — несколько десятков лишившихся власти и иллюзий дворян — разделились на две противоборствующие партии: королевы-матери и герцога Орлеанского. Средства обеих партий практически исчерпаны. Гастон признает долги на сумму в 400 000 ливров. Людовик зарегистрировал в парламенте декларацию, в которой он обещал Гастону прощение, милость и возврат его имущества при единственном условии, что он приедет во Францию в трехмесячный срок. К началу марта договор был практически заключен. Но Гастон решил выяснить, что ему могут предложить испанцы, и 12 мая 1634 года он подписал союзнический договор с Испанией, по которому обязался в течение двух с половиной лет не вступать в примирение с братом без согласия на то Филиппа IV. Взамен Филипп предоставлял в его распоряжение армию, с которой он вторгнется во Францию, а Испания одновременно с этим захватит королевство с юга. Кроме того, Гастон получал 45 000 ливров содержания. Но, по сути дела, с этого момента Гастон думал только о примирении с братом, а подписанием договора хотел сбить с толку непримиримых противников его согласия с Людовиком XIII, и прежде всего — свою мать. 5 и 6 сентября 1634 года кровавая битва при Норлингене заканчивается полной победой католических армий под командованием кардинала-инфанта, открывая тем самым испанцам путь для прямого наступления на Францию с северо-востока. В наступлении будет участвовать герцог Орлеанский, которому передана часть обещанных денег. Мария Медичи была вне себя от радости и, готовая забыть прошлое, сразу же отправила к сыну гонца с доброй вестью. Посланник королевы нашел принца катающимся в лодке и играющим в карты со своими дворянами. Можно было ожидать, что Гастон как-то проявит чувства удовлетворения и восторга. Но, как вы думаете, что он сделал? Принц схватил карты и деньги, лежавшие на игральном столе, и бросил их в реку, заявив, что не стоит на него рассчитывать — он не направит оружия против своей родины. В Антверпене он узнал о разгроме при Норлингене, а по возвращении в Брюссель немедленно отправился к матери и сказал, что намерен отказаться воевать вместе с врагами его страны. Узнав о такой реакции, маркиз д’Айтона чуть было не арестовал принца, но того спасли мольбы королевы-матери. 1 октября 1634 года Людовик XIII подписал договор о примирении со своим братом. Но Гастон не решается уехать открыто. Опасаясь реакции королевы-матери, он обставил отъезд как побег, якобы отправившись на охоту. В Суассоне его ждет суперинтендант финансов Бутийе с 45 000 экю. В последующие дни большинство изгнанников выехали во Францию.
19 мая 1635 года битва при Авене ознаменовала вступление Франции в войну с Испанией и Империей.
Неисправимый Гастон снова пустился в заговоры. 14 февраля 1635 года его приближенный Пюилоран был обвинен в сговоре с Испанией и заключен в Венсенский замок, где умер от крапивной лихорадки. Место злого гения при Гастоне занял аббат де Ла Ривьер, но и этот 5 марта оказался в Бастилии. После него тесный союз между Гастоном Орлеанским и графом де Суассоном начал готовить граф де Монтрезор. Гастона назначили главнокомандующим армии, отправлявшейся в Пикардию, а графа де Суассона — его лейтенантом. Поскольку оба были неспособны командовать, то Ришелье отправил в армию Людовика XIII, что дало ему возможность, прикрываясь королем, командовать самому. (Это мой любимый момент! Представляете управляемость армии при такой системе командования?) Озлобленные Гастон Орлеанский и граф де Суассон немедленно ринулись в заговор, подготовленный их приближенными: речь шла ни много ни мало об убийстве кардинала в Амьене. Но в решающий момент заговорщики не получили сигнала Гастона, и теперь опасность быть преданными герцогом, как он это много раз уже проделывал, нависла над графом и другими участниками заговора. Поэтому возвратившись в Париж, граф запугал герцога арестом и убедил его бежать в ночь с 19 на 20 ноября. Гастон отправился в Гиень, а граф — в Седан. Однако Гастон до Гиени не доехал. По дороге он размышлял, а остановившись в Блуа, отправил брату полное раскаяния письмо. Снова начинаются переговоры, Гастон просил 500 000 ливров для уплаты долгов и содержание для жены. Людовик согласился, и 8 февраля 1637 года оба брата встретились в Орлеане, чтобы скрепить примирение.
Граф де Суассон находится в Седане, Мария Медичи выступает его представителем в переговорах с Испанией. 28 июня 1637 года кардинал-инфант подписывает договор, по которому тому гарантируют 500 000 ливров на сбор и содержание армии. Внезапно граф де Суассон заявляет о невозможности для себя собрать армию и отказывается выполнить договор. Причины просты: граф только что помирился с Ришелье. 11 июля к нему прибыл нарочный из Парижа с декларацией о прощении, обещанием восстановления всего его имущества, должностей и жалований и разрешением в течение четырех лет, если ему будет угодно, жить в Седане при условии верности и повиновения только королю. 26 июля граф де Суассон подписал соответствующий договор с королем. В 1641 году он бежал из Парижа в Седан и собрал армию из оппозиционно настроенных дворян. Высланная против него армия маршала Шатильона была разгромлена при Ла-Марфе, однако сразу после сражения распространилась весть о гибели графа Суассонского. Точные обстоятельства его смерти по-прежнему вызывают споры.

В отличии от реальной Франции Талиг Веры Викторовны Камши представляет собой совершено благостную картину. Сословный характер общества абсолютно никому не мешает, простолюдины знают свое место и не смеют даже думать о том, чтобы приблизиться к дворянству. Явления подобного "дворянству мантии" нет даже близко. Ужасными парвеню считаются Лучшие Люди, пришедшие с Франциском Олларом жалкие четыреста лет назад. Налоги растут исключительно благодаря мстительным намерениям кардинала Сильвестра и нечистоплотности отдельных губернаторов. Однако даже возросший гнет не побуждает жителей Надора к восстанию. А вот в Эпинэ, за которое заплатил Рокэ Алва, дворянство поднимается на бунт. Здесь особый интерес вызывает Кеналлоа, жители которого не имеют ничего против, чтобы их налоги шли на содержание армии соседнего государства и дотаций его регионов. (Я подозреваю, Кеналлоа - это такая страна волшебных эльфов, которые попивают молоко из рек, заедают кисельными берегами, а валяющиеся под ногами блестящие камушки радостно отдают, как подношение любимому соберано). Языковые различия регионов, отраженные в вариативности произнесения имен, никак не связаны с социо-культурными различиями и политическими устремлениями. Аристократия замкнута сама в себя и не имеет разветвленных связей с иными дворами. Не только у Повелителей отсекаются боковые ветви, но и правящая династия Олларов почему-то не ветвится. При этом уже давно существует регулярная профессиональная армия. В отсутствии системы образования офицеров. В этом благословенном крае, конфликты возникают исключительно по причине волюнтаристских действий отдельных аристократов и диверсионной работы иностранных разведок.
Если в реальной истории злостные смутьяны выходили сухими из всех заговоров, потому что были ближайшими родственниками короля или имели тесные, в том числе родственные, связи с другими государствами, то безнаказанность мятежников в Талиге необъяснима. Ги Ариго всего лишь граф и брат королевы, а не единственный наследник престола, но ему дозволяется работать на гайифскую разведку и плести заговоры. Штанцлер всего лишь дриксенский авантюрист, получивший графский титул, но на его подрывную деятельность закрывают глаза. Приближенных Приддов, Окделлов, Эпинэ не хватают, не подвергают допросам, не казнят для острастки. Письма не перехватывают, связи не вскрывают. И в результате выдуманная история, несмотря на всю магию и "вот это повороты!", оказывается менее занимательна, чем реальная.

@темы: "исторические эпохи", "ОЭ"

---

Я к чему начала о Марии Медичи, хотела сравнить ситуацию описанную в Отблесках Этерны с реальной историей.
Прежде всего регентство Алисы Дриксенской. Во Франции вдову Генриха IV поддержали действующие министры ее мужа, виднейшие вельможи, в том числе недавние противники в религиозных войнах и при дворе победившего Генриха Наваррского. Успеху способствовало то, что в стране отсутствовали ближайшие родственники почившего короля Конде и Суассон. То есть, вокруг Марии Медичи сплотились обладатели реальной власти в их руках был госаппарат, армия, материальный ресурс, собственные вооруженные силы. Их устраивала королева-регентша, которая бы не вмешивалась в процесс управления, и действительно первое время правительство работало в обычном режиме, продолжая политику Генриха IV. Властьимущие рассматривали Марию Медичи, как удобную фигуру, поэтому поддержали ее. Ситуация в ОЭ отличается разительно. Алиса Дриксенская была дамой амбициозной, властолюбивой и диктовала свою волю влюбленному в нее мужу, что не могло не настроить высших сановников соответствующим образом. Однако после смерти Франциска она возглавила Регентский Совет, несмотря на то, что в столице находился и Первый Маршал Алваро Алва, и кардинал Диомид (Ноймаринен). Каким образом непопулярной королеве-иностранке удалось получить высшую власть в обход принца Оллара? Совершенно непонятно. Возможно "рыцари королевы Алисы" - Эпинэ, Придд, Окделл - оказались настоящими мастерами интриги. Или опять Штанцлер постарался? Как бы то ни было Алва и Диомид без сопротивления уступили Алисе и ее людям.
Вернувшиеся в Париж принцы продали свою лояльность Марии Медичи за кругленькую сумму. По сути они шантажировали ее, угрожая собрать Генеральные Штаты и лишить регентства, покинуть столицу и лишить своей поддержки ее власть, но снимали претензии за очередную выплату, должность, дорогой подарок. Регентша платила им, платила своим союзникам, которые в любой момент могли превратиться в противников, и осыпала милостями итальянских фаворитов, что было отнюдь не глупостью - Марии нужна была опора на своих людей, и в распоряжении Кончини оказалась целая армия (не помогло). А еще она переводила средства за рубеж в качестве гарантий на будущее, но это так, к слову. В конечном счете к раздербану государственной казны подтянулись и министры Генриха IV - Cюлли, Вильруа... Раз уж все этим занимаются, глупо ломаться как институтка.
ВВК противопоставляет Алисе и ее фаворитам, грабящим казну, бескорыстных, идейных служителей государства. Кардинал Диомид, Алва, принц Оллар долго терпели непотребства, но в один прекрасный момент им это надоело, и они решили действовать. Алису лишили власти, Регентский Совет разогнали. Интересно, что мешало им проделать это все раньше? Во Франции конец власти Марии Медичи положил подросший Людовик XIII, вдохновленный своим фаворитом де Люинем. Вокруг юного короля объединились те, кто полагал ужасной несправедливостью дележ государственного пирога без них. Кончино Кончини был убит, Мария Медичи изолирована в своих покоях, а потом выслана в Блуа, Леонора Галигай арестована и казнена, из окружения королевы одни оказались в заточении, другие последовали а ней в ссылку (Ришелье). Люинь был осыпан милостями, он заполучил имущество Кончини, стал коннетаблем. Это был настоящий дворцовый переворот.
Через два года королева-мать вернулась ко двору, причем не одна, своих людей она ввела во власть, несмотря на то, что Людовик первоначально упирался. Постепенно все большее влияние приобретал Ришелье. У меня сложилось впечатление, что в этот период (после возвращения из Блуа и до дня одураченных) Марию Медичи использовали как ширму ее приближенные - братья Марсильяки, Ришелье - и король это понимал. Он прислушивался к матери, которая выступала проводником политики действительно умных и знающих людей, быть может, потому что не видел достойной альтернативы. В результате, когда Мария разошлась во взглядах с Ришелье, король поддержал министра.
Алиса Дриксенская неоднократно пыталась вернуться к власти, но ей это не удалось. Кардинал Диомид, а позже его преемник Сильвестр, и Алваро Алва не оставили ей шанса. Однако "рыцари королевы Алисы" не оставляли надежды и регулярно поднимали мятежи. Продолжение следует.

@темы: "исторические эпохи", "ОЭ"

---

Дочитала биографию Марии Медичи. Подвигли меня на это утверждения в комментариях, что она была сильным политиком, сохранившим династию от посягательств Конде, суверенность и целостность страны от Испании. Я не специалист и с архивом не работала, всю имеющуюся литературу не перечитала, но то, что имеется в общем доступе не содержит даже намека на требования Конде сместить Людовика XIII под предлогом развода его отца с первой женой, и территориальные претензии Испании. Возможно, существуют и такие трактовки, но они явно не общепринятые и даже не слишком распространенные (в отличии, например, от версии о невиновности Ричарда III в убийстве племянников достаточно широко известна).
Интересно провести параллель реальной истории Франции с описанным в Отблесках Этерны. Королева после смерти мужа возглавляет Регентский Совет, настраивает против себя знать непомерной щедростью к фаворитам, в результате государственного переворота лишается власти, в пользу юного короля, вместо которого правят министры, неоднократно пытается вернуться посредством заговоров и мятежей.
14 мая 1610 года убит Генрих IV. Равальяк арестован, следствие установило, что действовал он в одиночку. однако существует версия, что направили его иезуиты, в заговоре участвовал герцог д'Эпернон, семья д'Антрагов (любовницы короля) и даже сама королева Мария Медичи, однако, доказать или опровергнуть, я думаю, уже невозможно. Равальяк был казнен. Сначала убийца короля со свечой в руке был отведен в собор Парижской богоматери для публичного покаяния. На Гревской площади в присутствии огромной, враждебно настроенной толпы его привязали к решетке, серой сожгли кисть, в которой он держал нож, затем рвали тело калеными щипцами: только тогда он застонал. Потом в раны залили кипящую смесь воска, серы и свинца. Под радостные вопли толпы Равальяк вдруг осознал роковую ошибку своего деяния: «Я от всего сердца раскаиваюсь в своем поступке. Я был совершенно уверен, что моя жертва будет с благодарностью принята народом, а он предлагает лошадей, чтобы меня разорвать». Равальяк просил отпущения грехов. Потом его привязали к лошадям для четвертования. По окончании казни толпа завладела частями тела преступника, их разрубили на куски и сожгли.
На следующий день 15 мая Людовик провозглашен королем, парламент утверждает указ о регентстве: «Король доверяет своей матери королевство, чтобы она заботилась о его воспитании и столе и руководила делами королевства, пока он является несовершеннолетним». Главную роль здесь сыграл герцог д’Эпернон. Он и герцог де Гиз обеспечили порядок в городе, а затем д’Эпернон выступил в парламенте и заявил советникам, что король неоднократно высказывал намерение доверить регентство своей жене, отправляясь на войну. Его заявление одобрил председатель парламента д’Арлэ. Канцлер Сильери поддержал решение. Происходит единение герцога д’Эпернона и Сюлли, которые были в ссоре, герцога де Майенна и маршала де Бриссака, которые не разговаривали со времени вступления Генриха IV в Париж в 1594 году. Герцог де Гиз торжественно дает клятву верности королю и государству. С помощью бывших министров своего мужа — Вильруа, Сильери и Жаннена — Мария Медичи уже взяла в свои руки бразды правления. Правительство работает, дело, начатое королем, продолжается как ни в чем не бывало, заканчиваются приготовления к военному походу в Клеве и Жюлье.
М-да, в очередной раз убедилась, что не умею писать конспекты. Мне все представляется важным.
Итак, действующие министры Генриха IV и знатнейшие вельможи, то есть те, кто сосредотачивал в своих руках реальную силу (вооруженные люди, государственный аппарат, финансы) провозгласили регентшей Марию Медичи, видимо, потому что считали ее удобной фигурой для собственного процветания. Успеху этого предприятия способствовало отсуктствие во Франции двух принцев крови Гениха II Конде (1588-1646) и Шарля де Суассон (1566-1612). граф де Суассон младший брат Генриха I Конде, а значит дядя действующего принца Конде.
Самым трудным для королевы было укрепить власть юного Людовика XIII, освятив его законность в глазах французского и европейских дворов. Семья д’Антрагов продолжала угрожать законности брака Генриха IV с Марией Медичи. Если бы обещание короля вступить в брак с Анриеттой д’Антраг было признано имеющим силу, то ее сына, юного Вернея, могли провозгласить королем вместо Людовика XIII. Поэтому следовало немедленно пресечь вероятные интриги Анриетты.
Сразу же после смерти Генриха IV Мария позаботилась о том, чтобы встретиться с маркизой де Верней. Королева, со своей стороны, гарантировала безопасность Анриетты, а та, в свою очередь, обещала воздержаться от любого заговора и любых интриг.
17 октября 1610 года девятилетний Людовик XIII был помазан на царствование в Реймсе. Плавное течение церемоний было тем не менее подпорчено распрями принцев из-за первенства, что только углубило существовавшие между ними разногласия.
Поход в Жюлье был задуман Генрихом IV и начал осуществляться им незадолго до его смерти. Уже были собраны две крупные армии: одна в Шампани — ее целью был Жюлье, а другая из Дофине должна была направиться в Савойю и Пьемонт в качестве отвлекающего маневра в итальянских владениях Испании, чтобы не дать ей возможности вторгнуться в Германию. В конце июля силы протестантской унии под командованием князя Анхальтского в ожидании французских войск осадили Жюлье. В конце августа подошли французские войска с маршалом Ле Шатром во главе и взяли крепость штурмом. Успех был быстрым и без особых жертв. Эта краткая прогулка французской армии удовлетворяла тщеславие Марии Медичи, которая сделает взятие Жюлье одним из главных сюжетов посвященного ей цикла Рубенса. Но фактически эта победа стала первым этапом уничтожения внешней политики Генриха IV. Мария решила отказаться от совместного выступления с Савойей, нарушая, таким образом, союзнический договор и отказываясь выплатить обещанные Францией субсидии. Больше того, Генрих IV пообещал выдать замуж свою старшую дочь Елизавету за князя Пьемонта — старшего сына герцога Савойского и наследника трона. А теперь, когда Мадрид предлагал заключить брак Елизаветы и наследника испанской короны, можно ли было сравнивать дружбу Савойи и Испании? Посол Марии, следуя полученным от королевы инструкциям, предложил герцогу Савойскому просить для князя Пьемонтского руки одной из дочерей Филиппа III. Это означало, что герцога Савойского отдавали Мадриду. Добавим, что Мария Медичи разорвала соглашение с Савойей, предварительно ничего не получив от Испании: ни ухода испанских армий из герцогства Миланского, ни официального обещания брака между Елизаветой и старшим сыном короля Испании. Герцогу Савойскому пришлось унизиться перед Испанией,Герцогу Савойскому пришлось унизиться перед Испанией. 22 января 1611 года его сын Филиберт отправился в Мадрид и на коленях передал Филиппу III Испанскому документ, в котором герцог Савойский полностью объявлял себя покорным воле короля Испании и умолял избавить его государство от войны. Филипп III заявил, что, учитывая это и в виду заступничества папы, он согласен не воевать против герцога Савойского.
За предательство Марии Медичи по отношению к Савойе Филипп III Испанский заплатил ей, подтвердив официально свое желание осуществить двойной брак между королевскими фамилиями Франции и Испании.Но для заключения этих браков понадобится еще пять лет, в течение которых Марии Медичи и ее происпанскому окружению придется бороться с приверженцами внешней политики Генриха IV.
После смерти Генриха IV принц Конде написал Марии Медичи, что хотел бы вернуться во Францию и повиноваться ей. Его мать, принцесса Конде, тоже выступила в защиту сына, и Мария дала себя уговорить, разрешив ему вернуться. Из Милана принц направился во Фландрию, где находилась его жена — Шарлотта де Монморанси. Их отношения вошли в хронику той эпохи. Конде то заявляет, что никто — даже королева Фракции — не заставит его вернуться с принцессой, поскольку он никогда не помирится с ней и не желает быть ей мужем, то вдруг прощает принцессу, любит и дорожит ею, когда Шарлотта грозит ему разводом.
Все считали, что в конце концов Конде договорится с Шарлоттой, потому что это ему выгодно: в результате ссоры его врагом может стать тесть — коннетабль де Монморанси со всей своей семьей и многочисленными союзниками. В характере принца сочетались нерешительность, противоречивость, непостоянство с грубостью и неумеренной страстью к деньгам.
Как было Марии не ожидать самых худших неприятностей от возвращения в Париж взбалмошного принца? Его имя, ореол мученика, который его окружал вследствие ссор с Генрихом IV, заставят других принцев искать с ним союза.
Граф Суассон, принц Конти и герцог Гиз искали с ним союза. Встревоженное правительство Марии Медичи предложило Конде 300 000 ливров при условии, что он не будет вмешиваться в интриги. Казалось, что принц Конде понял необходимость осторожной сдержанности и через секретаря сообщил королеве, что не намерен вступать ни в одну партию, кроме партии верных слуг регентши. 16 июля принц Конде въехал в Париж. Аудиенция в Лувре продолжалась не больше четверти часа: принц стал на колени перед Людовиком XIII, но тот поднял его и обнял. Затем Конде стал на колени перед королевой-матерью, а та, сказав ему несколько приветливых слов, уверила в своей милости. Принц занял особняк Гонди, предоставленный в его распоряжение Марией Медичи, который она вскоре ему подарит.
Принцы прибывали в сопровождении ста, ста пятидесяти, двухсот внушающих ужас всадников. Ополчение было приведено в состояние боевой готовности. Знатные вельможи в панике. Даже Конде ей поддался, несмотря на то, что сам был одним из ее виновников. Д’Эпернон, Сюлли, Гиз окружают себя вооруженными дворянами, Буйон прячется у Конде. Выведенная из себя безосновательной тревогой Мария приказывает городским властям взять на себя поддержание порядка в столице, а затем сообщает вельможам, что лишит содержания любого дворянина, состоящего на службе короля, если он будет сопровождать какое угодно другое знатное лицо. Вскоре Конде и принцы притихли.
Чтобы подчеркнуть безусловное вступление в правительство регентши, Конде снова занимает в парламенте место первого принца крови и вызывает к себе жену. Но за королевой ловушка уже захлопнулась: примирение Конде и Конти, которого она так добивалась, сопровождалось для последнего увеличением его содержания на 72 000 ливров и обещанием первого вакантного губернаторства. Принц Конде и его мать получили ежегодное содержание в 240 000 ливров.
Щедроты как из рога изобилия посыпались на обрадованных вельмож. Оказывается, чтобы получить, достаточно попросить. Суассону Мария Медичи подарила 500 000 ливров, Кончили выдана сумма, необходимая для покупки владений. Принцы, увидев в итальянце-фаворите конкурента, сговорились и один за другим оставили свои места при дворе, дав понять, что вернутся только в том случае, если Мария Медичи проявит щедрость. Буйон вернулся в Седан, Конде разъезжал по Нормандии и Бургундии, а Гиз грозил отправиться в Прованс. По поводу герцога Невэрского, удалившегося в Шампань, посол Флоренции Аммирато простодушно написал: «Герцог Невэрский, который находится сейчас в своем губернаторстве в Шампани, просит у Ее Величества, как говорят, крупную сумму, чтобы заплатить свои долги, но неизвестно, получит ли он ее. И неудивительно, если он взбунтуется по этому поводу, потому что он ничего не получил, когда давали всем».
В конце 1610 года Бурбоны, объединившись с Конде, Суассоном и Гизами, бросили Марии Медичи вызов более серьезный, чем требования денег: они усомнились в законности регентства. Снова для Марии начался кошмар, который она переживала в те времена, когда Анриетта д’Антраг высказывала сомнения в законности брака Генриха IV с принцессой Тосканской. Но теперь предметом яростных нападок стали полномочия Марии как регентши и даже те обстоятельства, в которых она получила этот титул.
В 1610 году, когда умер Генрих IV, Марии Медичи пришлось бы разделить регентство с ближайшими родственниками юного короля, то есть с тремя принцами крови — Конде, Конти и Суассоном. Но еще около двенадцати принцев имели право потребовать свою часть власти, и тогда пришлось бы выбирать между узким советом из четырех членов — Марии Медичи, Конде, Конти и Суассона — и расширенным советом из пятнадцати членов. При этом и тот и другой советы возглавляла бы Мария Медичи. Но, к несчастью для Конде и Суассона, они были далеко от Парижа, и благодаря решительности д’Эпернона и министров Генриха IV, как мы уже видели, Мария была провозглашена единоличной регентшей королевства. Теперь это стало уже свершившимся фактом, но принцы, оправившись от первого изумления, спохватились и попытались поставить под сомнение законность регентства.
Кроме того, они заявили, что в мае 1610 года никто не спросил мнения Генеральных штатов, потому что королева ограничилась только признанием ее в качестве регентши Парижским парламентом. Принцы требовали, чтобы были созваны Генеральные штаты для решения конституционной задачи первоочередной важности.
Королеве помогают бывшие министры Генриха IV, послы Флоренции и Испании, нунций, ловкий Кончини, который верно служит королеве, защищая ее от тех, кто покушается на власть, удовлетворяя при этом свои собственные аппетиты. С такой поддержкой Мария Медичи могла бы, по крайней мере теоретически, вести твердую политику. Но слишком рано начали проявляться ее нерешительность и неподготовленность, на дерзость она не умела ответить высокомерно или резко. Перед лицом опасности королева начинает искать окольных путей, если не уверена в своей силе, а сильного противника сразу же пытается купить, если не может сломить его сопротивления. Ей не хватает здравого смысла: она не умеет распределять свои щедроты, потому что не чувствует реального соотношения сил.
В начале декабря Конде начинает требовать немедленной выплаты 800 000 ливров за моральный ущерб, нанесенный короной его семье во время религиозных войн. Помимо этого он потребовал титул коннетабля после смерти герцога де Монморанси (отец его жены) и право назначать наместников в Гиени. Пока его требования не будут удовлетворены, он отказался присутствовать в совете. Больше того, начал настоящую кампанию в целях созыва Генеральных штатов, чтобы отдать на их рассмотрение конституционную проблему регентства.
Другие принцы не могут остаться в стороне. 10 декабря герцог д’Эпернон (он вообще-то не принц) требует права въезжать во двор Лувра в карете и приказывает избить офицера, который его не пропускал. 17 декабря принц Конде, не сказав ни слова, уехал из Парижа в свои бургундские владения. А Суассон, который сначала объявил о своем возвращении в Париж, передал теперь королеве, что остается в Нормандии для инспекции укреплений и снабжения крепостей этой провинции.
Такая наглость возмутила многих. Осуждали слабость королевы и бесстыдство принцев. Но в этот момент герцоги Гиз и Майеннский, его дядя и ветеран Лиги, глава дома Гизов, являются к королеве, чтобы заверить ее в абсолютной преданности их семьи. У Майенна даже наготове совет отправить Конде в Бастилию, поближе к графу д’Оверню.
Так распалась коалиция принцев. Мария Медичи приказывает Суассону немедленно вернуться в Париж: уже 23 декабря он является к королеве с извинениями. Конде вернулся в Париж 29 декабря без всяких церемоний и больше не заикался о созыве Генеральных штатов.
Если коротко, принцы ставят под сомнение законность регентства Марии Медичи на том основании, что оно было утверждено Парижским парламентом, а не Генеральными Штатами. Права на трон Людовика XIII не оспаривает никто. Регентша покупает лояльность принцев денежными подаркамми и высокими (доходными должностями). Очень похоже на то, что ее просто шантажируют.

@темы: "исторические эпохи"

---

В средневековой Англии бобры и тюлени считались рыбой, так как жили в воде. Поэтому их можно было есть в пост. С уткой номер почему-то не прошел. Упоминаются памфлеты с осуждением хитрых монахов, которые пытались.

@темы: "исторические эпохи"

---

Отблески Этерны ассоциируются у меня с детективом, где ярко и занимательно прописана завязка: обнаружено преступление, приглашен следователь, осмотрено место преступление - читатель с нетерпением ждет развития. Но Автор не придумал, кто преступление совершил, каким образом, как следователь его раскрыл, и начинает сочинять на ходу, произвольно теряя улики и подбрасывая новые, меняя действующие законы и привлекая внезапные озарения, богов и дьяволов из машины. И когда следователь с апломбом раскрывает дело, встает вопрос, с чего ты решил, что все было так, а не иначе?

@темы: "ОЭ"

---

Рокэ Алва - стратег и управленец. Заключение (дополненное и исправленное).

Из всего вышеизложенного я могу сделать единственный вывод. Если Рокэ Алва стратег и управленец, он ставит перед собой разумные цели и предпринимает действия для их достижения. Решает промежуточные задачи и получает в итоге ожидаемый результат. На протяжении десяти лет Рокэ Алва сделал все, для того чтобы Альдо Ракан узурпировал престол. Он последовательно пресекал расследование антиправительственной деятельности, помогал мятежникам, способствовал их концентрации в Агарисе, дискредитировал династию Олларов и правительство.
Возможна следующая версия. После покушения на Винной улице Рокэ Алва получил в свое распоряжение письменные свидетельства о заговоре с целью убийства, но не дал им ход, потому что рассчитывал на некие действия заговорщиков. Однако его подвел герцог Придд, который не поддержал мятеж своего зятя Карла Борна. Сблизившись с Юстинианом, Рокэ понял, что тот не собирается бороться против Олларов. Таинственная смерть графа Васспарда вполне могла оказаться следствием его неосмотрительной откровенности, возможно, Рокэ рассчитывал подтолкнуть герцога Придда к активной борьбе. Не зря же он не предпринял никаких действий для расследования и мести. Однако Придды предпочли объявить смерть наследника несчастным случаем на охоте.
Мятеж Окделла и Эпинэ Алва старался погасить с наименьшими потерями для бунтующих аристократов. Герцог Эпинэ сохранил все возможности для нового восстания, юный герцог Окделл оказался под влиянием антиправительственных сил. Когда наследник Эпинэ в ходе военной компании попал в руки Первого Маршала, тот отправил его обратно к Альдо Ракану. После неудачного покушения Ричарда Окделла, Рокэ тайно выслал его в Агарис.
В армии ключевые позиции получили люди либо настроенные антиправительственно, либо готовые изменить присяге за деньги. В Лаик заправлял человек, мастерски дискредитирующий легитимную власть. Убедившись в нежелании Приддов бунтовать Рокэ намекнул кардиналу на желательность их уничтожения, его ближайший сторонник Лионель Савиньяк выразил прямое согласие на эти действия.
Логично предположить, что Рокэ Алва принял решение свергнуть династию Олларов, однако, неосмотрительно данная клятва Первого Маршала не позволяла ему действовать открыто. Вероятно, правду о своем происхождении он узнал уже после ее принесения, и именно тогда стал действовать активно. Сперва он рассчитывал использовать Приддов, но его подвел Юстиниан, которого пришлось устранить. Придды не зашевелились, и Алва принял решение истребить их под корень руками Сильвестра. Рокэ аккуратно подталкивал Дика в объятия Катарины и Штанцлера, недалекий юноша полностью оправдал его ожидания. Герцога Окделла удалось отправить к Альдо Ракану, при котором уже находился наследник Эпинэ. Провинция взбунтовалась, и Альдо победным маршем дошел до Олларии, принимая под свою руку целые воинские подразделения. Увы, Рокэ попался в ловушку своей клятвы: так как Фердинанду сохранили жизнь, Алва застрял в Багерлее, пока Марсель не решил проблему. В результате Фердинанда Оллара нет, Альдо Ракана, который расчистил политический ландшафт, нет, Рокэ Алва может устанавливать какие угодно порядки.
Однако эта версия построена на единственной предпосылке: "Рокэ Алва - стратег и управленец". Ее верность вызывает у меня серьезные сомнения. Рокэ Алва признан гениальным военачальником, но даже в этой сфере деятельности он проявляет себя не как стратег. Он выигрывает тактически: проходит через болота Ренквахи, появляется под стенами кагетской крепости, когда его уже не ждут. Ошеломительные победы Рокэ, описанные в Отблесках Этерны, результат хитрых фокусов. Раскрашенные киркореллы, наряженные в драгоценности адуаны, удачно расположенные горные озера... Алва мастерски использует все, с чем сталкивается, будь то желание Агдемара извести собственных казаронов или обычай суда Бакны. Однако не он формулирует повестку. Рокэ отвечает на вызов, реагирует на ситуацию. И упускает стратегическую инициативу. Не он решает, где, с кем и за что воевать.
Если посмотреть на ситуацию отстранено, видно, что Талиг умело поджигают. Бириссцы вторгаются в Варасту - и Первый Маршал отправляется ликвидировать угрозу. Бордон воюет с Фельпом - и Алва мчится решать проблему. Каждая военная компания ведет к боевым и санитарным потерям, материальным убыткам, экстраординарным налогам и займам. На севере не прекращается вялотекущий конфликт с Дриксен. Ресурсы Талига истощаются в борьбе. Качество армии неуклонно падает, недовольство в провинциях нарастает. Остается выбрать лишь удобный момент для провозглашения узурпатора и начать вторжение.
Рокэ Алва первых книг был вполне убедителен. Яркий, талантливый, безшабашный аристократ, который не любит ничего, кроме войны, женщин и вина, он мало обращал внимания на повседневную суету вокруг. Его не интересовали подведомственные Первому Маршалу структуры, поэтому в Лаик царил Арамона, а в армии уютно себя чувствовали Ги Ариго, Рокслей, и Люра. Он не занимался скучной повседневной работой по организации армии, унификации обучения офицеров, чистки рядов, так как был уверен, что разберется со всеми проблемами по мере их поступления.
Я уверена, что поступки Рокэ продиктованы не стратегическими планами, а его личным отношением к определенному лицу, часто мимолетным и спонтанным. Он предложил Окделлу дуэль, потому что тот показался ему трагической фигурой, заблудившимся во времени рыцарем из Кабитэлы. Мятежные аристократы были с ним одной крови, поэтому ему не хотелось карать их. Рокэ стал любовником королевы, потому что пожалел ее и несчастного недотепу Фердинанда, а еще это была пощечина верноподданным, вызов Сильвестру. Он рисковал,играл с ней, не доверял, не любил, опасался, но... привязался. Алва запутался в этих отношениях, он прикрывал королеву и ее братьев, Штанцлера, даже когда они действовали против него. Ему стало жаль Ричарда Окделла в день Святого Фабиана. И его разозлила безучастность Людей Чести, их покорность кардиналу. Алва выбрал Дика оруженосцем под влиянием момента, он в самом деле не знал, что же с ним дальше делать, ведь меньше оруженосца нуждался только в духовнике. Рокэ не желал заниматься проблемой, он предоставил юношу самому себе, не понимая, какое воздействие оказывает на него. Алва отпустил Робера, потому что тот был ему симпатичен, и выгнал Ричарда, потому что был оскорблен и обижен. Однако не смог переступить через свое понятие о чести и уничтожить Штанцлера, в очередной раз прикрыл Катарину, "убив следствие" вместе с ее братом. Эта яркая беспорядочная жизнь закономерно закончилась катастрофой - в результате переворота и захвата власти узурпатором Рокэ Алва оказался под судом, в тюрьме. Он должен был погибнуть, такова логика развития сюжета и персонажа. К сожалению, Вера Викторовна извлекла своего героя из Дыры, но свою суть он утратил.
Рокэ Алва в последних книгах отдает загадочные распоряжения, изрекает парадоксы, а окружающие пребывают в непреходящем состоянии благоговения и изумления перед его особой. События предшествующих книг разъясняются таким образом, чтобы подчеркнуть его прозорливость и жертвенное служение государству. Яркий, живой, неоднозначный персонаж превратился в супергероя из комикса с насквозь фальшивой мотивацией, надуманными проблемами и бременем собственного величия. Это чрезвычайно грустно.

@темы: "ОЭ"

---

О грустном.

Я выложила на фикбук "Рокэ Алва - стратег и управленец", и ко мне в комментарии набежали диколюбы-слэшеры.
Честно говоря, я и не подозревала, что все настолько запущено. Люди на полном серьезе утверждают, что книга-то была, оказывается про однополую любовь, которая должна была привести Ричарда Окделла в постель Рокэ и жизненному успеху. Потому что любовь облагораживает (последнее, особенно доставляет). А так как в 2012 году принят закон о запрете пропаганды гомосексуализма, издательство надавило на Камшу, и она вырезала оную пропаганду, что и погубило книгу. С измененной ориентацией характер бедного Ричарда сломался и он стал монстром.
Цитирую мисс Петтигрю:
Камша хайпанула на слэше)))))
Читатели алкали и жаждали слэша.
Грубо говоря, вся аудитория Фикбука - это потребители слэша.
И тут подарок - изданная большим издательством книга (настоящая!!!!! легальная!!!), где прямым текстом написано о связях Алвы с мужчинами, о связи Алвы и короля, о связи Алвы и Джастина Придда.
А потом палитическая ситуация изменилась - и пошло выкручивание, ой да вы не таг все поняли и вообще и Алва исключительно гетеросексуален, и Джастин))) И вообще в мире Кэртианы геи сосредоточены исключительно в богопротивной Павлиновой монархии, хотя, если копнуть, может и там уже не)))
Не так-то просто взять и перестроить сюжет. Тем более из-за политической конъюнктуры.
Пусть в виде сплетен, но в русскоязычной массовой литературе тех лет было не так чтобы много упоминаний о половой связи мужчины с мужчиной))))
Тем более озвученных без экивоков и эвфемизмов.
Но читатели так благодарны за оттепель, за прорыв, что до сих пор остаются читателями)))
Я все таки придерживаюсь мысли, что логика очевидна (для слэшера))) - любовь облагораживает и все такое, Дик должен был влюбиться в Алву и повзрослеть, понять, что нельзя жить по прописям.
И тут автора обломали издатели со всеми этими гей намеками. И автор вывернула вот в это все косое и кривое.
Персонаж как человек, нельзя просто так лишить ориентации, любви - и ждать, что все пройдет безболезненно.
И неважно, что и Надор провалился, королеву Окделл убил, и был застрелен Карвалем, задолго до 2012 года. Слэшеры нашли виновника.
Внимание! Дальше пошло.

Если Автор исписался -
Это козни РПЦ.
Нам без геев и без МПРЕГа
Кайфа нет читать вообще.
Пусть еб.. оруженосца
В ж... славный добрый эр,
И сосет у командира
Порученец-офицер.
Ну а нет в сюжете слэша?
Это вовсе не сюжет!
Кроме как вдуть оппоненту
Мотиваций в книгах нет.
Ощущение от чтения комментариев - я теперь поняла, для кого печатается желтая пресса и снимаются типа скандальные ток-шоу! Людям действительно интересно только кто, кому и в какой позе. Такое впечатление, что в их мире можно как-то взаимодействовать друг с другом исключительно посредством гениталий. Больше ничего в книгах не надо: политический процесс, мистика, философское содержание - все в топку, дайте нам кроликов, пусть спариваются друг с другом.

Вообще-то я хотела написать про слэш в ОЭ. Что там реально есть, а на что имеются намеки, которые каждый понимает по мере своей испорченности. Но слишком мерзкий осадок от комментариец. Вот излила негодование.

@темы: "ОЭ"

---

Вопрос знатокам истории Англии Средних веков

Насмотревшись Робина из Шервуда, я отправилась уточнить, как там все было на самом деле и обнаружила, что некоторые аспекты не имеют однозначной трактовки. В частности как соотносится существование безземельных рыцарей и принцип "нет господина без земли", выведенный из "нет земли без господина". Рыцарь является таковым, потому что получает от сюзерена землю, засчет которой живет и снаряжается на службу. Не будет земли - не будет и коня, доспехов, оружия - рыцарь не сможет служить. Тем не менее безземельные рыцари упоминаются не только в художественной литературе, но и в исторической. Вскользь, без пояснений. Я предполагаю, что рыцарь мог быть безземельным, но недолго. Он либо поступал на службу и получал феод (женился, покупал, отнимал землю), либо очень скоро переходил в другую категорию. Если кто знает точно, прояснила этот вопрос.

@темы: "исторические эпохи"

---

Альтернатива Лос-Падрес. Часть вторая. 3.

Мейсон.

Я всматривался в смутные тени, пытаясь опознать расплывающиеся очертания небольшого помещения. Странный сон… Я словно попал в черно-белое кино, на старую стертую пленку. Скудная обстановка едва различалась на тусклом фоне. Только ярким пятном выделялся прямоугольник окна, и от него тянулась светлая полоса, падала на противоположную стену, выхватывая из полумрака часть двери. Типичной больничной двери.
Я моргнул, прогоняя остатки сна, снова открыл глаза. Дверь никуда не исчезла. Я даже разглядел на ней ручку. Правда, не четко. Но я видел ее! Все было мутным, размытым, как на засвеченной пленке, но я различал очертания предметов, освещенность… Лихорадочное веселье закружило голову. Наверное, в глубине души я не верил, что зрение действительно вернется. С ужасом ждал приговора врачей. Слепота. Беспомощность…
Я откинулся на подушку, даже не пытаясь сдержать дурацкую улыбку до ушей. Потолок надо мной был невнятно-серым, круглая лампа едва угадывалась. Светлый прямоугольник на периферии зрения притягивал словно магнитом. Я повернул голову к окну. Яркое пятно вызывало сложное чувство умиления и оптимизма. Оно однозначно свидетельствовало, что наступило утро. Новый день…
***
3.
Иден дописала последнее «прощай» и, не перечитывая, сложила лист. Она задумалась, надо ли запечатать письмо, для того чтобы переслать его Крузу, или лучше отдать из рук в руки. Ей было мучительно трудно подобрать слова, и личная встреча обещала продолжение душевной боли, но этого она и жаждала. Продлить пытку, ощутить страдание во всей полноте. Быть может, таким образом она пыталась извиниться перед Крузом? Иден прикрыла глаза, чувствуя, как кривятся губы то ли в горькой усмешке, то ли в гримасе плача. Она глубоко вздохнула, стараясь вернуть контроль над эмоциями. Только не слезы! Непозволительная роскошь для нее. Сердечная деятельность Керка стабилизировалась, и его отпустили домой, снабдив солидным списком рекомендаций, главной из которых было: «никаких стрессов». Молодой кардиолог явно гордился хорошо проделанной работой, но Иден обреченно сознавала, что все зависело от нее. После слов о любви, семье, общем будущем Керк успокоился, задышал ровнее. Цвет лица изменился на глазах – исчезла нехорошая синюшная бледность. Через несколько часов он покинул больницу на своих ногах. Ночь прошла спокойно, однако, Керк, не просыпаясь, водил ладонью по постели, пока не находил ее руку. Легко сжимая пальцы, затихал умиротворенный. Иден лежала без сна, прислушивалась к дыханию мужа и сочиняла письмо для Круза.
Она поднялась чуть свет и постаралась изложить на бумаге все, о чем думала в ночные часы. Теперь, когда теснившиеся в сознании слова были излиты, Иден охватила странная апатия. Она не могла заставить себя поднять телефонную трубку, чтобы договориться о встрече с Крузом. Ей страстно хотелось оттянуть момент окончательного разрыва, продлить мучительную неопределенность. Но это было нечестно и по отношению к Крузу, и по отношению к Керку. Следовало расставить все точки над «i» еще вчера, но она не сумела. Круз, вероятно, еще надеется, и ей предстоит убить его надежду.
Так и не собравшись духом для решительных действий, Иден поехала в больницу. Дежурный врач, сообщил, что Мейсон очнулся, и день перестал казаться ей столь ужасным. Она чуть замешкалась у палаты, взмолившись о том, чтобы хоть здесь все было хорошо, нацепила бодрую улыбку и переступила порог.
Мейсон медленно повернул голову на звук открывшейся двери:
- Привет! – поздоровалась Иден, преувеличенно веселым тоном, за что немедленно себя обругала.
- Привет… - хрипловатый голос Мейсона звучал непривычно. – Я тебя вижу, - сообщил он, прищуриваясь.
- Здорово! – Иден разулыбалась уже совершенно искренне. Как же чудесно не притворяться, как будто все в порядке, а радоваться на самом деле!
Мейсон выглядел не только не трагично, но даже несколько самодовольно, что она не преминула отметить:
– Такое впечатление, что для тебя это неожиданность. - Иден привычно соскользнула к легкому поддразниванию, принятому между ними в относительно благополучные периоды общения. – Настолько не доверяешь врачам?:
Он смущенно отвел взгляд, и ее окатила горячая волна раскаяния. Зная Мейсона, его обыкновение растравлять даже незначительные раны, можно было догадаться, что он в красках представит самый худший сценарий из возможных.
- Я не то, чтобы не доверяю… - эти увиливающие интонации были хорошо знакомы Иден. - Но определенные опасения имелись.
- Надеюсь, теперь их не осталось.
- Все-таки вижу я не четко, - признался со вздохом, - но хоть что-то.
- О, Мейсон! – она протянула руку и слегка сжала его ладонь. Ответное пожатие было вполне ощутимым.
- Что происходит в мире? – спросил Мейсон нейтральным тоном.
Иден заподозрила, что он предлагает светскую беседу на ничего не значащую тему, возможно, уже жалея о минутной откровенности. Это было так похоже на ее брата - вежливо прикрыть дверь на пороге доверительного разговора! Она безразлично пожала плечами.
- У меня такое чувство, словно я вернулся после долгого отсутствия, - Мейсон кривовато улыбнулся, - и пытаюсь понять, что же пропустил.
Иден осознала свою ошибку.
- Почти ничего, - ответила она, крепче сжимая его руку. – В основном мы волновались, изводили вопросами врачей, ждали, когда ты очнешься.
- Я знаю… отец сидел со мной…
- Да, - Иден наклонила голову, и волосы упали ей на лицо. – Он… очень переживал. Если бы не настойчивость доктора, я думаю, и ночевать остался в палате.
- Это лишнее, - Мейсон улыбнулся светло и спокойно.
Ничего не говоря, Иден прижала его ладонь к своей щеке.
- У тебя пальцы ледяные, - сказала она озабоченно. – Это нормально?
- В меня влили столько лекарств, - Мейсон недовольно покосился на установку для капельницы, - не удивлюсь, если есть и такой побочный эффект. Я тела почти не чувствую, и в голове туман, - он не сдержал зевок.
- Понятно.
Иден отпустила его руку и прикоснулась ко лбу. Прохладный. Влажный от испарины. И синяки вокруг глаз впечатляющие. Похоже, их недолгий разговор утомил его.
- Ты выглядишь уставшим. Может быть, заснешь?
- Не хочу. Надоело. Лучше расскажи что-нибудь.
- Рассказать… О чем?
- Не знаю… - Мейсон прикрыл глаза, - о Париже? Не зря же ты училась во Франции…
Иден наморщила носик.
- Я не очень люблю Париж, - призналась она. – Конечно, Эйфелева башня, Нотр Дам…
- Диснейленд…
- И праздник, который всегда с тобой, - фыркнула она. – Нет, настоящий праздник в двенадцати километрах от Парижа. На авиасалон в Ле-Бурже меня пригласил знакомый пилот, а потом я несколько раз приезжала в музей…
Воспоминания увлекли ее. Иден рассказывала о самолетах, чудесах пилотажа, восторге свободного падения. В ее воображении разворачивались картины, напоенные солнцем и азартом. Первая встреча с Крузом, их пикировки и стычки. Беспечная легкость отношений. Если бы тогда она ценила свое счастье! Слишком поздно. Ничего нельзя вернуть. Напрасно она думала, что сможет вычеркнуть из своей жизни время, проведенное с Керком. Ей придется встретиться с Крузом, самой разрушить надежды на их общее будущее. Сделать это нужно сегодня. Сейчас.
Иден сморгнула подступившие слезы и заметила, что Мейсон задремал. Тогда она поцеловала брата в висок и тихо вышла из палаты.
***
Круз никогда не отличался терпением. Безрассудным он не был, но долгим раздумьям предпочитал энергичные действия. Профессиональная интуиция его, как правило, не подводила. Поступая импульсивно, он успевал в критический момент, проламывал сопротивление и достигал цели. Однако в личных взаимоотношениях все было иначе. Первое сильное чувство едва не уничтожило его. Любимая женщина не захотела связать с ним свою жизнь, и он ничего не мог поделать. Его страсть, решимость, напор – все оказалось бессильно в столкновении с чужой волей. Круз осознал, что нестись к желанной цели напролом бесполезно, и в отношениях с Иден он старался быть осторожным. Как бы ему ни хотелось схватить ее за руку и привести в свой дом, он понимал, что положительного результата таким способом не добьется. Иден сказала, что любит его, останется с ним. Но она хотела расстаться с Керком по-хорошему. Для нее это было важно, и Крузу оставалось смириться и ждать.
Он с головой ушел в работу, все больше тревожась из-за подозрений насчет Керка. Интуиция криком кричала об исходившей от него угрозе. К сожалению, оснований хотя бы для допроса Кренстона было недостаточно, и Круз ломал голову, каким образом подступиться к нему. Разгром в доме конструктивному мышлению не способствовал, провоцировал яростное желание схватить негодяя за глотку и выбить из него признание. Смирив естественный порыв, Круз принялся наводить порядок. Управляться одной рукой было не так-то просто, и он с облегчением прервался, услышав стук в дверь.
На пороге стояла Иден. Тщательно накрашенная, в элегантном брючном костюме с таким выражением лица, словно собиралась отчитываться перед советом директоров Кепвелл Энтерпрайзис. Побелевшие пальцы вцепились в лаковую кожу дамской сумочки, выдавая волнение.
- Круз, - произнесла она и замолчала.
- Иден! Проходи…
- Я на минутку. – Она не двинулась с места. – Хотела отдать тебе письмо.
Круз протянул руку, взял слегка измятый конверт. Иден отвела взгляд от его лица и тихо охнула.
- Извини. Я не спел прибраться.
- Какой кошмар! – воскликнула Иден и вошла в дом. – Я не думала, что все так ужасно. Известно, кто это сделал.
- Не совсем.
Круз на секунду отвернулся, положил письмо на стол.
- Я хотел поговорить с тобой об этом. Вероятно, у меня побывал Керк. Я хочу расспросить его…
- Что ты такое говоришь?! – ужаснулась Иден. – Керку нельзя волноваться. Его сердце… Пойми, он очень болен. И он никогда бы не поступил так. Это исключено.
Как можно быть такой доверчивой! Круз начал потихоньку заводиться.
- Иден, - произнес он придушенно, - я бы не стал обвинять невиновного человека без достаточных оснований. Я почти уверен, что в моем доме побывал именно Керк!
- Почему именно он? – Иден не собиралась сдаваться. - Разве у тебя мало врагов?
- Таких врагов у меня нет! – отрезал Круз. – Керк ревнует тебя и ненавидит меня. Он может быть опасен!
- Ты сам не понимаешь, о чем говоришь!
- Керк опасен! – его голос почти сорвался на крик. – Он мог быть в Лос Падрес, Иден! Мог устроить взрыв.
- Нет! – она отчаянно замотала головой. – Никогда! Никогда Керк не подверг бы мою жизнь опасности. Он чуть не умер, когда узнал о случившемся. Он… он любит меня, - прошептала Иден чуть слышно.
- Тебе нельзя оставаться рядом с ним, - Круз уже не мог остановиться. - Керк опасен. Когда он услышит о разводе, я не поручусь за его действия.
- Развода не будет, - Иден посмотрела ему прямо в глаза. Этот светлый холодный взгляд заморозил ему кровь. – Я не оставлю Керка. Я нужна ему.
- А как же мы? – едва сумел выговорить Круз.
- Мне очень жаль. Прости, - Иден повернулась, явно собираясь уходить.
Круз метнулся к двери.
- Подожди, - почти взмолился. - Ты не можешь уйти вот так!
- Я уйду, - ее голос прозвучал очень тихо. – Ты еще будешь счастлив… Без меня. Ты справишься, Круз. Ты сильный. У тебя есть ради чего жить. А я… Я нужна Керку. Он любит меня больше жизни. И я не могу предать его любовь.
- Иден, но если он устроил взрыв!
- Это совершенно невозможно, ты и сам знаешь. Керк не мог причинить мне зла. Никогда!
- Но он разгромил мой дом!
- Ты этого знать не можешь! – Глаза Иден засверкали нешуточным гневом. – Оставь моего мужа в покое!
***
С утра радужное настроение Теда слегка подпортил доктор Маккормик. Марк так многозначительно проговаривал медицинские термины и красноречиво отводил глаза, что было совершенно ясно, ничего хорошего он для Мейсона не ждет. Чтобы не поддаться пессимистическому настрою, Тед поспешил оставить собеседника и отправился непосредственно к брату.
Он тихонько притворил дверь палаты и прошел к окну, намереваясь дождаться пробуждения Мейсона. Однако тот сразу же открыл глаза и прищурился, пытаясь разглядеть его. Тед присел на краешек постели.
- Прости, я тебя разбудил?
- Нет, - чуть улыбнулся Мейсон, – я рад тебя видеть.
- Иден сказала мне, - радостно кивнул головой Тед. – Это здорово.
- Сложно не согласится. Как все?
- Все? Иден и Мэри не пострадали… Но ты это уже знаешь? – дождавшись согласного кивка он продолжил, - Керк так перенервничал, что у него случился сердечный приступ, Иден теперь вокруг него вьется.
- Тебе это не нравится?
Тед пожал плечами:
- Она говорила, что хочет развестись. Что любит Круза… А теперь даже слышать ни о чем не хочет. Керк ее муж, и точка.
- Поэтому Иден была такой бледной с утра, - протянул Мейсон задумчиво. – Значит, мне не показалось, что она не хочет говорить о происходящем дома.
- Она просила уважать ее решение.
- Это сложно.
Тед вздохнул тяжело:
- Я обещал, - он вскинул голову. – А так все отлично. Круза вчера выписали, у него плечо повреждено, ходит с повязкой. Он к тебе рвался выяснять обстоятельства, но доктора его притормозили.
- Не думаю, что Круза это остановит, - усмехнулся Мейсон. – Он что-нибудь придумает.
- Провести его?
- Пожалуй… Тед, у меня есть к тебе одна просьба…
- Какая? – он подался вперед. – Что нужно сделать?
- Ты не мог бы купить кольцо?
- Кольцо? – переспросил Тед растерянно. – Для Мэри? – понял он.
- Она согласилась стать моей женой, - в голосе Мейсона звучало удивление, гордость и что-то еще трудноопределимое. Едва сдерживаемый восторг?
- Здорово, - выговорил Тед. Перед его глазами назойливо мелькала картина: кольцо в руке Марка Маккормика. - Поздравляю.
Эхом прозвучал полный горечи голос: «Мы должны были вернуться помолвленными.
- А… ты не спешишь?
- Спешу? Не хочу, чтобы невеста передумала, - Мейсон произнес эти слова шутливым тоном, но Тед заволновался.
- Ты же не серьезно? Ты не думаешь, что она согласилась… - ему было отчаянно трудно подобрать слова, - под влиянием момента?
- Не думаю, - протянул Мейсон. – Но что смущает тебя?
- Меня? Ничего, – Тед замотал головой, пытаясь избавиться от воспоминаний. Может быть, Маккормик ошибся?! И Мэри просто рыдала в его объятиях, искала утешения друга, а не прощалась навсегда с любимым?
- В чем дело, Тед? – холодный голос неприятно резанул слух.
- Я просто думал… - как же он жалел сейчас, что вообще начал возражать, - думал, ты обставишь помолвку как-нибудь… красиво. Впечатляюще! А здесь в больнице…
- Хочешь сказать, трудно ответить отказом больному?
- Я ничего такого не говорил!
- Ты ведь об этом подумал? О том, что у Мэри по сути не было выбора… - Мейсон прикрыл глаза и закончил после паузы, - как его нет у Иден.
- Не придумывай! – Тед порывисто вскочил. – Я иду за кольцом.
- Не надо! – хлесткий приказ остановил его. - Ты прав, не стоит торопиться. Я не могу вынуждать Мэри делать что-то, в чем она не уверена. Она не передумает, но я не хочу, чтобы у нее оставалась хоть тень сомнений.
Тед открыл было рот, но промолчал.

@темы: "СБ", "мои фанфики", "Альтернатива ЛП"

---

Носки!

О какую прелесть я нашла!

Никогда не перетаскивала чужих записей, поэтому тупо копирую с выходными данными. Если, кто знает правила хорошего тона в этом вопросе, сообщите.

18.05.2012 в 07:00
Пишет Веселый робот:

О носках
1. Самая трудная проблема для мужчины - это проблема носков.

2. Количество носков со временем убывает, пока не начинает стремиться к нулю.

3. Носимость носков, определяемая как среднее число дней, в течение которых носятся носки, обратно пропорциональна количеству носков, и чем меньше их количество, тем носимость всё обратнее и всё пропорциональнее.

4. В момент, когда количество носков попадает в эпсилон-окрестность нуля, носимость носков начинает резко стремиться к бесконечности до момента, пока на это обстоятельство не обратит внимание ближайшая к мужчине женщина (жена, подруга, сестра, мать или коллега).

5. Мужчина может покупать носки сам, но предпочитает делать это лишь в исключительных случаях.

6. Мужские носки бывают двух видов: "светлые" и "черные".

7. Коэффициент корреляции между реальным цветом носков и их принадлежностью к "светлым" или "черным" не превышает 0,3(3).

8. На вопрос, каких носков купить больше, светлых или черных, мужчина знает единственный верный ответ: "Мне все равно" (но и этот ответ он вспоминает не сразу).

9. Определение реального цвета носков - незаурядная задача, встающая перед мужчиной в процессе опаривания.

10. Опаривание носков - это трудо- и мыслеемкий процесс, в ходе которого множество постиранных и высушенных носков с N элементов разбивается мужчиной на N/2 подмножеств. Число N/2 считается идеальным результатом, поскольку на практике число пар носков на выходе, как правило, N/2-1.

11. При опаривании множество носков первым делом разбивается на два подмножества - "светлые" и "черные". При этом мужчина руководствуется интуицией (см. 7).

12. Дальше начинается самое сложное. Мужчина выворачивает носки, которые были вывернуты на левую сторону, на правую сторону и начинает сравнивать их один с другим.

13. Доказано, что мужчина сравнивает одновременно минимум три и максимум четыре носка. Пятый (а то и четвертый) носок непременно опаривается. На большее терпения мужчины не хватает.

14. Мужчина опаривает носок, руководствуясь правилом невопиющести, которое гласит: цвета опариваемых носков не должны отличаться вопиюще.

15. Доказано, что чем больше носков опарено, тем более вопиюще отличаются по реальному цвету оставшиеся в подмножестве "светлые" или "черные" носки.

16. Последние два носка всегда отличаются по цвету настолько вопиюще, что мужчину охватывает сомнение в его, мужчины, адекватности.

17. Доказано, что, как бы обоснованно ни было это сомнение, мужчина перестает сомневаться в себе в течение 15 секунд (плюс-минус три секунды в зависимости от темперамента).

18. После того, как последнее опаривание завершено, мужчина в 90 процентах случаев обнаруживает, что неопаренным остался один носок.

19. Этот носок получает прозвище "самого сирого и пидструковатого" и, как правило, выбрасывается за ненадобностью. В частности, поэтому количество носков со временем убывает (см. 2).

20. Судьба носка, парного к неопаренному, обычно остается невыясненной. В 35 процентах случаев мужчина обнаруживает его под подушкой. Объясняется это тем, что однажды холодной ночью, когда мужчина спал в носках, ему стало жарко и он бессознательно стянул с ноги один носок.

21. Носки составляют неотъемлемую часть жизни любого мужчины и любой ближайшей к нему женщины (иногда - не одной).

22. О носках можно говорить бесконечно.

23. О том, о чем нельзя говорить, следует молчать.

angels-chinese
О, да! Вопль: "Где мои носки?! Зачем ты их стираешь, я их на пол специально положил, чтобы надеть!"
Хотя мой муж покупает сам сразу десяток одинаковых пар - пять светлых, пять черных. Ну и опариванием занимаюсь, как правило, я, потому что мне проще самой собрать чистые носки и выбросить дырявые, чем доказывать, что это необходимо сделать. Куда девается парный носок - загадка загадок. Не иначе, правда стиральная
машинка жрет как лакомство.

---

Гальтарские древности

Перечитывала я недавно "Графа Нулина" и вспомнила, разумеется "Лукрецию", которую Александр Сергеевич так славно переосмыслил.
Меня давно интересует один вопрос. Пушкин писал, что на создание поэмы его подвигла простая мысль, если бы Лукреция дала Тарквинию пощечину, не изменило бы это историю Рима (и всего человечества)? Я недоумеваю, он в самом деле полагал, что пощечиной можно было остановить римлянина 6-го века до нашей эры, с плещущим из ушей тестостероном? Это же не рафинированный дворянчик века 19, который по два часа на маникюр тратит, это парень, который живет в полувоенном поселении, где основанием для занятия государственной должности является количество и эффектность полученных в боях шрамов. (Завязка "Кориолана" рассказывает об этом милом обычае, потрясающая пьеса, если рассматривать ее с точки зрения детских психотравм и их последствий для окружающих). Граф Нулин получил пощечину и слился. Хм, получил-то от дворянки, пусть и провинциальной, а если бы ему дворовая девка заехала? Тарквиний к Лукреции с ножичком вообще-то пришел.
Так вот, не кажется ли вам, что история Беатриссы Борраска это своеобразная деконструкция Лукреции от ВВК. Подвергшаяся насилию женщина требует наказания обидчика и указывает на ближайшего родственника правителя (брата анакса/царского сына). Молодой человек известен буйным нравом и сексуальной невоздержанностью, так что ее слова вполне убедительны. Жертва дочь одного из знатных аристократов (эориев/патрициев) замужем за аристократом, военачальником, человеком с очень хорошей репутацией, известна скромностью, добродетелью и прочими качествами, отличающими ее от остальных дам (Василика - любовница Ринальди/разгульные жены патрициев). Гражданское общество, состоящее тогда из "лучших" людей, читай, аристократов с оружием, возмущено и требует сурово наказать насильника. Если в Риме династию Тарквиниев снесли, установили республику (причем первыми консулами стали муж покончившей с собой Лукреции и его дружок Брут). В Гальтаре Беатриса жизни себя не лишила, она, оказывается, являлась любовницей действующего анакса и разыграла всю комедию, чтобы объяснить мужу внеплановую беременность и заодно освободить любовника от претендента на престол; однако такой шикарный план поломали мистические твари, затейник Эридани погиб, Ринальди получил спецзадание и блок на память, а Беатриса вернулась к мужу и жила с ним долго и счастливо. Анаксом стал единственный оставшийся в семье юноша, тяжело больной и к продолжению рода неспособный, после его смерти Раканов на троне не было.

@темы: "ОЭ"

---

Рокэ Алва - стратег и управленец. Заключение.

Из всего вышеизложенного я могу сделать единственный вывод. Если Рокэ Алва стратег и управленец, он ставит перед собой разумные цели и предпринимает действия для их достижения. На протяжении десяти лет Рокэ Алва сделал все, для того чтобы Альдо Ракан узурпировал престол. Он последовательно пресекал расследование антиправительственной деятельности. помогал мятежникам, способствовал их концентрации в Агарисе и дискредитировал власть Олларов.
Можно предположить, что после покушения на Винной улице Рокэ Алва получил в свое распоряжение письменные свидетельства о заговоре с целью убийства, но не дал им ход. Вероятно, он рассчитывал на некие действия заговорщиков. Однако его подвел герцог Придд, который не поддержал мятеж зятя Карла Борна. Сблизившись с Юстинианом, Рокэ понял, что тот не собирается бороться против Олларов. Таинственная смерть графа васспарда вполне могла оказаться следствием его неосмотрительности, не зря же Рокэ не предпринимал никаких действий для расследования и мести. Мятеж Окделла и Эпинэ Алва старался погасить с наименьшими потерями для бунтующих аристократов. Герцог Эпинэ сохранил все возможности для нового восстания, юный герцог Окделл оказался под влиянием антиправительственных сил. Когда наследник Эпинэ попал в руки Рокэ, тот отправил его в Агарис к Альдо Ракану, так же как Ричарда Окделла. в армии ключевые позиции получили люди либо настроенные антиправительственно, либо готовые изменить присяге за деньги. В Лаик заправлял человек, мастерски дискредитирующий легитимную власть. Убедившись в нежелании Приддов бунтовать Рокэ намекнул кардиналу на желательность их уничтожения, его ближайший сторонник Лионель савиньяк выразил прямое согласие на эти действия.
Вероятно, Рокэ Алва принял решение свергнуть династию Олларов, однако, неосмотрительно данная клятва первого Маршала не позволяла ему действовать открыто. Вероятно, правду о своем происхождении он узнал уже после ее принесения, и именно тогда стал действовать активно. Сперва он рассчитывал использовать Приддов, но его подвел Юстиниан, которого пришлось устранить. Придды не зашевелились, и Алва принял решение истребить их под корень руками Сильвестра. Рокэ аккуратно подталкивал Дика в объятия Катарины и Штанцлера, недалекий юноша полностью оправдал его ожидания. Герцога Окделла удалось отправить к Альдо Ракануц, при котором уже был наследник Эпинэ. Провинция взбунгтовалась, и Альдо победным маршем дошел до Олларии, принимая под свою руку целые воинские подразделения. увы, Рокэ попался в ловушку своей клятвы - Фердинанд оставался живым. Алва застрял в Багерлее, пока марсель не решил проблему с королем. В резуцльтате Фердинанда Оллара нет, Альдо Ракана, который расчистил политический ландшафт тоже, Рлкэ Алва может устанавливать какие угодно порядки. Стратегически он выиграл.

@темы: "ОЭ"

---

Рокэ Алва - стратег и управленец. Акт 4. Работа с мятежниками.

Одной из главной задач центральной власти Талига была борьба с мятежами региональной знати, что характерно и для земной истории соответствующей эпохи. Особую прелесть ситуации придает то обстоятельство, что мятежные феодалы и государственные чиновники - это одни и те же люди. Генрих Наваррской боролся с королевской властью, по факту отрывая от Франции юго-запад, и утверждал ее, когда сам стал королем. Вот и в Кэртиане герцог Эпинэ, непримиримый бунтовщик, был генералом Талига и членом Регентского Совета королевы Алисы, герцог Придд служил супремом, герцог Окделл воевал в рядах Талигойской армии. Похоже, первоначально мятежники выступали за возвращение власти Алисе Дриксенской и перераспределение полномочий в свою пользу, со временем, по мере старения Алисы, они переориентировались на прежнюю династию и соседние государства. Герцог Придд никогда не выступал против Олларов открыто, но был осведомлен о противоправительственной деятельности и был одним из организаторов покушения на убийство Рокэ Алва. Окделл и Эпинэ находились под подозрением, однако, им не помешали собрать войска и начать восстание против королевской власти. Рокэ Алва разбил военные силы мятежников, однако, феодальные владения старой знати оставались источником их силы и власти. Казалось бы, простой план - обвинить в бунте, измене, лишить прав и владений, конфисковать земли в Эпинэ и Надоре. Вместо этого Рокэ Алва вызывает на дуэль Эгмонта Окделла и убивает его, новым герцогом становится малолетний Ричард Окделл, а его опекуном Эйвон Ларак, несмотря на то, что знал о мятеже и всячески помогал своему родственнику. Похоже, Лараку никаких обвинений предъявлено не было.
Еще более удивительно, что не был осужден Анри-Гийом Эпинэ. Он был оставлен под надзором губернатора провинции по совместительству родственника, жаждущего заполучить его земли, однако, не лишился титула и прав на владения Эпинэ. Вопрос о его наследнике оказался подвешен, вроде бы единственный оставшийся в живых внук был государственным преступником, находящимся в изгнании, но юридического решения исключившего для него возможность вступить в наследство принято не было. В последних книгах раскрывается подоплека таких половинчатых мер в отношении Эпинэ, Алва и Савиньяк намеревались вернуть Робера в Талиг, воспользовавшись правом Бергмарка давать убежище и возможность искупить вину кровью на северных границах. Идея на первый взгляд очень неплохая, Робер никогда не был идейным противником Олларов и мечтой о собственном независимом государстве не страдал. Однако вызывает недоумение тот факт, что за пять лет никаких действий для реализации проекта предпринято не было. Никто не навестил Робера в Агарисе, никто не связался с Жозиной. А ведь Жозефина, урожденная Ариго была родной тетей королевы! Эта женщина, потерявшая любимого мужа и трех сыновей, вряд ли отказалась бы от возможности вернуть последнего ребенка, обеспечить ему спокойную благополучную жизнь. И выйти на нее можно было легко через Арлетту Савиньяк. Тем не менее, никто ничего ни Роберу, ни его матери не предлагал. А надзор за старым герцогом был столь суров, что он сумел подготовить восстание! В его замке был оставлен гарнизон, главой которого был назначен обиженный властью боевой офицер, находящийся на прямой связи с Штанцлером. Старый герцог имел возможность связаться с недовольными дворянами провинции и координировать их действия. Право слово, удивительно, что он родича на свою сторону не склонил, пообещав брак внука с его старшей внучкой и статус Первого Дворянина в независимой Эпинэ.
В ходе саграннской компании Робер оказался в плену у Алвы, что подтверждало активное вмешательство альдо Ракана в противоталигойскую деятельность. Казалось бы, замечательная возможность вернуть Робера в Талиг, перевербовать, надавить на сыновние чувства, сделать предложение, от которого он не сможет отказаться. Но нет! Алва отправляет пленника в Агарис, не иначе для того, чтобы усилить позиции Альдо Ракана. Для агарисского претендента Робер чрезвычайно важен - он обеспечивает лояльность герцогства Эпинэ.
Ситуация с Окделлами еще более занимательна. Рокэ Алва вызвал на дуэль командующего армией мятежников Эгмонта Окделла. Если исключить версии о том, что он таким образом пытался совершить суицид, у мероприятия была единственная цель - сохранить Надор за Окделлами. Так как Эгмонт не дожил до суда и конфискации, его сын вступил в наследство. Если королевская власть в лице Первого Маршала и кардинала намеревалась заменить мятежного герцога на послушного следовало бы предпринять некоторые меры: открыть дело против Эйвона Ларака, назначить лояльного короне опекуна, обручить Ричарда и его сестер с представителями лояльных Олларам семей. Однако Лараку никаких претензий предъявлено не было, он стал опекуном юного герцога Окделла, единолично ответственным за дела герцогства. Из-за слабости его характера и воспитанием сына, и Надором распоряжалась вдовствующая герцогиня Окделл. Вездесущий Штанцлер был на связи.
В шестнадцать лет Ричард Окделл прибыл в Лаик, и вопрос о владениях Окделлов стал как никогда актуальным. По-прежнему было два варианта - приручить герцога, связать его брачными и иными обязательствами с лояльными Олларам семьями, либо ликвидировать, передав Надор в цельном виде вместе с сестрой, либо раздать по частям. Казалось бы, Рокэ Алва выбрал первый - он взял Ричарда в оруженосцы, спасал ему жизнь, однако, успеха не добился. Окделл безоговорочно доверял Штанцлеру и под его влиянием попытался Рокэ отравить. Тем самым он подарил Алве великолепную возможность наконец избавиться от канссильера. Предъявить обвинение в убийстве Окделлу, арестовать Штанцлера, и пусть бы старый больной человек умер в Багерлее, унеся с собой компромат на королеву! можно было радикально решить вопрос о Надоре - просто убить Окделла на дуэли, в конце концов Алву не смутил юный возраст Эстебана, почему же Дика он должен щадить? Рокэ отправил актуального герцога Окделла в Агарис к Альдо Ракану. Теперь у претендента на талигойский престол было два Повелителя, два герцога, обеспечивающие лоялльность своих провинций. По-моему, это неприкрытое приглашение к интервенции.
Самое интересное, взаимоотношения Рокэ Алва и Приддов. Рокэ не пустил в ход признание Лансара, и Вальтер Придд сохрани свои, владения и государственную должность. Но замалчивание стоило жизни Арно Савиньяку, ведь, если бы Карлу Борну было предъявлено обвинение тогда, он не смог бы поднять бунт. Позже Алва сблизился с Юстинианом графом Васспардом, который проникся обаянием его личности настолько, что агитировал младшего брата и всерьез намеревался перетянуть на сторону света отца. Юстиниан погиб при невыясненных обстоятельствах, и его друг Рокэ не сделал ничего, чтобы выяснить правду и наказать убийц. Он никогда не пытался завязать контакты с младшим братом Юстиниана, которому предстояло стать герцогом Приддом. Более того, он недвусмысленно намекнул кардиналу Сильвестру, что Приддов не плохо бы извести. Сильвестру подобные идеи были близки, он все подготовил для их реализации.

@темы: "ОЭ"

---

Менвиты

Я нашла своего Мон-Со.
Актер Роберт Эдди в образе Гая Гисборна.



Гван-Ло.

В ранней юности.

Когда учил менвитов колдовству и захватывал власть.

Когда порабощали арзаков.

Когда отправляли экспедицию на Беллиору.

В дальнейшем.

К возвращению "Диавоны"

Настоящий Гван-Ло в момент предельной открытости.

@темы: "Рамерия"